И вдруг ее объял ужас. На двери кабинета висел новенький замок на новеньком засове. В домишке всего-то было две комнаты: спальня да вот этот кабинетик, кухня и ванная с туалетом.
Внезапно в ней проснулся материнский инстинкт, неизвестно откуда взявшийся. Оглянувшись по сторонам, она тихонько подошла к двери, взялась за ручку, как бы стараясь передать через нее всю свою энергию, и прошептала в щель:
— Дункан?
Ей ответил взволнованный, до смерти напуганный голосок, едва слышный сквозь толщу двери. Кэри как будто током обожгло. Сомнений не было: Дункан был заперт там, за дверью!
Подчиняясь внезапному импульсу и почти не сознавая, что делает, Кэри крепко ухватилась за ручку и что было силы нажала на дверь. Дверь подалась настолько, насколько позволял засов. И там, в этой узкой щели, она увидела Дункана. Он полз к двери, волоча за собой безжизненные ноги, полз изо всех сил.
Лишь в последнюю секунду Кэри заметила женщину в просвете двери маленькой спальни, справа. Женщина уже положила руку на косяк двери. Дальше все произошло в считанные доли секунды. В мгновение ока Кэри развернулась и захлопнула дверь спальни. Женщина отскочила назад, но руку убрать не успела. Дверь с размаху врезалась во что-то мягкое, женщина взвизгнула от боли.
— Кэри! Кэри! — звал Дункан.
Кэри почти не слышала его. Все ее внимание было поглощено той дверью, из-за которой высовывалась рука. Рука не убиралась. Наоборот, женщина пыталась просунуть ее вперед. Кэри не давала, изо всех сил нажимала на дверь, но рука понемногу просовывалась вперед, и Кэри чувствовала, что начинает терять равновесие. Тогда она схватила руку и начала ее крутить, выворачивать. Женщина снова вскрикнула от боли; рука немного задвинулась внутрь. Кэри навалилась на дверь всем телом, а правой ногой в это время пыталась достать венский стул, стоявший под вешалкой. Ни в коем случае нельзя было дать этой тюремщице уйти. Кэри-то знала, что в доме два выхода. Дверь спальни надо было каким-нибудь образом запереть. Это была единственная преграда, отделявшая тюремщицу от пленника. Однако нога ее никак не могла дотянуться до стула. Кэри почти совсем опустилась на пол, пытаясь его достать и в то же время стараясь держать дверь, под отчаянные крики женщины и не менее отчаянные призывы Дункана. Наконец — о чудо! — нога поддела стул и подтащила к двери. С бешено бьющимся сердцем, вся дрожа от страха, Кэри выпрямилась, снова налегла всем телом на дверь с такой решимостью, как будто от этого зависела ее жизнь и жизнь ее близких. Послышался хруст костей и крик боли. Вернее, это даже нельзя было назвать криком: боль была смертельная, и звук, который издала женщина за дверью, невозможно было описать словами. Кэри продела ножку стула в ручку двери, надеясь, что какое-то время она послужит замком. Кисть руки тюремщицы все еще была зажата между дверью и косяком.
Слезы брызнули у Кэри из глаз. Она еще раз с сомнением взглянула на дверь и стул. Удержит ли?…
— Кэри! Кэри! — звал Дункан.
Он уже дополз до двери, и теперь его рука просунулась в щель.
— Назад! — громким шепотом приказала Кэри. Потом крикнула во весь голос: — Назад! Давай быстро!
Дункан начал медленно отползать назад, с трудом волоча парализованные ноги. Кэри оглянулась на дверь спальни. Женщина колотила о дверь всем своим телом, пытаясь освободиться; стул на этой стороне двери слегка покачивался. Кэри еще раз подперла ее покрепче. Потом вскочила, подбежала к двери, за которой был заперт Дункан, и начала с силой нажимать плечом.
Послышался скрип петель и треск дерева. Кэри продолжала колотить, не спуская в то же время глаз с другой двери. Дверь, за которой был заперт Дункан, кажется, начала поддаваться! Щель становилась все шире, отскочил большой кусок дерева. Окрыленная успехом, Кэри забыла обо всем, даже о женщине за другой дверью. Слезы застилали ей глаза, но она и на это не обращала внимания. Плечо заболело, и она решила повернуться другой стороной. Повернулась… и замерла на месте, не веря своим глазам.
В конце коридора, у двери на кухню, сжав кулаки, стоял Карл.
Глава тридцать пятая
Дэггет проснулся в час дня в своей собственной постели, понятия не имея о том, как он туда попал. В окно светило солнце, яркое, сентябрьское. В то же время в воздухе чувствовалось приближение осени.
В горле першило, голова гудела. Постепенно Дэггет вспомнил события предшествующей ночи. Его везли в машине Палмэна, а его собственную машину вел кто-то из их агентов. Фэбээровский врач прописал успокоительное, чтобы помочь оправиться от шока. Когда все ушли, он-таки проглотил одну таблетку, запив ее крепкой порцией виски. От этого, видно, и отключился так накрепко.
