Мортон Стэннард, нью-йоркский банкир, переведенный в Пентагон, был самым старым из них. Он присутствовал на многих похоронах друзей и коллег, но ничего подобного никогда не видел. Он хотел сказать что-то протокольное, но смог лишь вымолвить: «Боже мой, мне так жаль, Джон».
Брэд Джонсон, ученый и советник по национальной безопасности, лишь покачал головой, как бы не веря тому, что произошло.
Юберт Рид, министр финансов, поразил стоящих рядом с Кормэком и его супругой. Он был слишком стеснительный человек, чтобы выказывать свою привязанность, холостяк, никогда не чувствовавший потребности обзавестись женой и детьми. Он посмотрел на Джона Кормэка через залитые дождем очки, протянул руку, а затем вдруг обнял своего старого друга обеими руками. Как будто удивившись своей импульсивности, повернулся и поспешил к остальным членам Кабинета, которые уже садились в ожидавшие их машины, чтобы ехать на аэродром.
Дождь вновь приутих, и два здоровых могильщика начали кидать мокрую землю в яму. Похороны закончились.
* * *
Куинн проверил расписание паромов от Дувра до Остенде и обнаружил, что последний сегодняшний паром уже ушел. Они провели ночь в тихом отеле и утром сели на поезд на станции Чаринг-Кросс. Проезд через пролив прошел незаметно, и поздним утром Куинн взял напрокат у местного агентства голубой «форд» средней величины, и они поехали в старинный фламандский порт, существовавший еще до экспедиции Колумба.
Бельгия покрыта сетью самых современных автомобильных дорог.
Расстояния там небольшие, и времени на поездки уходит тоже немного.
Куинн предпочел из Остенде шоссе Е5, затем проехал южнее Брюгге и Гента, потом на северо-восток по шоссе Е3, и к позднему ленчу они были в центре Антверпена.
Для Сэм Европа была незнакомой территорией, Куинн же ориентировался в ней довольно хорошо. Она слышала, как он несколько раз бегло говорил по-французски за те несколько часов, что они пробыли в этой стране. Но она не знала, что прежде чем начать говорить, Куинн спрашивал собеседника, не возражает ли тот, если разговор будет вестись по-французски. Как правило, фламандцы говорят немного по-французски, но они любят, чтобы их об этом спрашивали, просто для того, чтобы показать, что они не валлоны.
Они припарковали машину, сняли номер в небольшом отеле на Итали-Лей и пошли за угол в один из многих ресторанчиков, расположенных по обеим сторонам Де Кейзер-Лей.
– А что именно ты ищешь? – спросила Сэм за столом.
– Человека, – ответил Куинн.
– Какого человека?
– Я узнаю, когда увижу его.
После завтрака Куинн побеседовал по-французски с таксистом и они поехали дальше. Он остановился около лавки, торгующей произведениями искусства, сделал две покупки, приобрел также карту города в киоске и еще раз побеседовал с водителем такси. Сэм слышала слова «Фалькон-Рю» и «Шипперстраат». Водитель посмотрел на нее искоса, когда Куинн расплачивался с ним.
Фалькон-Рю оказалась заброшенной улочкой, на которой было несколько магазинов, торгующих, помимо других товаров, дешевой одеждой. Куинн купил там морской свитер, джинсы и грубые ботинки. Он запихнул покупки в брезентовый мешок, и они направились в сторону Шипперстраат. Она видела высокие краны над крышами домов, что указывало на близость к порту.
С Фалькон-Рю Куинн свернул в узкие и зловещие улочки, образующие зону старых обшарпанных домов между Фалькон-Рю и рекой Шельдой. Они прошли мимо нескольких дюжих мужчин, показавшихся им моряками торгового флота.
С левой стороны Сэм увидела большое освещенное окно и заглянула в него. Крупная молодая женщина с грудью и задом, выпирающими из трусов и бюстгальтера, расположилась на кресле.
– Боже мой, Куинн, так это же район публичных домов! – воскликнула она.
– Я знаю, именно об этом я и спрашивал таксиста.
Он продолжал идти, поглядывая на вывески заведений. Кроме баров и освещенных окон, где сидели проститутки и заманивали клиентов, там было мало лавочек. Но на отрезке в двести ярдов он нашел три из тех, что были ему нужны.
– Татуировщики? – спросила она.
– Доки, – ответил он просто. – Доки – значит, моряки, а моряки – значит, татуировка. Это значит также бары и девушки, а также сутенеры, живущие за счет девушек. Вечером мы вернемся сюда.
