Рейтинговые книги
Читем онлайн Перекресток утопий (Судьбы фантастики на фоне судеб страны) - Всеволод Ревич

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 140

Автором статьи был Герберт Уэллс, а была она написана в 1903 году. Но в чем-чем, а в склонности к коммунизму заподозрить Уэллса невозможно. Он, правда, называл себя социалистом, но я сильно опасаюсь, что его социализм ничего общего с нашим не имел. С Лениным они, как известно, друг друга не поняли, хотя Уэллс и отозвался о нем уважительно. Занятно, однако, что сам Уэллс всеобъемлющей позитивной утопии, контуры которой он столь уверенно излагает в цитируемой статье, так и не написал. Даже в самой позитивной из своих фантазий, в романе "Люди как боги" про общество утопийцев мы мало что узнаем. А ведь, как мы видели, идеи, каким, по его мнению, должно быть, общество будущего, у него были, конструктивные идеи. Почему же он не захотел воплотить их в художественной форме? Каков бы ни был ответ на этот вопрос, нельзя не пожалеть о том, что один из выдающихся мастеров жанра не показал людям, что у них еще есть шансы надеяться: добиваться счастливой и справедливой жизни можно и без того, чтобы одна половина, жаждущих счастья, уничтожала бы другую, жаждущую того же. Откуда же взялась поразительная общность мыслей у двух столь разных писателей? Означает она только одно: Ефремов написал вовсе не коммунистическую - в нашем смысле слова - утопию, хотя именно за это его взахлеб хвалили советские комментаторы, и опять-таки я в их числе. В меру сил он написал общечеловеческую утопию. Я не знаю, был ли он знаком со статьей Уэллса. В данном случае это не имеет значения: идеи Ефремова не заимствованы, налицо общность представлений. Как бы ни расходились мнения насчет будущего человечества /а главное путей к нему/, я все еще надеюсь, что пока еще значительную часть членов земного содружества составляют нормальные личности, которых Уэллс называет мыслящими и чьи головы заняты не тем, как бы отравить ни в чем не повинных пассажиров в токийском метро или тайком шарахнуть по противнику симпатичной мегатоннкой. И вот у них-то представления о том, какой должна быть нормальная счастливая жизнь в главных чертах обязательно совпадут. Статья Уэллса и роман Ефремова, разделенные полувеком /полувеком ХХ столетия!/ очень хорошо это доказывают. Если из "Туманности..." выбросить несколько ничего не значащих абзацев, в которых герои рассуждают о победе коммунизма во всемирном масштабе две тысячи лет назад, благоразумно не уточняя способов, которыми эта победа была достигнута, либеральный социалист Уэллс вполне мог бы поставить подпись под общечеловеческими настроениями ефремовской утопии, за исключением двух-трех мест. Мне даже кажется, что Ефремов недооценил открывающиеся перед ним возможности; при всем богатстве его воображения, ему не хватило сахаровской, если хотите, хватки и смелости. Но не будем забывать, что в 1956 году А.Д.Сахаров еще мастерил водородные бомбы, а мы считали, что именно 1956 год открыл дорогу роману Ефремова, в свою очередь распахнувшему ворота перед нашей фантастикой. Однако - по большому историческому счету - как раз после 1956 года генеральная утопия должна была выглядеть генеральней, простите за тавтологию. Вместо того чтобы бросаться защищать утопающий социализм, Ефремову следовало бы создать новую современную утопию, контуры которой набросал Уэллс. Ведь и Ефремов приближался к ним.