Он вспомнил, как смывал кровь под душем, а потом лежал в горяченной ванне. Вся процедура отмывания заняла не меньше часа. А транквилизатор, по-видимому, начал уже действовать в конце мытья; он вспомнил, как выбирался из ванны с помощью дункановской трапеции, как бросил последний взгляд на часы, прежде чем упасть на подушку. Было три часа ночи.
Он встал, поставил кипятить воду для кофе и снова пошел под душ. Оделся во все чистое. Все его существо приветствовало запах чистоты, исходивший от него. Он был счастлив, как какой-нибудь пижон с телерекламы.
Две чашки черного кофе подряд, однако, не придали ему бодрости. Он попробовал сделать себе яичницу, но есть не смог.
Все еще с головной болью, чувствуя себя выжатым как лимон, он с трудом забрался в машину и поехал на работу.
На Баззард Пойнт его встретили, как моряка, вернувшегося из дальнего плавания. Все-все, даже те, с кем он годами не разговаривал, повыскакивали из своих кабинетов только для того, чтобы пожать ему руку или похлопать по спине.
— Мы найдем мальчишку, — на разные лады повторяли все, и не было сомнений в том, что отныне вся деятельность мощной машины ФБР будет направлена только на это.
Мичиган — то, Мичиган — это, слышалось вокруг. Как будто он пришел не на службу, а на грандиозный банкет в свою честь.
Он боялся, что и в родном отделе встретит то же самое. Однако вопреки ожиданиям комната была пуста, если не считать Глории, которая встретила его бурными слезами и тут же, сбиваясь и путаясь, начала бормотать слова утешения. Унять ее было невозможно, поэтому ему ничего другого не оставалось, как только крепко обнять женщину в первый раз за все время. От этого она лишь еще больше разволновалась.
Так вот и застал их Палмэн: истерически рыдающая Глория в объятиях Дэггета.
— Тебя там внизу ждут на доклад, — без предисловий обратился он к Дэггету. Потом обернулся к Глории: — А вас я бы хотел видеть на рабочем месте, за столом.
Дэггет широким жестом обвел комнату.
— А где все?
— Все свободные агенты, у которых ноги еще работают, собирают информацию: ищут твоего сына и Чейсон. Мы все сошлись на том, что Чейсон, конечно же, не главная фигура и ни в коем случае не в состоянии провернуть операцию без Корта. А после налета в Германии их инфраструктура вообще распалась, так что можно предположить, что планы свои они похоронили. И сейчас единственное, что ей осталось, — это бежать. Мы уже перевернули весь город вверх дном. Допросили всех ее сотрудников, ну, где она любит отдыхать, куда бы могла отправиться в случае неприятностей и всякое такое. Мы найдем мальчика, Дэггет.
— А как там с моей одеждой? Как там моя мичиганская куртка?
— Об этом тоже позаботятся. А ты давай иди на доклад. А потом садись за отчет. Там тебе придется потрудиться будь здоров.
— А как насчет отчетов о событиях прошлой ночи? Я бы хотел на них взглянуть.
Палмэн бросил быстрый взгляд на Глорию, потом посмотрел на Дэггета.
— Нет, так дело не пойдет.
Глаза Глории сказали Дэггету больше, чем все слова, которые мог бы употребить Палмэн. Его все-таки отстраняют от расследования.
— В чем дело? Что происходит, я спрашиваю!
— Ты не можешь больше участвовать в этом расследовании. Личная заинтересованность… Здесь задеты твои личные интересы. Или, вернее, здесь сталкиваются интересы.
— Что значит — сталкиваются? Это целиком в моих личных интересах.
— Нет уж. Начнем сначала. В первую очередь — доклад, потом представишь подробный отчет. Это для тебя сейчас первоочередное.
— Но это же займет несколько дней! Вы что, отстраняете меня от расследования?
— Мы сейчас бросаем все силы на то, чтобы найти твоего сына и Чейсон. А ты, черт тебя подери, делай то, что от тебя требуется, понял? Заканчивай тут и иди на доклад, понял?
Они стояли друг против друга, тяжело дыша, не сводя разъяренных глаз друг с друга.
— Не делай этого, Дэггет, — почти прошептал Палмэн.
Не говоря больше ни слова, Дэггет круто повернулся и направился к лифту.
Он повторял свой рассказ уже, наверное, в третий раз, припоминая все новые и новые подробности, как от него требовали. И тут появились первые сомнения. Сначала это были лишь робкие, слабые ростки вопросов. Как будто слабый шелест где-то в подсознании. С каждым новым повторением, с каждой новой подробностью то, что вначале казалось вполне реальным, даже само собой разумеющимся, теперь приобретало какие-то фантастические очертания. Те, кому он повторял свой рассказ все с новыми и новыми подробностями, похоже, этого не замечали. Однако для него самого этот рассказ звучал все более невероятно. К тому времени, как прошли мучительные четыре часа доклада, он уже был полон сомнений и неуверенности в том, что, казалось, видел собственными глазами и в чем, казалось, никаких сомнений быть не могло. К концу доклада даже его пояснения стали все более сбивчивыми и противоречивыми. Собственные мысли, размышления, пока еще неясные, не вполне определенные, уводили его в сторону.
