только чтобы вытирать пыль.
Он любил вытирать пыль почти так же, как гладить белье. Конечно, стирка все равно оставалась номером один, этим Ихалайнен мог заниматься круглые сутки, но уборка и глажка были почти так же приятны. И хотя иногда он ворчал, что все в этом доме взвалено на него, на самом деле ему нравилось, что остальные от него зависят. Без него они бы заросли горами мусора и не могли оторвать ноги от липких полов.
У меня в столе валяются немтырные талисманы. Три штуки. В одном маны почти не осталось, но два других заряжены. Дать тебе пару немтырей в помощь, Ихалайнен?
Мне не нужна помощь ходячих заклинаний.
Тогда и не ворчи.
Лахджа взяла на себя только часть готовки. Время от времени ей приходило настроение покулинарить, особенно для Астрид. Она маленький демон, так что для нее особенно вкусны подобные как бы жертвоприношения. Таким образом мама делится с ней высшей астральной энергией.
Но не сейчас, нет. Сейчас Лахдже хотелось только лежать и есть блины. Иногда она удлиняла руку настолько, чтоб дотянуться до кухни, нашаривала что-нибудь на полках или в холодильном сундуке и вновь погружалась в чтение.
Изрядная часть превращений во время беременности как бы блокировались. Но трансформировать конечности и голову она по-прежнему могла свободно.
— Ты какая-то ленивая стала, — упрекнул ее муж. — Прогуляйся, что ли. Выйди на свежий воздух.
— Лучше открой окно! — простонала Лахджа. — Пусть свежий воздух сам ко мне придет!
Она слопала очередной блин и зашлепала пальцами по тарелке… пустой тарелке. Они кончились. Лахджа тяжко вздохнула.
Да что ж так трудно жить-то?
Окно открылось снаружи, и в него влезла заснеженная Астрид. Вот уж кто вовсю радовался сугробам. Одета она была почти так же, как летом. Для проформы на нее все-таки нацепили шапку с меховыми рожками и зимние сапожки, но вот с курткой возникли проблемы. Крылья плохо под ней умещались, а если прорезать для них отверстия, то это убьет весь смысл.
Впрочем, смысла и так не было. Астрид практически не мерзла. Шапку и сапожки она носила с удовольствием, потому что ее убедили, что они ей идут. А помимо них на ней были только штаны и легкий свитер с дырками на спине.
— Мы снеговика лепим! — отрапортовала она. — И крепость!.. Ух ты-ы-ы, мама, че у тебя такой здоровый живот?! Он что, за один день так вырос?!
— Это я просто блинов накушалась, — погладила раздутое пузо Лахджа. — Блинцы мои, блиночки…
— А мне осталось?!
— Нет. Но я сейчас сделаю…
Лахджа неохотно скатилась с дивана. Ихалайнен продолжал орудовать лопатой в саду, так что на него надежды не было. Что же до Майно… вряд ли он вообще способен приготовить что-то, кроме вискаря с яйцом.
А большего мне и не надо. Кстати…
Майно тоже пошел на кухню. Готовить.
— А тебя твои друзья подождут? — спросила Лахджа у Астрид.
— Не-е-е, но я их накажу, — поболтала Астрид. — Я потом приду и сломаю снеговика.
— Астрид, ну зачем? — упрекнул ее папа, разбивая в бокал яйцо. — Можно же лепить снеговика с остальными…
— Держи, — сказала Лахджа, протягивая Астрид свежеиспеченный блин. Пышущий жаром, ноздреватый, так и ждущий, когда его польют каким-нибудь сиропом, или вареньем, или медом, или…
— А где белый соус? — спросила Астрид.
Астрид любила блины с белым соусом. В еде она по-прежнему иногда проявляла странные наклонности. Но для полугхьетшедария это скорее нормально… что уж говорить, ее дядя по отцу любит кислое молоко, чернила и ежей. Блины с белым соусом рядом с этим меркнут.
Астрид поела блинов и побежала обратно на улицу. Мама крикнула ей вслед:
— Лети, птенец, но помни — никто не любит тех, кто ломает снеговиков… особенно сами снеговики.
— Что?..
— Что?..
Астрид замерла в дверях террасы и медленно развернулась. Майно опрокинул стопку и с изумлением посмотрел на жену.
— А вы не знали? — поболтала поварешкой в миске с тестом Лахджа. — В Паргороне все знают.
— В Паргороне все знают?..
— Про снеговиков. Ну?.. В Ледовом Поясе запрещено лепить снеговиков. Потому что Таштарагис каждого из них превращает в своего солдата. До Парифата его сила тоже дотягивается, но гораздо слабее, поэтому большую часть времени снеговики здесь — просто снеговики. Но иногда, когда его злая воля особенно сильна, в снеговиках пробуждается… Зло. И тогда, если кто-то сломает снеговика, а его друзья это увидят…
Лахджа сделала драматическую паузу, а затем закончила:
— …Они придут. Ночью, когда будешь крепко спать, дверь откроется и станет очень-очень холодно… Ты не услышишь шагов… потому что у снеговиков нет ног. Только скрип снега по полу. Скрип. Скрип.
Лахджа скрипнула когтем по миске и совсем тихо сказала:
— Скрип.
Астрид вышла на негнущихся ногах. Ее хвостик колотил из стороны в сторону, а в глазах застыл ужас.
Лахджа дождалась, пока дочь скроется, и захихикала. Майно, услышав это, облегченно выдохнул.
— Фух… — только и сказал он. — Ты все-таки это выдумала… демон…
— Кто знает, Майно… — загадочно сказала демоница. — Кто знает, что за козни строит в своем замке Таштарагис…
Она принялась один за другим печь блины, тут же отправляя их в рот. Дегатти смотрел на это, смотрел, а потом осведомился:
— Ты… наесться сегодня планируешь?
— Ты ничего не понимаешь, — прочавкала жена. — Я демон. Беременный демон. Беременному демону нужно есть очень много. И пусть все радуются, что это блины.
— Положи и мне. Хоть парочку. Почему в собственном доме я должен умолять о паре блинов?!
Лахджа поделилась. Майно взял мед и принялся есть, не отрывая глаз от найденного в серванте листа пергамента. Встав за его спиной, Лахджа пробежалась глазами по надписям и удивленно поняла, что это диплом ее мужа. Здесь подтверждалось, что Майно Дегатти успешно прошел полевую практику и бакалавриат, получив звание лиценциата Мистерии.
К диплому была пришпилена бумажка с короткой надписью: «За неприбытием дипломанта передано отцу, Гуриму Дегатти».
— Ну-ну, — погладила его по руке Лахджа. — Прости его.
— Я его так и не забрал… — пробормотал Майно. — А он, наверное, ждал, что я заеду. Кинул бы мне несколько обвинений… мы бы поскандалили…
— Прости его, — повторила Лахджа. — И себя.
— Это было шестьдесят лет