Теперь о двух разногласиях между Уэллсом и Ефремовым. В отношениях человека и природы Уэллс оказался дальновиднее Ефремова, высказавшись на сей счет совершенно определенно: "Сбросившая с себя гнет искусственности природа пышно расцветет и сделается величественнее, прекраснее, чем когда-либо. И с ней сольется человек, созданный ею, живущий ею". Ефремовское же общество во весь размах своих могущественных сил занято не столько сбережением природы, не столько слиянием с ней, сколько все той же распроклятой ее переделкой, ее облагораживанием, так, как они его понимают. Пройдет совсем немного времени после выхода "Туманности...", о скалы прогресса тяжело разобьются первые волны экологического кризиса, и человечество схватится за голову. Одна за другой появятся книги, не художественные, не фантастические - документальные, с отчаянными, как крик о помощи, заголовками: "Безмолвная весна", "До того как умрет природа", "Для диких животных места нет", "Серенгети не должен умереть"... Но Ефремов еще спокоен. Правда, у него уже не найти безмозглого фанфаронства, которое было в фаворе всего несколько лет назад: "На основе этого порочного вывода /неважно какого - В.Р./ делаются столь же неверные и другие: о необходимости для человека с благоговением относиться к природе, к ее "чудесам", а не бороться с природой, не подчинять ее человеку, не ставить ее на службу человеку". /С процитированной статьей С.Иванова мы еще столкнемся/. Восторгается и Ефремов: "Океан - прозрачный, сияющий, не загрязняемый более отбросами, очищен от хищных акул, ядовитых рыб, моллюсков и опасных медуз, как очищена жизнь современного человека от злобы и страха прежних веков". Неясно, почему Ефремов решил очистить только океан, почему бы не очистить заодно и сушу - от гадюк, крокодилов, воронья, не говорю уж о москитах, комарах, мухах... Какое счастье, что у людей до сих пор не было реальной возможности заняться ни морским, ни сухопутным геноцидом, а то бы и вправду "очистили", совершенно не отдавая себе отчета в трагических последствиях, к которым привело бы непоправимое нарушение экологического баланса. Впрочем, и здесь успехи достигнуты немалые. А по какому, собственно, праву человек уничтожает совершеннейших созданий с их миллионнолетней родословной? Разве кто-нибудь вручал ему мандат на владение Землей? И вообще, на сегодняшний глаз, ефремовская планета слишком ухожена, словно парк в Версале. Изящно, конечно, но грустно, что на ней не осталось диких, манящих, неподстриженных уголков, а живого тигра, и то сбежавшего из заповедника, можно повстречать разве что на заброшенном острове Забвения. Когда-нибудь человечество опомнится и постарается возродить первозданность нашей прекрасной планеты или хотя бы того, что от ее первозданности останется. Сейчас фантасты, конечно, спохватились, но просчет, допущенный Ефремовым, это не его личный просчет, экологическую угрозу проглядела вся мировая фантастика. Хотя если взглянуть пошире и выйти за рамки фантастики, то, может быть, старушке-литературе будет не так стыдно. Спасение природы зависит не только от законодательных или технических мер, но в первую очередь от успехов в воспитании гармонически развитой личности, для которой природа перестанет быть мастерской, а снова станет храмом. Но разве не эта мысль пронизывает огромное число произведений мировой литературы, разве в них уже давно не звучит постоянная нотка тревоги по поводу отрыва человека от взрастившей его среды, разве не они учат восторгаться этим единственным образцом красоты? До чего может докатиться /пока, к счастью, лишь умозрительно/ стремление к радикальному преобразованию природы, мы можем узнать из трудов К.Э.