* * *
В назначенное время сенатор Беннет Хэпгуд встал со своего места в Сенате и направился к трибуне. Через день после похорон Саймона Кормэка обе палаты Конгресса отметили их шок и возмущение тем, что произошло на пустынной дороге в далекой Англии на прошлой неделе.
Один за другим выступающие требовали отыскать преступников и свершить над ними правосудие. Американское правосудие, чего бы это ни стоило.
Председательствующий стукнул деревянным молотком по столу:
– Слово имеет младший сенатор от Оклахомы.
Среди сенаторов Беннет Хэпгуд не считался тяжеловесом. Если бы не тема обсуждения, то участников было бы немного. Полагали, что младший сенатор от Оклахомы может мало что добавить к уже сказанному. Но он сделал это. Он произнес обычные слова соболезнования в адрес президента, выразил возмущение случившимся и горячее желание увидеть преступников на скамье подсудимых. Затем он остановился и подумал о том, что он собирается сказать дальше.
Он знал, что это – игра, и чертовски опасная притом. Ему было кое-что сказано, но у него не было доказательств. Если он ошибся, то его коллеги-сенаторы будут считать его еще одним пустомелей, говорящим серьезные слова без серьезных оснований. Но он знал, что ему нужно продолжать говорить, иначе он потеряет поддержку своего нового и весьма солидного финансового покровителя.
– Возможно, нам не нужно заглядывать так далеко, чтобы выяснить, кто же эти преступники, совершившие это ужасное зверство.
Гул в зале стих. Те, кто собирался уйти и были уже в проходе, остановились и вернулись на свои места.
– Я хотел бы задать один вопрос: правда ли, что бомба, убившая единственного сына нашего президента, была разработана, сделана и полностью собрана в Советском Союзе, и что это доказуемо? Разве это устройство прибыло не из России?
Его природная способность к демагогии могла бы увлечь его и дальше, но поднялось смятение и страшный шум. В течение десяти минут средства массовой информации донесли этот вопрос до всей страны. В течение двух часов администрация пыталась уйти от ответа. Затем она согласилась предать гласности содержание выводов доклада доктора Барнарда.
К ночи неясная черная ярость против кого-то неизвестного, которая вчера прокатилась ревущей волной среди жителей Нэнтакета, обрела свою цель. Стихийно собравшаяся толпа взяла штурмом и разгромила контору Аэрофлота на Пятой авеню в Нью-Йорке прежде чем полиция смогла оцепить здание. Перепуганные работники побежали наверх, пытаясь укрыться от толпы, но служащие на верхних этажах прогнали их. Они спаслись вместе с остальными работниками в этом здании с помощью пожарных, когда толпа подожгла двери Аэрофлота и пришлось эвакуировать все здание.
Департамент полиции Нью-Йорка прислал вовремя подкрепление для защиты советской миссии в Организации Объединенных Наций на 67-й стрит.
Растущая толпа жителей Нью-Йорка пыталась пробиться на оцепленную улицу.
К счастью для русских, ряды полицейских выстояли. Вышло так, что полиция Нью-Йорка боролась с толпой, намеревавшейся совершить нечто такое, чему многие полицейские в душе симпатизировали.
То же самое было и в Вашингтоне. Полиция столицы была предупреждена заранее и вовремя смогла оцепить советское посольство и консульство на Фелпс-Плэйс. На отчаянные звонки советского посла в Государственный департамент было дано заверение, что британский доклад все еще изучается и может оказаться фальшивкой.
– Я хочу видеть этот доклад, – настаивал посол Ермаков. – Это ложь. Я категорически настаиваю на этом. Это ложь!
ТАСС и агентство «Новости», как и все советские посольства в мире, поздно вечером выступили с категорическим опровержением выводов в отчете Барнарда, обвинив Лондон и Вашингтон в злонамеренной клевете.
– Как, черт возьми, это стало известно? – потребовал ответа Майкл Оделл. – Каким образом этот Хэпгуд умудрился узнать об этом?
Ответа на этот вопрос не было. Никакая крупная организация, не говоря уже о правительстве, не может функционировать без огромного количества секретарей, стенографисток, клерков и курьеров, каждый из которых может допустить утечку конфиденциальной информации.
– Совершенно ясно одно, – размышлял министр обороны Стэннард, – после этого Нэнтакетский договор мертв, как дронт.[8] Теперь нам придется пересматривать бюджетные ассигнования на оборону, основываясь на том, что сокращения вооружений или каких-либо ограничений не будет.
