Расстояние в пятьсот миль между Чикаго и Нэшвиллом как нельзя более необходимо, когда я чувствую неодобрительный взгляд моей матери через экран компьютера. Я чувствую, как ее голубые глаза сканируют мою одежду и лицо без макияжа, прежде чем задержаться на ужасной утренней прическе.
Я пью кофе и набиваю рот холодной пиццей.
Разговор проходит относительно быстро и безболезненно, внимание уделяется отцу и его планам на день, но когда мама просит меня оставаться на связи, когда Райан отключается и уходит на утреннюю тренировку, нервы начинают сдавать.
— Как дела? — спрашивает она.
Я хмурю брови в замешательстве. Это странно. Моего отца и брата больше нет в комнате, чтобы притворяться.
— Нормально.
Мама расправляет плечи. Когда речь идет обо мне, я редко вижу ее лучезарную улыбку, но сегодня она в полной мере проявляется.
— Бретт звонил мне на днях.
— О, боже, — я закрываю лицо руками. — Зачем?
— Надеялся, что я смогу поговорить с тобой о том, чтобы дать ему еще один шанс, и Стиви, я действительно не понимаю, почему ты этого не сделаешь.
Вот же гребаный ублюдок. Подлый маленький сучонок. Он побежал к моей матери, хотя знает, что у меня с ней не самые лучшие отношения, чтобы использовать ее для манипулирования мной и заставить дать ему еще один шанс. Впервый раз в жизни я сказала «нет» его играм, и Бретт побежал жаловаться к моей матери.
Козел.
— Мама, мне не нравилось то, кем я была, когда встречалась с Бреттом, так что это достаточная причина для того, чтобы не сходиться с ним снова, и я бы не хотела объяснять все эти грязные подробности.
— Ну, Стиви, ты не становишься моложе.
Может хватить уже нести эту чушь?
— Почему, черт возьми, возраст имеет значение?
Вот дерьмо.
— Не повышай на меня голос, юная леди. А возраст имеет значение из-за детей, брака и всего остального, чего, как я надеялась, ты уже достигнешь к настоящему времени.
Я не могу сейчас остановиться, и мне все равно.
— Ты что, издеваешься надо мной? — Мой голос дрожит и повышается, из-за чего Зандерс высовывает голову из-за угла, проверяя меня. — Может быть, я не хочу детей. Может быть, не хочу замуж. Может быть, не хочу делать ничего из того, что ты от меня ожидаешь.
— Ну, это очевидно. Ты определенно не сделала ничего из того, чего я от тебя ожидала.
— Ты права, мама. Я такое разочарование, не так ли? Потому что я предпочитаю работать волонтером в собачьем приюте, а не сидеть дома и изображать степфордскую жену. Или потому что предпочитаю ходить по комиссионным магазинам, а не носить то дерьмо, которое носишь ты и все твои претенциозные друзья. Или, может быть, я разочарование, потому что не хочу выходить замуж за парня, который использовал меня в течение трех лет, пока ему было скучно. Прости, мам, что я больше не хочу быть его запасным вариантом, но с меня хватит того, что вы оба заставляете меня чувствовать, что меня недостаточно. И я действительно покончила со всеми, кто заставляет меня чувствовать себя подобным образом.
— Стиви, я…
Мама не может продолжать, потому что Зандерс быстро подходит и закрывает ноутбук.
— Что ты делаешь?! — Я все еще взбудоражена, энергия течет по моим венам. Я хочу продолжать. Хочу сказать все, что у меня на уме. Понятия не имею, откуда все это взялось, но теперь я не могу остановиться.
— Я останавливаю ее. — Голос Зандерса спокоен и сосредоточен. — Ты сказала то, что должна была сказать, и, насколько могу судить, все, что она может возразить, я бы не хотел слышать. Пока она не научится разговаривать с тобой. По крайней мере, не в моем доме.
Я делаю несколько глубоких вдохов, успокаивая себя. Или, по крайней мере, пытаюсь.
— Ты в порядке? — мягко спрашивает Зи.
— Она такая стерва.
Из его груди вырывается смех.
— Да, она такая. Но ты в порядке?
Я делаю долгий глубокий вдох.
— Да, вообще-то, да. Мне было приятно.
— Да, черт возьми. Вот это моя девочка.
