На войне как на войне. А Колчин — воин. И Лозовских для него никто, лишь источник информации. Нейтральность тона с оттенком дружелюбия — элементарная приманка для простодушных. Они, простодушные (особенно отягощенный научными степенями и собственными кодексами поведения), моментально пасуют, теряются, если вдруг эмоция собеседника на раз-два-три превращается в свою противоположность. Как дети, ей-богу! «Иди сюда, иди! Хочешь конфетку? Шокола-адную. — Да. — Ну иди сюда. Во-от, умница… А ну подставляй жопу! Щас ремня!» Но ведь о другом договаривались, право!.. Хм! Фраза, объясняющая непоследовательность поступков, принадлежит в кино не только плохим парням, но и хорошему Арни-командосу: «Я солгал».
Да Колчин и не солгал. Просто сказал не всю правду. А вся правда Колчину и неизвестна. Дополнения к правде будут, Святослав Михайлович?
Но не попался Лозовских на элементарную приманку. Ибо чуть раньше попался.
Колчин прикидывал, сможет ли он сразу распознать Лозовских. Народу на набережной было не густо. Набережная хоть и Дворцовая, но отрезок не прогулочный — до Эрмитажа идти и идти вперед, до Летнего сада идти и идти назад. А с Невы — мозглый декабрьский ветер. Так что народу — раз, два и обчелся.
Сорок минут истекли. Плюс-минус, сказал Лозовских. В машине вполне можно переждать — тепло, не дует.
Святослава Михайловича Лозовских Колчин распознал не по внешности, а по поведению. Внешне — какой же это старший научный сотрудник?! Скорее торговец мелким оптом, лицо кавказской национальности, небритое лицо кавказской национальности — еще не борода, уже не щетина. Куцая куртка, шарф в три с половиной оборота, горбонос. Еще кепку-аэродром бы! Но голова непокрыта — ранние седины полукучерявой-полулысой головы. Или снегом присыпало? И, да, ручки-жгутики, раннее пузико, спина горбом — от зябкости сутулится, от сидячей работы?
Так что Колчин чуть было не прозевал платонического друга Инниной питерской юности. Наверно, это подсознательно: должно ведь что-то быть в Славе Лозовских, если ему в свое время было уделено внимание Инны Колчиной (пусть и не Колчиной, а Дробязго тогда-давно). Ка-ак? Э-этот?.. М-мда… (между прочим, оборотная сторона медали, которую Колчин мысленно себе вручил за тонкое понимание нюансов ущербной психологии ущербных индивидуумов. Сам-то!)
Лозовских проявил себя поведенчески — встал на виду, поднявшись на три ступеньки к парадному подъезду ИВАНа, завертел головой, почти вплотную к глазам подносил наручные часы — рано смеркается в декабрьском Питере.
Колчинская «девятка» была в полусотне метров от парадного входа — там ближе не припарковаться.
Синий «фольксваген-транспортер» тоже был в полусотне метров от парадного входа, даже ближе, в сорока. Только он, «фольксваген-транспортер», стоял не доезжая до ИВАНа.
Колчин же на «девятке» проехал мимо Питерского филиала, удостоверился — он и есть, тогда и притормозил. Разворачиваться не счел нужным — и отсюда все хорошо видно, в зеркальце. Вчера Мыльникова пару раз вскидывалась «вот здесь как раз нужно было…», и случалось это с ней на Петроградской стороне. Следовательно, если Лозовских идет на встречу в институт из дома (откуда ж еще!), то объявится он следом за «девяткой», то есть тем же путем. Впрочем, Лозовских и на метро может… Плохо знаком Колчин с питерским метро. Где тут ближайшая станция, с какой стороны? Ладно, как-нибудь он, Колчин, сориентируется!
Вот именно! Как-нибудь. А те, кто находился до поры до времени в синем «фольксвагене-транспортере» (такой… микроавтобус), ориентировались не как-нибудь. Они местные, они питерские, им нет нужды удостоверяться — ИВАН это ИВАН, они в курсе. И потому затихарятся не доезжая до трех ступенек, оставят сорокаметровую дистанцию, которую пешеход должен пройти, уже попав в их поле зрения: «Он? Вроде бы… Вроде бы или он?! Да он, точно! Угу! Тогда — вперед!»
Два крепыша выпрыгнули из «фольксвагена-транспортера», перебежали от парапета к домам на набережной, двинулись по ходу — по ходу Лозовских. А синий микроавтобус сдержанно зарычал, готовый чуть что стронуться с места.
Колчин не видел, как два крепыша выпрыгнули и перебежали. Микроавтобус вовсе не попадал в зеркальце — и на кой ему микроавтобус?! Когда проезжал мимо него, мельком отметил затемненные стекла — ну так они почти у всех подобных полупассажирских-полугрузовых малышей затемненные или матовые. А пристроившись следить за входом в институт, напрочь про «фольксваген-транспортер» забыл — Святослав Михайлович пользуется общественным транспортом и своими двумя.