Циолковского, неожиданно, не правда ли, выплывшего в связи с обсуждаемой темой. Циолковский был канонизирован советской пропагандой как выдающийся представитель научной интеллигенции, если не прямо - об этом как-то умалчивалось - поддержавших советскую власть, то, во всяком случае ни в какие контроверзы с ней не вступавший и охотно вдыхавший тот фимиам, которым его усердно окуривали, фактически отстранив от большой науки. Его даже не удостоили чести стать хотя бы членкором АН СССР. Но что мы, собственно, о нем знаем? Да, Константин Эдуардович был ученым, математически обосновавшим идею полетов в космос с помощью реактивных приборов. А еще что? Пожалуй, только то, что ему принадлежит хрестоматийное высказывание о Земле как о колыбели человечества, но так как нельзя вечно жить в колыбели, то человеку предстоит в будущем расселиться по всему космосу. Лозунг, не противоречащий дальним коммунистическим наметкам, был взят на вооружение. Правда, вытанцовывание перед Циолковским несколько не состыковывалось с неодобрением звездных путешествий в книгах фантастов-современников, но мало ли в нашей жизни было противоречий. Именно таким - гениальным изобретателем и чудаковатым учителем физики из Калуги его талантливо сыграл Е. Евтушенко в фильме, который, как и многочисленные статьи о его герое, не имел ничего общего с действительностью. Циолковский прежде всего был религиозным мыслителем, представителем так называемого "русского космизма", близким по своим взглядам к эзотерическим изысканиям небезызвестной Е.П.Блаватской. И его статьи, высказывания - в том числе и по ракетам, а тем более о "колыбели" были лишь выдержками из главной книги его жизни: как человечеству достичь вечного блаженства с помощью Сверхразума или, говоря проще, Бога. У меня нет повода углубляться в мировоззрение Циолковского, но без такого предуведомления в ореоле столь беспорочной фигуры шокирующими показались бы его мысли насчет обустройства родной планеты, мысли, с моей точки зрения, полубезумного фанатика, но вполне лежащие в русле начатого не одним Ефремовым глобального переоборудования планеты. Ефремов /хорошо, что только в книге/ успел растопить полярные шапки, изменить климат, переселить население в Средиземноморье, ликвидировать "вредных" водоплавающих... Циолковский пошел дальше. По его предложениям, необходимо уничтожить "из чувства сострадания" "несовершенные" виды животных и растений, конкретно это означало ликвидацию всех /всех!/ земных млекопитающих и всю тропическую флору, распахав тропики под плантации. /То есть он добивался именно того, против чего отчаянно сражался умница и мечтатель А. Сент-Экзюпери, которого бросала в дрожь перспектива превращения планеты в огород/. Из растений на Земле останутся только полезные. Переделке подвергнется также состав атмосферы; разумеется, селекция будет проведена и среди людей. Чтобы подобные высказывания не показались моим преувеличением, вот его собственные слова: "Когда объединится человечество и будет управляться высшим избранным разумом, то оно будет идти к могуществу гигантскими шагами. Население достигнет полного довольства и будет быстро расти. Образуются трудовые армии, которые уничтожат с корнем всю дикую природу богатейших экваториальных стран и сделают ее здоровой, с желаемой температурой, с культурными растениями, полями и садами", "Животные мало-помалу сойдут со сцены", "Появится возможность покрыть океаны плотами... На них поселятся люди со своими растениями и жилищами... Останутся только проходы для кораблей"... Ярый урбанист Окунев выглядит жалко. Но на расправе с Землей многоступенчатый ракетчик не остановился. Когда человек вышел в космос и посетил другие планеты, то... "Неудавшуюся жизнь ликвидировали, т.е. милосердно уничтожили муки существ, как когда-то их уничтожили на Земле для животных и несовершенных людей". Решать же, кто неудавшийся и несовершенный, будут, понятно, лица, удавшиеся и совершенные. Вы еще не забыли мечты судьи из повести Ю.