Однако какие мудрые люди меня окружают.
– Да, ребята, у меня есть сын. Я случайно сказала об этом Владу и очень жалею, потому что это была закрытая информация.
– Не вопрос, я закрыт, как бронированный сейф. А если только пожелаешь, то и Владислава твоего наглухо закрою, – моментально сориентировался адвокат.
– Не надо наглухо, постараюсь сама разобраться. Надеюсь, он не собирается давать интервью Первому каналу.
– Я точно никому не скажу, я могила, – взволнованно воскликнула Риммочка. – А если этот тюлень белобрысый станет трепаться, то и у него могила будет.
Ну, прямо сходняк головорезов! Я улыбнулась, но улыбка потухла после следующего вопроса Петра:
– А где сейчас твой мальчик?
– Он учится в Англии.
– Да? – поразился адвокат. – Уже учится? А сколько ему?
Я глубоко вздохнула. Дед бы сейчас сказал, что отрезать язык мне необходимо было ещё в младенчестве.
– Моему Реми через три недели будет пятнадцать, – ответила я, испытывая неожиданную гордость из-за того, что впервые громко и открыто говорю о Реми как о собственном ребёнке.
В кухне повисло напряжённое молчание, которое, спустя целую невыносимую минуту, нарушил Пётр:
– Э-э… я предлагаю обмыть эту замечательную новость. Риммочка, солнышко, пожалуйста, организуй нам кофейку… И-и-и покрепче.
ГЛАВА 28 Париж 2003-2004
Париж
Мой мальчик появился на свет в десять часов вечера. Он был совсем крошечный, но, главное, живой. Я услышала его слабое мяуканье, и всепоглощающая любовь к этому маленькому человечку росла во мне с каждой секундой, с каждым ударом сердца, пока не затопила разум. Я видела своего малыша совсем недолго, и теперь моё сердце разрывалось на части от нахлынувшей любви, от дикой тоски и парализующего страха. Я даже не представляла себе, что можно так сильно любить и настолько бояться.
– Умница, Диана, ты отлично справилась, – Демон держал меня за руку и ласково смотрел мне в глаза.
Ласково?
– Мой малыш, – проговорила я одними губами, но Демон меня услышал.
– За него не беспокойся, с Реми будет всё в порядке. Он обязательно выкарабкается, ведь он мой наследник, а значит, уже родился сильным и живучим. А к тому же врачам тоже дороги их жизни и поэтому у нашего Реми просто нет другого выхода, как только быстро поправиться и вернуться домой.
Реми. У моего мальчика уже есть имя, и оно мне нравится. Мой Реми. Я снова ощутила слёзы на висках и испугалась – ведь на меня смотрит Демон. Он заметил испуг в моих глазах и аккуратно вытер мне слёзы платком.
– Будем считать, что это слёзы радости, верно, малышка?
– Спасибо, – шепчу я.
– И тебе, маленькая Эсмеральда, спасибо за нашего Реми. Ты скоро поправишься и сможешь его увидеть, а наш парень пока будет усиленно отъедаться, чтобы не пугать тебя своим тщедушным тельцем. Сейчас в нём кило триста, а врачи говорят, что для двадцати восьми недель это прекрасный вес, и делают самые позитивные прогнозы. Реми пока в специальном инкубаторе под круглосуточным наблюдением. Там он набирает то, что не успел, сидя внутри тебя. Эти мальчишки Шеро все торопыги. Твой отец тоже родился намного раньше срока, а потом вон какой вымахал, только серого вещества не добрал. Но зато тебя успел заделать – красавицу такую.
За все четыре месяца знакомства со своим дедом я ни разу не видела его таким благодушным. Слушала его и молчала, боясь спугнуть. А когда уходя Демон поцеловал меня в лоб, я снова чуть не расплакалась. Тогда мне показалось, что у меня снова появилась семья. Показалось.