Святослав Михайлович, не исключено, воспользовался общественным транспортом и на своих двоих пришел к ИВАНу. Почти вовремя. Плюс-минус.
Колчин помигал ему задними габаритными огнями, но Лозовских, вероятно, настолько редко (никогда!) имеет дело с автомобилями и владельцами автомобилей, что простейший опознавательный сигнал (эй! я здесь!) никоим образом на него не повлиял. Как стоял, так и стоит!
Колчин вышел из «девятки», на секунду-другую выпустив Лозовских из поля зрения. Когда же он снова увидел Святослава Михайловича — теперь не в зеркальце, а «живьем», — картина кардинально изменилась.
Лозовских уже не стоял, как стоит. Старшего научного сотрудника «живьем» взяли с боков два крепыша и волокли через дорогу, к парапету. Неровен час — топить собрались?!
Нет, не топить. Синий «фольксваген-транспортёр» проехал сорок метров и тормознул аккурат между парапетом и захваченным пленником. Туда, в микроавтобус, ему и дорога.
Лозовских неумело упирался, приседая, пытаясь вырвать руки из захватов. Но третий крепышок, выскочивший на подмогу, обогнул группку и сзади дернул упрямца за щиколотки, подхватив его, будто тачку.
Боковая раздвижная дверь микроавтобуса уже открылась — тело было предано «фольксвагену-транспортеру».
Боковая раздвижная дверь микроавтобуса закрылась.
Крепыши оперативно попрыгали внутрь — на водительское место, на место рядом.
Синий «фольксваген-транспортер» стал набирать скорость.
За все про все ушло не более десяти секунд.
Колчин вполне успел бы. Во всяком случае, не опоздал бы. Знать бы только наверняка, к чему успел, к чему не опоздал. А Лозовских ли это? Или действительно мелкий оптовик какой-нибудь горбоносый? Ну никак внешне это не старший научный сотрудник! И зачем бы старшего научного сотрудника впихивать башкой вперед в затемненный микроавтобус?! А вмешиваться в карусель с крепышами, у которых случились разногласия с мелким горбоносым оптовиком, — Колчин отнюдь не всеядный поборник справедливости, у него СВОЯ задача. Но если это таки старший научный сотрудник, то задача, СВОЯ задача, Колчина осложняется. Оказывается, добыча досталась другим охотникам. Он-то, будучи охотником, выслеживал добычу и проглядел конкурентов. Отнюдь не потому, что отказало вдруг чувство боевой ситуации. Иная ведь ситуация — не бой, но охота.
А вот теперь — да. Вполне даже и боевая ситуация. Потому-то хоть и пожертвовал Колчин секундами для принятия окончательного решения (вмешаться? не вмешаться?), остатка времени хватило…
Он не стал выскакивать на дорогу перед микроавтобусом и бессмысленно махать руками: стойте, стойте! Объехали бы на вираже, а то и поперли бы напропалую (другое дело, что ЮК увернуться от микроавтобуса, уйти от столкновения — плевое дело, но… другое дело… контакта бы избежал, но крепышей на колесах не остановил бы).
Он в три движения вернулся за руль «девятки», но… не стал терзать ключ зажигания: щас догоним и перегоним! По малознакомым трассам города вслед за теми, кому эти трассы знакомы много лучше? Заранее обречь себя на проигрыш. Колчин всегда обрекал себя на выигрыш. Заранее.
Он сунул руку в «бардачок», извлек замшевый футляр-портмоне. Опять очутился на набережной.
Микроавтобус только-только просвистел мимо, показал Колчину «задницу». Дистанция увеличивалась и увеличивалась. Еще чуть — и будет поздно.
Колчин метнул сёрикен в автобусную «задницу», а для полной гарантии — метнул второй сёрикен. Туда же.
Хлопнуло два выстрела. Есть попадание! В оба задних колеса. Выстрелы — лопнувшие камеры. «Фольксваген-транспортер» резко притормозил, протащился по инерции, остановился.
Сёрикен, если судить по видеобарахлу, — исключительно орудие ниндзя. Только и знают ниндзя, что сёрикенами бросаться. Та же страсть у них к сёрикенам, что у Пушкина — к камням. (Замечено летописцем: «Пушкин любил кидаться камнями. Как увидит камни, так и начнет кидаться. Иногда так разойдется, что стоит весь красный, руками машет, камнями кидается, просто ужас!») Ну да если судить по видеобарахлу, иных талантов у ниндзя нет, кроме как сёрикенами бросаться и скакать в манере «попрыгунчиков» постпереворотного российского периода. В конечном-то счете один-единственный герой-персонаж управляется с толпой ниндзя, будто на легкую разминку вышел. Ниндзя — мальчики для битья, если судить по видеобарахлу…