Аракчеева? Ефремов до таких крайностей не доходит. Его герои еще способны воскликнуть при виде тигра /зверя, по Циолковскому, вредного и опасного/, что жаль все же уничтожать такую красоту. Но он не отдает себе отчета: коготок увяз, всей птичке пропасть. Стоит только начать - хотя бы с акул. Ведь акула по совершенству форм ни в чем не уступает тигру, а древностью рода намного превосходит и его, и человека. Трагедия современного человечества заключается в том, что на словах, то есть на конгрессах, ассамблеях, парламентских слушаниях, в прессе все признают правоту, обобщенно говоря, Уэллса, а фактически мы движемся скорыми темпами по пути, указанному Ефремовым, а далее - Циолковским. После некоторого смягчения ситуации с атомной войной экологические неурядицы стали для человечества опасностью №1. Я бы расценил картину подметенной планеты, по которой можно пройти босиком, не поранив ног, как антиутопию-предупреждение, что бы ни думал по сему поводу Ефремов. Получилось даже сильнее, от того, что он по российскому обыкновению старался придумать как лучше, а получилось как всегда - не в дугу. Со вторым расхождением я уже спорил и буду спорить еще непримиримее, потому что с природой хоть немного одумались, а в новом направлении утопической атаки надо сражаться столь же яростно, как "Грин пис" против ядерных взрывов. Впрочем, ничего нового: речь снова идет все о том же коллективном воспитании подрастающего поколения путем отъема младенцев от матерей уже в грудном возрасте. "Т.А.": /Разговаривают две женщины. Знаменитый историк и по совместительству красавица и танцовщица Веда Конг, один из главных авторских рупоров в книге. Завести детей пока не удосужилась. Ее собеседница - астронавигатор Низа Крит, девушка, мечтающая о ребенке. Старшая поучает младшую./ " - Мне невыносима мысль о разлуке с маленьким, моим родным существом... Отдать его на воспитание, едва выкормив! - Понимаю, но не согласна. - Веда нахмурилась, как будто девушка задела болезненную струнку в ее душе. - Одна из величайших задач человечества это победа над слепым материнским инстинктом. Только коллективное воспитание детей специально обученными и отобранными людьми может создать человека нашего общества. Теперь нет почти безумной, как в древности, материнской любви. Каждая мать знает, что весь мир ласков к ее ребенку. Вот и исчезла инстинктивная любовь волчицы, возникшая из животного страха за свое детище. - Я это понимаю, - сказала Низа, - но как-то умом..." /Не знаю, сохранили ли они волков, но волчицам можно позавидовать/. Уэллс словно подслушал диалог и прямо в него включается: "Семьи, не имеющие детей, беспрекословно должны уступать место детям. С самого раннего возраста врачи начинают заботиться о физическом развитии и укреплении детей. Но дети все время остаются с родителями. В этом отношении современная утопия в корне расходится с утопиями, созданными некоторыми социальными учениями. Если женщина достигнет такой степени "развития", что в ней заглохнет чувство материнства, чувство любви к детям, то женщина упадет ниже низших животных... Только в состоянии... полного отупения чувств женщина может согласиться на те способы воспитания детей, которые некоторые социологи мечтают применить в будущем ради равенства и братства. Казарменное воспитание, при котором невозможно любовное отношение к личности ребенка, к его особенностям, может дать разве лишь живые машины, но не людей". Правда, дети в "Туманности Андромеды" все-таки знают родителей, никто не запрещает им встречаться, дети, по уверению автора, любят и уважают своих "предков" - хотя не совсем ясно, за что, не за то ли, что, изредка отрываясь от важных занятий, они все-таки уделяют сыновьям и дочерям малую толику внимания? Автор упоминает и о том, что еще не до конца перевелись бедняжки, так и не сумевшие справиться с первобытным инстинктом. Общество, чуждое всякому принуждению, не настаивает, для удовлетворения атавистических наклонностей выделен резерват - остров Матерей, бывшая Ява. Но не кажется ли вам, что такое установление выглядит ссылкой, остракизмом, вторым островом Забвения? Что за преступление совершили эти женщины? Почему бы не разрешить им жить среди всех? Чтобы остальные мамаши не рыдали по ночам в подушку? Прав Уэллс: если будет подавлен природный инстинкт, если женщины /а почему только женщины?/ будут лишены родительских радостей, радостей ежедневного общения с детьми, то не испарится ли заодно и значительная часть того неуловимого, эфемерного состояния, которое называется человеческим счастьем? Спрашивается тогда - а зачем нам /нам!