в Южную Америку должна была носить чисто деловой характер.
Как только мосье Отэ немного замешкался, раздался спокойный голос Жиро:
— Я тоже хотел бы задать несколько вопросов, господин судебный следователь.
— Разумеется, мосье Жиро, как вам угодно, — холодно отозвался мосье Отэ.
Жиро придвинулся к столу.
— Хорошие ли отношения были у вас с отцом, мосье Рено?
— Естественно, — надменно отрезал молодой человек.
— Вы решительно настаиваете на этом?
— Да.
— И никаких размолвок между вами не случалось, а?
Жак пожал плечами.
— Иногда наши взгляды не совпадали. Это же обычное дело.
— Вот именно, вот именно. И если бы кто-то стал уверять, что накануне отъезда в Париж вы с отцом крупно поссорились, то, разумеется, вы бы сказали, что он лжет?
Я невольно восхищался Жиро. Его самоуверенное «я знаю все» не было пустым хвастовством. У Жака Рено его вопрос явно вызвал замешательство.
— Мы… мы действительно поспорили, — признался он.
— О! Поспорили! И в ходе этого спора вы сказали: «Когда ты умрешь, я смогу делать что захочу»?
— Может, и сказал, — пробормотал Жак, — не помню.
— В ответ отец крикнул: «Но я пока еще жив!», так? На что вы ответили: «Очень жаль!»
Молодой человек молчал, нервно барабаня по столу пальцами.
— Настоятельно прошу ответить на мой вопрос, мосье Рено, — твердо отчеканил Жиро.
Молодой человек смахнул со стола тяжелый нож для разрезания бумаги и гневно закричал:
— Разве это имеет какое-нибудь значение? Вы же сами понимаете! Да, я действительно поссорился с отцом. Не буду отрицать, я много чего наговорил ему! Не могу даже вспомнить, что именно я нес. Меня тогда охватила дикая ярость — в тот момент я, наверное, мог бы убить его! Вот, пожалуйста! — Он с вызывающим видом откинулся в кресле, весь красный от негодования.
Жиро улыбнулся, снова отодвинулся от стола и сказал:
— Вот и все. Вы, разумеется, продолжите допрос, мосье Отэ.
— Да, непременно, — сказал мосье Отэ. — Какова же была причина вашей ссоры?
— Предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
Мосье Отэ встал.
— Мосье Рено, не следует шутить с законом! — прогремел он. — Итак, какова была причина вашей ссоры?
Молодой Рено упорно молчал, его мальчишеское лицо стало замкнутым и угрюмым. Тишину нарушил невозмутимый голос Эркюля Пуаро.
— Я отвечу на этот вопрос, если вы не возражаете, мосье, — доброжелательно сказал он.
— Разве вы знаете?…
— Конечно, знаю. Причиной ссоры была мадемуазель Марта Добрэй.
Пораженный Рено вскочил с места. Следователь подался вперед.
— Это правда, мосье?
Жак Рено наклонил голову.
— Да, — выдавил он. — Я люблю мадемуазель Добрэй и хочу жениться на ней. Когда я сказал об этом отцу, он пришел в ярость. Понятно, я не мог спокойно слушать, как он оскорбляет девушку, которую я люблю, и тоже вышел из себя.
Мосье Отэ обратился к мадам Рено:
— Вы знали об этой… привязанности вашего сына, мадам?
— Я этого опасалась, — ответила она просто.
— Мама! — крикнул молодой человек. — И ты тоже! Марта столь же добродетельна, сколь и прекрасна. Чем она тебе не нравится?
— Я ничего не имею против нее. Но я бы предпочла, чтобы ты женился на англичанке, а не на француженке. К тому же у ее матери весьма сомнительное прошлое!
В ее голосе откровенно звучала ненависть к мадам Добрэй, и я прекрасно понимал, как горько она страдает оттого, что единственный сын влюблен в дочь ее соперницы.
Обратившись к следователю, мадам Рено продолжала:
— Вероятно, мне следовало бы обсудить все это с мужем, но я надеялась, что полудетская привязанность Жака к этой девушке угаснет сама собою — и тем скорее, чем меньше значения придавать ей. Теперь я виню себя за это молчание, но муж, как я уже говорила, был в последнее время удручен и озабочен, так не похож на себя самого, что я просто не могла нанести ему еще и этот удар.
Мосье Отэ кивнул.
— Когда вы сказали отцу о ваших намерениях относительно мадемуазель Добрэй, — продолжал он, — ваш отец удивился?
— Он был просто ошеломлен. Потом приказал мне тоном, не терпящим возражений, выбросить эту мысль из головы. Он никогда не даст согласия на наш брак, сказал он. Крайне уязвленный, я спросил его, чем ему не нравится мадемуазель Добрэй. Он так и не дал мне вразумительного ответа, туманно намекал на какую-то тайну, окружающую мать и дочь. Я отвечал, что женюсь на Марте, а прошлое ее матери меня не интересует. Тогда отец стал кричать, что вообще не желает больше обсуждать эту тему и что я должен отказаться от своей затеи. Такая ужасная несправедливость, такой деспотизм просто взбесили меня, особенно, может быть, потому, что сам он всегда был предупредителен с мадам Добрэй и Мартой и не раз говорил, что надо бы пригласить их к нам. Я совсем потерял голову, и мы всерьез поссорились. Отец кричал, что я целиком завишу от него, и тут, должно быть, я и сказал, что все равно сделаю по-своему, когда его не станет…
Пуаро вдруг перебил его:
— Значит, вы знаете, что говорится в завещании?
— Знаю, что половину своего состояния он оставил мне, а вторую половину — матушке, с тем чтобы после ее смерти я наследовал ее часть, — ответил молодой человек.
— Продолжайте же, — напомнил ему следователь.
— Потом мы кричали друг на друга, мы оба были уже в совершенно невменяемом состоянии, и тут я вдруг спохватился, что могу опоздать на поезд. Мне пришлось бегом бежать до самой станции. Поначалу я был вне себя от ярости, но вдали от дома гнев мой постепенно остыл. Я написал Марте о том, что произошло между мной и отцом, и ее ответ еще больше успокоил меня. Она писала, что мы должны быть стойкими и в конце концов отец перестанет противиться нашему браку. Нам надо проверить свое чувство и убедиться, что оно глубоко и неизменно. И когда мои родители поймут, что с моей стороны это не просто увлечение, они, конечно же, смягчатся. Разумеется, я не вдавался в подробности по поводу главной причины, которую выдвигал отец против нашего брака. Но скоро я и сам понял, что грубая сила — плохой помощник в таком деле.
— Что ж, перейдем теперь к другому вопросу. Скажите, мосье Рено, имя Дьювин вам знакомо?
— Дьювин? — повторил Жак. — Дьювин? — Он нагнулся и не спеша подобрал с пола нож, который прежде смахнул со стола. Он поднял голову и поймал на себе пристальный взгляд Жиро. — Дьювин? Нет, по-моему, незнакомо.
— Не желаете ли прочесть письмо, мосье Рено? Тогда, может быть, вам придут в голову какие-либо