Хотела бы я сказать, что не знаю, откуда взялась эта вновь обретенная уверенность, но это было бы ложью. Все это благодаря огромному хоккеисту, покрытому татуировками и золотыми украшениями, который не дает мне забыть о моей значимости.
— Я просто хочу, чтобы она принимала меня такой, какая я есть, и тот факт, что ее одобрение или его отсутствие так беспокоит меня, приводит в ярость.
— Не хочу читать тебе нотации, Ви, но правильные люди, те, кто заслуживает быть в твоей жизни, они примут тебя именно такой, какая ты есть. Это то, чему я быстро научился в последнее время.
Склоняю голову в сторону, выражение моего лица смягчается, и прежний гнев рассеивается.
— Я принимаю тебя таким, какой ты есть.
Зандерс морщит нос, прежде чем занять место рядом со мной и потянуть меня к себе, заставляя сесть к нему на колени.
— Я знаю. — Это сопровождается быстрым поцелуем. — И я принимаю тебя, но важнее всего то, что в какой-то момент тебе нужно будет принять себя.
Ух, этот человек.
— Хорошо, мистер Почти Десятилетняя Терапия, — утыкаюсь лицом ему в шею, мой голос приглушается его кожей. — Я принимаю себя.
Он отстраняется, заставляя меня посмотреть ему в его карие глаза.
— Уверена?
Кивнув, я тихо добавляю:
— Вообще-то, да. Я начала принимать то, что мое тело отличается от тел девочек, с которыми я росла, и это нормально. И приняла свои вьющиеся волосы по сравнению с тем, что, как мне казалось, я когда-то хотела. Просто я провела так много времени с людьми, которые заставляли меня чувствовать, что я недостаточно хороша или выгляжу не так, как они хотели, что не думала, что мне можно это полюбить. Но мне начинает нравится.
Самая мягкая, самая гордая ухмылка расплывается на губах Зандерса, когда он смотрит на меня.
— Не все время, конечно, — продолжаю я. — Бывают дни, когда мне все еще некомфортно в своей коже, но раньше так было каждый день. Теперь, нет.
Он убирает беспорядок, который я называю «утренней прической» с моего лица.
— Это прогресс, Ви.
— Прогресс, — соглашаюсь я.
— Однажды, надеюсь, ты сможешь в полной мере оценить свое тело, потому что, милая, оно секси, и мой член никогда не был так счастлив.
— Господи, — я со смехом откидываюсь назад. — Ты хуже всех.
— Ты одержима мной. Признай это, — он покрывает поцелуями мою шею и щеку. — Эй, у меня новый номер, так что я напишу тебе его позже, хорошо?
— Из-за твоей мамы?
Выражение лица Зандерса становится пустым и жестким, прежде чем он кивает.
— Хочешь поговорить о вчерашнем?
— Не совсем, нет.
Я понимающе улыбаюсь ему.
— Хорошо.
Зандерс колеблется, изучая мое лицо, прежде чем сделать глубокий вдох.
— У меня был приступ паники, потому что я был чертовски зол на нее за все. За то, что позвонила мне, за то, что бросила меня, когда я был подростком, за то, что пытается вернуться в мою жизнь из-за моих зарплат. Такое бывает нечасто, но если я очень расстроен и не могу нормально думать, то иногда впадаю в панические атаки.
Я продолжаю обнимать его за шею.
— Тебя это пугает? — осторожно спрашивает Зандерс. — Может, мне стоит остыть и не рассказывать тебе абсолютно все. Для тебя это слишком?
Хмурю брови в замешательстве.
— Что? Нет, конечно, нет. Я думаю, что это, вероятно, самая привлекательная в тебе вещь, твоя открытость в отношении твоего психического здоровья.
— Привлекательнее, чем мое горячее тело учитывая, как ты несколько раз стонала прошлой ночью, осыпая похвалами мой «достойный наград член»? — Его улыбка не могла бы быть более самодовольной.
— Почти так же привлекательна, как и твоя скромная личность, — невозмутимо отвечаю я, — А твоя мама — полный отстой, Зи.
— Как и твоя.
Я кладу голову ему на плечо.
— Посмотри на нас, — поддразниваю я. — Связь на почве общих травм.
Его тело сотрясается подо мной в беззвучном смехе.
— Вчера я понял, что кажется злюсь на нее и за то, что она сделала больно моему отцу, и, честно говоря, я никогда раньше не думал об этом с его точки зрения.
