– Мне нужно прочитать свидетельские показания, Эндрю, особенно сейчас, когда мы изменили порядок опроса свидетелей.
– Брук…
– Не могу, – извиняющимся тоном сказала Брук. Она не отказывала конкретно ему, она отказывалась от подобной ситуации. Она надеялась, что он все знает и понимает ее.
– Ладно. – Эндрю рассмеялся тихо, без усилий. – Увидимся в зале суда.
– Да. – «Хорошо, что он действительно все знает». – Спокойной ночи, Эндрю, – тихо добавила Брук.
Брук услышала в отдалении звук сирен. Была почти полночь. Звук сирен, полночь и чересчур жаркая, влажная погода сентября навалились на нее одновременно.
Но теперь звуки сирен слышались ближе. Брук выглянула из окна и увидела патрульные машины полицейского управления Нью-Йорка, две машины «скорой помощи» и бригаду врачей, входящих в дом, где находилась ее квартира. Она наблюдала, как люди в униформе ринулись внутрь.
Брук быстро сняла халат и надела джинсы, светлую хлопчатобумажную блузку и тапочки для тенниса. Коридор перед ее квартирой был заполнен другими жильцами дома: некоторые из них спешили на место преступления, а другие шли медленно, неохотно, но не в силах сдержать любопытство.
К тому времени, когда Брук добралась до нужной квартиры, двумя этажами ниже, она слышала только одно слово, его произносили – шепотом, еле слышно, с визгом – снова и снова: убийство.
Дверь в квартиру была распахнута, но вид внутренней части полностью загораживали полицейские.
Брук знала женщину, которая жила в этой квартире. Белинда Казинз была всего на несколько лет моложе Брук. Ей принадлежало управляемое ею же известное рекламное агентство на Мэдисон-авеню. Белинда и Брук относили белье в прачечную в одно и то же время – в одиннадцать часов вечера по пятницам. «Где же достойные мужчины?» – смеясь, спрашивали они друг друга. Они обсуждали, насколько безопаснее жить здесь, в недорогом, не очень-то охраняемом здании, чем в роскошном пентхаусе на Пятой авеню. Правда, у Брук не было другого выбора, зато у Белинды был.
Брук подошла к одному из офицеров полиции.
– Я Брук Чандлер из окружной прокуратуры. – Брук улыбнулась, вспомнив о своих потертых джинсах и взъерошенных волосах. – Я здесь живу, – объяснила она. – Могу я войти внутрь?
– Если хотите, мэм, мисс Чандлер. – Полицейский отступил в сторону.
– Не пускайте ее сюда!
– Ник, – прошептала Брук. Она узнала его голос и увидела его – его спину, – наклонившегося над чем-то.
Импульсивно она направилась к нему.
– Уходи отсюда, Брук! – прошипел Ник через плечо.
– Ник, я… – промолвила Брук. Предостережение Ника запоздало. Она уже стояла посреди забрызганной кровью комнаты. И хотя Ник пытался защитить ее и не дать ей увидеть то, что видел сам, заслонив своим телом искалеченный труп ее подруги, Брук увидела достаточно.
– О Господи, – тихо промолвила Брук, невольно закрыв лицо руками.
Ник не мог подойти к Брук. Он не мог допустить, чтобы, она увидела лицо, вернее, то, что было когда-то лицом Белинды. Ник даже не мог обернуться; он только мог слышать возглас Брук за своей спиной.
– Ник!
– Возвращайся назад в свою квартиру, Брук, – поспешно прошептал Ник. – Пожалуйста.
– Я знаю ее, Ник. Ты можешь ей помочь, ведь так?
– Боже мой, кто-нибудь, пожалуйста, выведите ее отсюда! – сердито рявкнул Ник через плечо.
Прошло три часа, прежде чем Ник смог покинуть место преступления. Ему нужно было все увидеть и обдумать по горячим следам. Ник должен искать улики на этой бойне. Еще ему необходимо справиться с собой, прежде чем он встретится с Брук.
Ник увидел полоску света под ее дверью. Конечно, она не сможет заснуть. Да и кто бы смог? Ник размышлял, ждет ли она его…
– Брук, – тихо позвал он, не постучав в дверь.
– Ник?
– Да.
Брук нерешительно открыла дверь. Она была напугана. Как только Брук увидела Ника, она открыла дверь шире.
– Ник, – прошептала она. Ее темно-синие глаза наполнились слезами.
Ник чувствовал себя почти так же беспомощно, находясь всего в двух шагах от Брук, как чувствовал себя три часа назад, когда не мог пошевелиться, чтобы Брук не увидела искалеченного тела Белинды Казинз. И сейчас Ник просто открыл свои объятия, и Брук с благодарностью припала к его груди. Когда Ник обнял ее, чувство беспомощности исчезло. Брук прильнула к нему, уткнувшись лицом в грудь, и заплакала. Ник гладил ее по прекрасным каштановым волосам, успокаивая ее и мечтая стереть ужасную картину из ее памяти.
Когда Брук, наконец, освободилась из его объятий, Ник почувствовал пустоту. Он нуждался в том, чтобы его тоже утешили. Она принесла ему успокоение, даже сама не подозревая об этом.
– Это был он, да? Маньяк, появления которого ты так боялся?
– Думаю, да, – сказал Ник. Он был уверен в этом. – Почему ты спрашиваешь?
Брук колебалась.
– Я помню, каким тоном ты говорил со мной, когда убили Памелу Роудз. Словно ты видел что-то такое ужасное, что не передать словами. Что-то похожее на это.
– Там было то же самое, – сказал Ник. «Возвращайся в мои объятия, Брук. Позволь мне обнимать тебя».
– Я приготовила кофе.
– Уже три часа ночи. Ты не собираешься утром идти на работу? Например, часа через четыре или пять?
– Нам хватит кофе на четыре или пять часов. Нам обоим, – спокойно ответила Брук.
Ей не хотелось оставаться одной.
Брук и Ник разговаривали до рассвета, пока не пришло время встретить новый день.
После того как Ник взял обещание с Брук, что она установит на двери глазок, – он надеялся, что управляющий домом уже работает над этим вопросом, – и щеколду, они не обсуждали ни убийство, ни преступления, ни работу, ни юридические проблемы. Вместо этого они разговаривали о его литературном творчестве, о его опубликованном коротком рассказе, о новой истории, которую он начал писать, а еще о книгах и пьесах, о фильмах и о песнях. И немного рассказы вали друг другу о своей жизни.
И как раз перед тем как осеннее солнце окрасило в желтый цвет небо над Манхэттеном, когда высохли слезы Брук и она чувствовала себя уже слишком усталой, чтобы контролировать себя, а еще ей было просто необходимо выговориться кому-то, и поскольку их навеки связали воспоминания об увиденной мертвой женщине, Брук призналась Нику, как она разозлилась на свою пустоголовую, эгоистичную, бесчувственную сестру за то, что та причинила боль Чарлзу Синклеру.
«Ты бы не стала так переживать насчет того, что Мелани закончила любовный роман, Брук, – думал Ник, – если бы ты так сильно не переживала за ее любовника».
На этот раз крови было меньше. У меня получается лучше – в результате практики достигается совершенство. Эта умоляла меня так неистово!!! Я терпеливо объяснил ей, что это не моя вина. У меня не было другого выбора! Другая женщина подписала ее смертный приговор. Не думаю, что она поверила мне. По край ней мере на этот раз было меньше крови.