/ такое общество, и не превращается ли оно в сугубо функциональный механизм, из которого постепенно вытравляются человеческие "слабости". Может быть, у интернатного содержания детей больше возможностей для приведения сорванцов к дисциплине и порядку, но, наверно, мы не случайно смотрим с сочувственной жалостью на ребят, которых судьба приговорила провести детство в детдоме. Сколько волчат вырастает из таких приемышей. Как ни крути, женщина у Ефремова в сущности играет роль пробирки, в которой выращивают детенышей акушеры Хаксли, а целью деторождения становится лишь простое или расширенное воспроизводство человеческого стада, простите, я хотел сказать рода. Тут у Ефремова обнаруживается единомышленник, которому он, конечно же, не обрадовался бы. Адольф Гитлер: "Семья не является самоцелью, а служит более высокой задаче увеличения и сохранения человеческого рода и расы. Именно в этом состоит и смысл семьи и ее задача". Автор "Туманности..." инстинктивно старается избежать подобных упреков и потому всячески нажимает на то, как образцово будет поставлена работа по воспитанию и образованию молодого поколения. Что ж, среди его программ есть и вполне здравые. Я, например, тоже считаю, что в нашей школе мало романтики, уж больно заунывна ежедневная обязанность десять лет просидеть за одной партой, на одном месте, в одни и те же часы, словно прикованные галерники. Нечто духоподъемное, подобное Двенадцати подвигам Геракла, дающее юношеству разнообразные возможности испытать силы перед вступлением в жизнь, было бы неплохо придумать и сейчас. Разумеется, придумывать что-нибудь станет возможным тогда, когда наше образование станет более приоритетной общественной задачей, чем, например, приведение чеченцев к покорности, и будет финансироваться не по остаточному принципу. "Вы знаете, что туда, где труднее всего, охотнее стремится молодежь", говорит у Ефремова местный начальник отдела кадров. Все-таки в "великих стройках коммунизма" была своя притягательность. Была. Я сам видел энтузиазм среди строителей Братской ГЭС. А сейчас нам нечем увлечь молодых людей. Уверен, если бы можно было бы призвать их, допустим, на строительство чего-нибудь вроде космической станции, преступность и наркомания в стране резко бы упали. Отняв у семьи детей, автор ликвидировал и прочные семейные узы. У героев "Туманности..." семейная жизнь в сущности отсутствует, да и постоянного дома, тоже, кажется, не существует. На чем же держится союз мужчины и женщины? Ого-го, отвечает автор, на высокой беспримесной любви, на духовной общности. Но получается, что эти духовные интересы - главным образом деловые. И не приведут ли только научные, профессиональные, деловые контакты и сексуальные междусобойчики в промежутках между ответственными экспериментами к быстрому распаду пар, как, похоже, и происходит там у них на практике. Надо ли этим восхищаться, надо ли утверждать как норму? Если предсказание какой-нибудь конкретной черты будущего способно повлиять на ее осуществление, люди будут стремиться приблизить ее, либо бороться за то, чтобы этого не случилось. Должны ли мы стремиться к разрушению семей? Должны ли мы считать прогрессивным общественным преобразованием, пусть даже в далеком будущем, тот ее суррогат, который предлагает писатель? Может быть, в человеческой жизни кое-что надо оставить навсегда, пока, по крайней мере, мы не перестанем называться людьми. Не продиктованы ли мои ламентации если не прямым ханжеством, то консерватизмом? Не пугают ли нас, людей ХХ века, непривычные социальные структуры? Почему и через тысячелетия все должно быть, как у нас? Конечно, говорить за людей будущего нелегко; к месту вспомнить слова ныне также непопулярного Энгельса, полные уважения к грядущим поколениям и непочтительности к любым авторитетам: "Когда эти люди появятся, они отбросят ко всем чертям то, что согласно нынешним представлениям им полагается делать; они будут знать сами, как им поступать, и сами выработают соответственно этому свое общественное мнение о поступках каждого в отдельности, - и точка..."

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 140
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Перекресток утопий (Судьбы фантастики на фоне судеб страны) - Всеволод Ревич бесплатно.

Оставить комментарий