Другие сами оскопляют себя для Царства Небесного. Кто может вместить, вместит.
Евнух. Кастрат. Боже, неужели и он такой? Он поставил чашку и встал из-за стола. Одновременно с ним поднялась еще одна женщина, и они столкнулись. Изящной рукой она ухватилась за его рукав, чтобы удержаться на ногах.
На краткий миг он затаил дыхание: женщина напомнила ему сестру Гидеон — манера держаться, изгиб скул, спокойная уверенность во взгляде. В то же мгновение он понял, что это лишь иллюзия — перед ним была просто незнакомка.
Оба рассмеялись и рассыпались в извинениях. Майкл заплатил по счету и вышел. Там, снаружи, шагая по теплым вечерним улицам, он наконец смог понять, почему история с Кейт Доуни стала так важна для него.
Он еще раз наведался на улицу Дюрант, правда, безрезультатно: никто не ответил на его звонок. Он походил по тротуару. Время близилось к полуночи, усталость сморила его, и он вернулся в пансион миссис Вильямс.
Рано утром его разбудил стук в дверь — ему звонили по телефону. Полусонный, в пижаме, он спустился вниз. Из столовой доносился аппетитный аромат поджаренных тостов, на лестнице пахло лимонным освежителем воздуха.
— Да, она звонила десять минут назад, — говорила Фрэн Дьюзбери. — Мы договорились о встрече. В скверике при торговом центре, в одиннадцать. Вы легко найдете это место. Мы будем ждать вас на скамейке. Идет?
Глава 27
В то утро на свободной, огороженной бортиками площадке у торгового комплекса Броадмэд расположилась небольшая ярмарка. В торговых павильонах продавали сахарную вату и бижутерию ручной работы. В окружении павильонов маленькая старомодная карусель выводила унылую бесконечную мелодию шарманки. Разноцветные лошадки с огромными черными глазами, раздувая ноздри, скакали вверх-вниз на прозрачных леденцовых перекладинах, а дети, ухватившись за поводья, заходились восторженным визгом. Неподалеку он заметил ее, одиноко сидящую на скамейке.
Ощутив на себе его взгляд, она оторвалась от газеты и вскинула голову, поймав круглыми стеклами очков солнечный луч. Майкл не успел разглядеть ее глаза. Да это и не имело ровным счетом никакого значения, он бы узнал ее всюду. Даже если бы она, подобно Саре, не устроилась на краешке скамейки, неосознанно оставляя место для другой, невидимой спутницы, он узнал бы ее. Вылитая сестра Гидеон, только одета иначе — женственно, в бледных тонах. То же самое лицо, только в обрамлении длинных волос. Тот же самый рот, робкий и плотно сжатый. Но в следующую долю секунды он мог отчетливо сказать, в чем они были разными. Кейт выглядела старше своей сестры, на лице — печать напряженного ожидания и тревоги. Ничего удивительного, этого следовало ожидать. Сестра монахини и одновременно исчадие ада во плоти. Убийца-садистка. Осужденная на пожизненный срок.
Он подошел ближе. Нетерпение и жажда активных действий привели его в Броадмэд раньше назначенного времени. Фрэн Дьюзбери еще не появилась. Майклу казалось неловким подойти к Кейт, не дождавшись ее.
Она была другой. В ней не было и намека на ту прозрачную хрупкость, что так тронула его сердце. Сидящая на скамейке молодая женщина обладала большей жизненной силой, цвет ее кожи был более темным. Там, где у сестры Гидеон скулы и подбородок были затянуты накрахмаленным белым платом, у Кейт разметались пышные кудри.
Ее ноги были стройными и длинными, ногти на ногах окрашены в неожиданно яркий, кокетливый красный цвет.
Она сняла очки, чтобы взглянуть на него. Он тут же узнал напряженный, отрешенный взгляд светло-карих глаз с неповторимыми золотыми бликами. Это были в точности глаза сестры Гидеон, настолько похожие, что ему почудилось, что она сейчас встанет и поздоровается с ним.
Но если глаза Кейт и были точь-в-точь как у Сары, то, что читалось в них, было другим. За спиной этой молодой женщины остались годы страданий и лишений, километры бетонных коридоров и железных решеток, тусклый свет карцера и надзиратели со связками ключей. Немудрено увидеть в них враждебность, физически ощутить напряжение и в манере, и в осанке.
Мимика и жесты способны многое рассказать о человеке.
Она нехотя поставила на тротуар бутылку «Перье». Не сводя с него любопытных глаз, она дотронулась пальцем до губ — любопытное движение. У нее был рот сестры Гидеон — слегка пересохшие, как у ребенка, губы. Он был настолько близко от нее, что мог различить сморщенную полоску шрама на полной нижней губе.
Он не мог не заметить, что в остальном в ней не было ничего детского. Ставя бутылку, Кейт наклонилась слишком низко, так что ткань ее легкой кофточки резко распахнулась. Под ней ничего не было.
В этот краткий миг Майкл взглядом сверху вниз коснулся молочно-белой плоти ее груди с угадывающимися темными кругами сосков. Ответная боль внизу живота была сладкой и мучительной. Он в смущении отвернулся, устыдившись своих ощущений.
Злость на себя, злость на низменные инстинкты своего тела тут же была обращена на Кейт. Да что она о себе воображает? Один ее вид был способен вывести из себя кого угодно: все вокруг переживают, с ног сбились, столько времени потрачено на ее поиски, а ей и дела нет, сидит себе на солнышке, почитывает газету, попивает водичку и горя не знает. И, что самое обидное, цела, здорова и невредима, в то время как родная сестра стоит одной ногой в могиле.
Он вовремя спохватился, что ее ни в коем случае нельзя отталкивать. Она нужна ему в качестве союзницы, ему во что бы то ни стало нужно войти к ней в доверие. Иначе столько времени и сил пойдут прахом. Наконец-то она перед ним. Он подошел к ней.
— Кейт, — обратился он к ней. — Слава богу, я тебя нашел.
В очках для чтения ей не сразу удалось разобрать черты его лица — она разглядела лишь его темные густые волосы, но она сразу отметила его появление в парке и обратила внимание на легкое прихрамывание.
Фрэн Дьюзбери сообщила в телефонном разговоре, что некий святой отец ищет встречи с ней, поэтому она ожидала, что он окажется очередным социальным работником. Но мужчина в парке был совсем непохож на социальных работников, с которыми ей приходилось сталкиваться. Она сняла очки. Он остановился в некотором отдалении, не нарушая приличествующей случаю дистанции и не претендуя на ее личное пространство. На нем были джинсы и жакет поверх белой рубашки. У него были крупный, с горбинкой нос, очень темные глаза из-под низких бровей и умное лицо — лицо мыслящего человека. Одно в нем было ей до боли знакомо — властная уверенность. Кейт узнала ее с первой минуты.
Она не помнила его имени, что-то иностранное, похожее на название птицы. Она ожидала услышать чужестранный акцент, но собеседник изъяснялся на удивительно чистом английском. Его голос оказался красивым, мягким и глубоким.
