– О! Уверяю, портрет недостоин вас! – с искренней пылкостью ответил Морис. – Чтобы написать вас такой, какая вы на самом деле и какой я себе представляю, надо быть гениальным, а у меня ничего нет, кроме любви и таланта. Увы! Очень небольшого.
Он подвел ее к мольберту[92]. Спутница девушки села на диван и занялась чтением журнала, чтобы не мешать молодым людям поговорить.
Они рассматривали незавершенное полотно.
– Неужели я должна вам говорить, что это прекрасная работа? Неужели вы сами этого не видите и сомневаетесь в своем истинном таланте? Мне кажется, вы были увереннее, когда помещали на выставках свои восхитительные пейзажи, ими я любовалась, еще не будучи с вами знакома, – говорила Сюзанна с такой искренностью, что Мориса прямо-таки распирало от радости и гордости.
– Это было потому, что в ту пору я вас не любил, Сюзанна! Тогда вы еще не позволяли мне вас любить.
– Не хватает только того, чтобы вы меня полюбили еще не увидав, – весело смеясь сказала девушка.
– Я не то хотел сказать…
– Так объясните почему.
– Потому, что, не зная вас, я был уверен в себе, как человек, которому нечего терять.
– Кажется, понимаю, – смеясь еще веселее, сказала девушка, – это вроде как в сказочке Лафонтена[93] «Сапожник и богач». А теперь вы обладаете сокровищем, боитесь его потерять, и оно отнимает у вас уверенность в вашем мастерстве?
– Смейтесь!.. Шутите надо мной… Я вам припомню. Мое сокровище – это вы… молодая, красивая, счастливая, богатая, знатная… Это вас боюсь я потерять… вернее, оказаться недостойным. Надо обладать большим, чем обыкновенный, талантом, чтобы осмелиться просить вашей руки у вашего отца и надеяться на его согласие… чтобы вы стали женой простого художника Мориса Вандоля. У вас самой тоже, может быть, есть предрассудки вашего сословия. Если бы у меня был выдающийся талант, я бы стал богат и знаменит, и тогда, может быть, ваш отец не посмотрел бы на то, что я не знатен. Вот почему, моя любимая, у меня нет уверенности в себе.
Взволнованная и растроганная искренними словами Мориса, девушка с нежной улыбкой говорила ему:
– Надейтесь, друг мой, надейтесь… ведь я вас люблю, всей душой люблю.
– Сюзанна! Как вы добры ко мне, как я обожаю вас! В вашей любви вся моя жизнь… мое будущее… моя гордость…
– Я не знаю, поступаю ли я хорошо, с точки зрения света… Я от него так далека… Я не знала своей матери… Я бы спросила у нее… Она, наверное, была добрая… Я спрашивала у моего сердца, и оно говорило мне, что такая любовь, как наша, – это честное, законное и дозволенное чувство.
– Вы знаете, что моя мать нашу любовь одобряет, ваша достойная родственница мадам Шарме ей сочувствует и помогает нам видеться… О! Как мне хочется, чтобы поскорее вернулся ваш отец… Он все еще в Италии?
– Да.
– И долго еще там будет?
– Ничего не знаю. Обычно его отлучки продолжаются около трех месяцев, иногда дольше. Он прекрасный человек, но весьма и весьма светский, он ни за что на свете не пропустит сезона в Италии. Он очень любит меня, балует, исполняет все мои маленькие желания, относится ко мне как к избалованному ребенку. Он человек высокой культуры, он оценит ваш талант художника, признает как аристократа искусства и мысли… Такая аристократия не ниже аристократии сословной. Он вас полюбит…
Морис, слушая, с увлечением работал над портретом. Голова была уже почти закончена, она не только изумительно походила на оригинал, но и была сработана с таким мастерством, что любой знаменитый живописец не постыдился бы поставить на холсте подпись.
Морис смотрел на девушку нежным взглядом влюбленного и художника, и душа ее волновалась от этого взгляда. Сюзанна становилась более обычного прекрасной. Она отдавалась счастью их ежедневных свиданий, что стали главной, если не единственной радостью ее жизни.
Часы пролетали для них незаметно, и оба не слышали, как на башне Обсерватории пробило двенадцать.
Мадам Шарме, уже успевшая не один раз перелистать иллюстрированный журнал, быстро встала с дивана, покашляла и проговорила:
– Пойдемте, Сюзанна, пора возвращаться в монастырь, завтрак ждет нас. До завтра, месье Морис.
– Как! Уже пора! – воскликнул огорченный художник. – Разве уже двенадцать? Часы Обсерватории, наверное, врут. Но вы сегодня опоздали на четверть часа, значит, вы мне их должны.
– Правда, до прихода к вам мы заходили к портнихе, она живет напротив монастыря Визитации. И я забыла вам сказать об одной вещи, поразившей нас обеих, не правда ли, мадам Шарме? Есть ли у вас здесь копия портрета, что выписали для князя Березова?
– Да, он у меня, дорогая Сюзанна, но почему вы о нем спрашиваете?
– Потому что портниха, у кого мы были в скромной квартире на улице Мешен, похожа на этот портрет до такой степени, что мы обе были несказанно удивлены.
Вандоль принес портрет, который поразил Сюзанну прелестью изображенной женщины, когда она впервые увидела его в мастерской своего поклонника. Тогда Сюзанна почти не поверила, что на свете может существовать такая красавица, спрашивала у Мориса, кто она, и тот рассказал известное ему из истории Жермены. Правда, он не знал прошлой жизни девушки, не знал, почему она бежала топиться, когда ее увидел и спас Березов.
Обе женщины посмотрели на изображение и сошлись на том, что сходство совершенно удивительное, это несомненно женщина, виденная ими на улице Мешен.
– Этого не может быть, – сказал Морис.
– Друг мой, в Париже не может быть двух таких женщин, – заявила Сюзанна. – Уверяю вас, что оригинал живет на улице Мешен.
– А я повторяю вам, дорогая Сюзанна, что этого не может быть, потому что оригинал находится сейчас вместе с князем в Италии.
– Это, конечно, убедительно.
– А если князь Березов уже вернулся бы в Париж, мне первому об этом стало бы известно. Я его лучший друг, мы время от времени переписываемся, что довольно редко в нашем мире, где каждый живет для себя, не интересуясь тем, как существуют другие.
– Тоже убедительный довод, и все же подобное сходство мне кажется странным. Знаете ли, скажу вам, раз вы знакомы с подругой князя Березова, пойдемте на днях вместе со мной к портнихе на улицу Мешен, и вы тогда сами увидите.
– С радостью, дорогая Сюзанна.
ГЛАВА 16
Великосветский лев в Париже и предающийся наслаждениям бандит в Италии, начисто лишенный совести и чести, жестокий, умный, хитрый граф Мондье, покоритель и мучитель женщин, любил за всю жизнь только одну из них – свою дочь, прелестную и скромную Сюзанну, любил до обожания.
При этом она ничего, в сущности, не знала о том, каков на самом деле отец, с нею бесконечно добрый, ласковый, щедрый и, думала она, глубоко порядочный.