*****
Доминик проводил со мной всё рабочее и свободное время. Ему, бедняге, страшно досталось от Демона, но, кажется, парня это не проняло, потому что сам он истязал себя гораздо сильнее. Он считал себя виноватым за каждый мой синяк, а их у меня на теле было великое множество. Но что поразительно, обошлось без переломов. А моя чугунная голова даже сотрясение не заработала. Не дай Бог, мы бы с Реми пострадали сильнее, боюсь даже предположить последствия для Доминика.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Через три дня после рождения Реми мне разрешили вставать, и теперь всё время я проводила рядом со своим малышом. Мой крохотулечный мальчик находился в прозрачном кувезе, который обеспечивал ему все условия, максимально приближённые к утробе матери – температуру, влажность, питание. Я бы и ночевала рядом с ним, но врачи беспокоились за моё здоровье, а если я их не слушала, то они тут же стучали на меня Демону и докладывали обо всех моих нарушениях режима. Демон не злился, но категорично заявил, что если я не стану слушать врачей, то он заберёт меня домой, а Реми останется здесь, пока полностью не поправится. Это сработало.
*****
Домой я попала только к Рождеству, а мой Реми пока оставался в больнице. Мне казалось преступлением встречать этот чудесный праздник без своего малыша, но Демон пообещал, что мы останемся жить на острове и будем ежедневно навещать нашего мальчика, пока он находится под наблюдением врачей. Ещё удивительно, что дед позволил мне целый месяц находиться в больнице вместе с Реми и даже пропускать занятия. Правда, он заставил меня учиться самостоятельно, и я старалась очень добросовестно.
Долгожданное Рождество прошло для меня, как в тумане. Я его даже не заметила. Спасал меня мой храм. Теперь я проводила там гораздо больше времени, чем раньше. и молилась за моего сыночка. Я выучила единственную молитву о сыне и читала её бесконечно. И, конечно, молилась своими словами и всей душой.
*****
В середине января мы вместе с Реми вернулись в наш замок, и второй этаж превратился в лазарет. Ребекка по-прежнему оставалась с нами, но кроме неё в доме поселились ещё двое специалистов по новорождённым малышам. А также появилась куча медицинской аппаратуры, даже для реанимации, и это меня пугало больше всего.
А возмущало меня появление в доме няньки для Реми. Я невзлюбила эту жабу с первого взгляда. Меня бесило в ней всё – от имени Хлоя до её толстых, как сардельки, пальцев на руках, которыми она трогала моего маленького мальчика.
Демон, само собой, не собирался поддерживать мой бунт. Он снова превратился в бездушного монстра, загрузил меня беспросветной учёбой и добавил предметы. Каждую свободную минуту я проводила с Реми. Мой малыш наел себе щёчки и заметно вырос. Я гуляла с ним по вечерам и укладывала его спать на ночь. Со мной Реми всегда быстро успокаивался и мне первой он улыбнулся. Хлоя сказала, что мой мальчик ещё не умеет улыбаться, а мне захотелось треснуть её в лоб. Это тебе, жаба пупырчатая, мой малыш не хочет улыбаться, потому что глядя на тебя можно только плакать.
Доминик пытался меня убедить, что я отношусь к Хлое слишком предвзято, и моя ревность мешает мне размышлять рационально. Ведь мне необходимо много времени тратить на учёбу, а ребёнку нужен постоянный уход и внимание. Разве могу я себе позволить не спать по ночам? Можно подумать, я спокойно сплю, когда мой мальчик ночью плачет. Но в чём-то Доминик, наверное, прав, но только чуть-чуть. Я смирилась уже с тем, что Реми всё же нужна няня, но в пользу Хлои не находила ни одного очка, меня по-прежнему бесило в ней всё.
Мы с Реми тянулись друг к другу, как цветок и солнышко, и меня страшно мучило, что мой малыш не сможет называть меня мамой. Когда я попыталась поговорить об этом с Демоном, он даже слушать не захотел мои доводы.
– В моей семье не будет незаконнорождённых ублюдков и малолетних шалав, рожающих в тринадцать лет. Ты моя дочь, а Реми мой сын, и он никогда не узнает, что поспособствовало его появлению на свет.
Меня даже не оскорбило сравнение с малолетней шалавой, скорее потрясло осознание того, что Демон прав – Реми действительно не должен узнать правду. Разве возможно выплеснуть на ребёнка именно такую правду. И даже если исключить насилие, то как ещё объяснить возраст матери? Мой мальчик должен гордиться своим происхождением. Какая же я глупая и недальновидная курица.
