Это был Юхан Крон.
— Говорите, — сказал Харри.
— Мне только что позвонили. И не кто попало. Сам министр юстиции.
— Страна маленькая, так что не говори мне, что был так уж ошеломлён. Ну что, нам конец?
— Я думал, что он звонит, чтобы сообщить мне именно об этом, после той статьи в «ВГ». И, естественно, я был удивлён тем, что Бельман звонит лично. Такие вещи обычно сообщаются по формальным каналам. То есть люди, с которыми я ожидал связаться…
— Не то чтобы я был чересчур занят субботним утром, Крон, но не мог бы ты перемотать вперёд до того, что сказал Бельман?
— Верно. Он сказал, что не видит законных оснований у министерства юстиции для закрытия нашего расследования, и поэтому в отношении этого дела никаких действий предпринято не будет. Однако, в свете нарушения, которое, по-видимому, имело место, они будут внимательно следить за нами, и в следующий раз, когда произойдёт нечто подобное, полиция примет меры.
— Хм.
— Да, и это не преувеличение. Очень удивительно — я был уверен, что они положат конец нашему расследованию. С точки зрения политики это почти непостижимо, Бельману теперь придётся иметь дело со своими людьми и СМИ. У тебя есть этому объяснение?
Харри задумался над вопросом. Навскидку у него на примете был только один человек на их стороне, который мог бы оказать давление на Бельмана.
— Нет, — сказал он.
— Ну, в любом случае, теперь ты знаешь, что мы всё ещё в игре, — сказал Крон.
— Спасибо.
Харри повесил трубку и задумался. Они могли продолжать. У него впереди ещё три дня и ни единой стоящей зацепки. Как там говорят? «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет?»
— Видишь ли, у твоей матери был талант.
Дядя Фредрик шёл по узкой тропинке на Слемдалсвейен, будто не обращая внимания на то, что люди, идущие в противоположном направлении, вынуждены были сходить на проезжую часть, чтобы пропустить их. Кроме этого, сегодня он казался в здравом уме.
— Вот почему было так грустно видеть, как она отказывается от своей карьеры и бросается в объятия первого попавшегося покровителя. И хотя я и говорю «покровителя», но твой отчим ненавидел театр, он ходил туда лишь раз в пятилетку, чтобы показаться — у семьи Рё была традиция финансировать Национальный театр. Нет, он видел Молле на сцене всего один раз. По иронии судьбы она играла главную роль — Гедду Габлер38. Молле была привлекательной женщиной, прямо-таки небольшой знаменитостью в то время. Идеально подходит для мужчины, чтобы похвастаться перед окружающими.
Прим уже слышал эту историю, но всё равно попросил дядю рассказать её. Не столько для того, чтобы проверить, сохранилась ли она в чертогах больного разума его дядюшки, сколько потому, что ему необходимо было услышать её снова, чтобы ещё раз убедиться, что принятое им решение было правильным. Он не знал, почему прошлой ночью его вера вдруг пошатнулась, но, видимо, это было обычным делом перед важными моментами в жизни. Например, когда приближается день твоей свадьбы. И это — месть — ведь было тем, о чём он думал, о чём мечтал с тех пор как был мальчиком, поэтому не так уж и странно, что его мысли и чувства играют с ним злые шутки по мере приближения к цели.
— Таковы были их отношения, — сказал его дядя. — Она жила за его счёт. А он — за её. Она была прекрасной молодой матерью-одиночкой, которая не требовала многого. А он — беспринципным приятелем, у которого было достаточно денег, чтобы дать ей всё, кроме одной вещи, в которой она нуждалась. Любви. Поэтому она и стала актрисой: как все актёры, больше всего на свете она хотела быть любимой. И когда она не получила этой любви ни от него, ни, с течением времени, от публики, она сломалась. Конечно, сказывалось ещё и то, что ты был гиперактивным, испорченным маленьким засранцем. Когда её покровитель в конце концов бросил вас обоих, твоя мать осталась подавленной, измученной алкоголичкой, больше не получавшей ролей, для которых был предназначен её талант. Я не думаю, что она любила его. Обычно, когда тебя кто-то бросает — да кто угодно — это становится последним гвоздём в крышку твоего гроба. Психика твоей матери всегда была хрупкой, но, признаюсь, я не ожидал, что она подожжёт дом.
— Ты не можешь знать наверняка, была ли это она, — сказал Прим.
Дядя остановился, выпрямился и широко улыбнулся идущей им навстречу молодой женщине.
— Побольше! — крикнул он, указывая на свою грудь для иллюстрации. — Могла бы прикупить и парочку побольше!
Женщина испуганно посмотрела на него и поспешила пройти мимо.
— О да, — сказал дядя. — Это она устроила пожар. Да-да, всё началось в её спальне, а в её крови обнаружили высокую концентрацию алкоголя — в отчёте говорилось, что причиной пожара, вероятно, стало курение в постели в состоянии алкогольного опьянения. Но можешь мне поверить, она подожгла дом, желая сжечь вас обоих заживо. Родители обычно берут детей с собой на тот свет для того, чтобы избавить их от сиротской доли. Я знаю, что тебе больно это слышать, но в случае с твоей матерью причина заключалась в том, что она считала вас обоих ничтожными.
— Это неправда, — сказал Прим. — Она сделала это, чтобы меня не передали ему.
— Твоему отчиму? — его дядя рассмеялся. — Ты дурак? Он и не хотел тебя, он был счастлив избавиться от вас обоих.
— Хотел, — сказал Прим настолько тихим голосом, что его заглушил шум поезда метро, проходящего рядом с ними. — Он хотел меня. Только не в том смысле, в котором думаешь ты.
— Например, он когда-нибудь дарил тебе какие-нибудь подарки?
— Да, — сказал Прим. — Однажды на Рождество, когда мне было десять, он подарил мне книгу о методах пыток команчей39. Они в этих делах крайне преуспели. Например, на деревьях они подвешивали своих жертв вниз головой и разжигали под ними костры, так что в конце концов их мозги закипали.
Его дядя рассмеялся.
— Неплохо. В любом случае, моё нравственное негодование имеет пределы как в отношении команчей, так и в отношении твоего отчима. Твоя мать должна была обращаться с ним получше, в конце концов, он был её покровителем. Так же как паразит, которым является человечество, должен лучше относиться к этой планете. Что ж, не стоит сожалеть и об этом. Люди считают, что мы, биологи, хотим сохранить природу неизменной, как органический
