Тао Юань-мин
Ещё никогда Чжи Мону не было так тяжело!
Его бесконечный путь петлял меж мирами, сворачивая в закоулки времени, а неисчислимые миссии уже давно должны были приучить к потерям и стойкому принятию неизбежного. И астроном был уверен, что научился.
Но он ошибался. Святые Небеса, как же он ошибался…
Его надёжная броня безразличия ко всему происходящему вокруг дала трещину ещё с уходом Тхэджо, и сквозь эту трещину с той поры непрерывно сочились чувства, которые Чжи Мон усердно давил и прятал в себе долгие годы. А теперь они пробивались жгучими алыми струями, настойчиво демонстрируя, как кровоточит его душа.
Эта его миссия в Корё с самого начала пошла не так, как планировалось. Столько нестыковок, ошибок и сомнений в его жизни не было никогда, ни в одном из миров, ни в одной временной петле. Он считался безупречным проводником и сам себя полагал таковым без ложной скромности и излишних амбиций. Никакой гордыни – всего лишь трезвая оценка и опыт, помноженный на ответственность, холодный расчёт и серьёзный подход к делу. И космическая индифферентность ко всему и вся, без которой ни один проводник не справился бы не только с обстоятельствами, но и с самим собой.
Чжи Мон просто делал свою работу и делал её хорошо. А равнодушие было частью этой работы. Её необходимым условием. Её прочным фундаментом. Её знаком качества.
До недавнего времени. Недавнего в сравнении с вечностью, разумеется.
Да, он жил неизмеримо дольше, чем мог представить себе любой из смертных, видел последние минуты людей десятки, сотни, тысячи раз, и порой эти минуты были действительно жуткими, однако Чжи Мон воспринимал всё это отстранённо, с выдрессированным веками безразличием к переходу между мирами и сверхзнанием, что там, за кратким мигом страха, боли и тьмы, открывается новый путь. Стало быть, нет причин для скорби и пустых, бессмысленных слёз.
Но одно дело, когда гаснут далёкие звезды, и совсем другое – когда стынет Солнце у тебя над головой, так долго и щедро дарившее тебе тепло и свет…
Едва Чжи Мон заметил тело Хеджона, покачивающееся в купальне лицом вниз, для него перестали существовать и внезапно восставший из мёртвых третий принц в окружении приспешников из клана Ю, и превратившийся в дикого зверя Ван Со, мечом прокладывающий себе дорогу к Хэ Су, и вообще кто-либо в этом кровавом мире, где звездочёт смертельно устал…
Сейчас он видел только короля, окончившего свой путь безвременно, жестоко и жалко, захлебнувшись отравленной водой, страхом и сожалением. А его, Чжи Мона, которого Хеджон считал своим другом и братом, не оказалось рядом, чтобы помочь уйти достойно, с покоем в душе и вовне.
А ведь он мог! Он собирался это сделать! Он знал, что дни Ван Му сочтены, и готовился проводить его так, как тот мечтал когда-то проститься с этим миром.
«Ваше Высочество, – услышал он собственный голос и увидел ещё совсем юного наследного принца, к которому обращался когда-то, много лет назад, – а что если вам суждено прожить недолгую жизнь?»
И получил спокойный и мудрый не по годам говорившего ответ: «А разве это имеет значение? Гораздо важнее то, как я проживу свои последние мгновения».
В тот день Чжи Мон пообещал себе сделать всё, чтобы, когда придёт срок, Ван Му ушёл с честью, как и подобает королю. А теперь он был мёртв. И смерть его оказалась презренной, полной страданий и боли.
Чжи Мон опоздал и нарушил своё обещание.
Когда до него дошла страшная правда, звездочёт словно оглох и ослеп. Он не видел ничего, кроме тела того, кого поклялся чтить и оберегать, едва тот появился на свет. Первенца Ван Гона. Наследного принца. Второго короля государства Корё.
Своего друга.
Словно во сне, Чжи Мон на негнущихся ногах спустился с лестницы, не замечая ничего вокруг, и вошёл в воду.
– Ваше Величество! – прошептал он Хеджону, перевернув его обмякшее тело и приподняв голову над водой. – Ваше Величество! Ваше Величество…
Чжи Мон звал его, будто всего лишь пытался разбудить после затянувшегося послеполуденного сна, обнимал за плечи и пытливо вглядывался в безмятежные черты. Он повторял это, зная, что ничего уже не сможет сделать, и всё равно надеясь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как глупо, как поздно! Как… по-человечески.
– Ваше Величество, – время соблюдать приличия и выказывать подобающее почтение прошло. – Ван Му… Открой глаза! – умолял астроном, чувствуя, как его душат жгучие слёзы раскаяния, стыда и горечи.
Но все метания, сомнения и страхи наследного принца, взошедшего на трон против воли, уже растворились в вечности, как растворилась его кровь в ядовитой воде.
И Чжи Мон зарыдал, открыто, надрывно, с рвущимися из груди стонами, оплакивая ещё одну оборвавшуюся жизнь, ещё одну погасшую свечу, которой он не дал догореть до положенного срока.
Опоздал. Проглядел. Не предусмотрел.
И – потерял.
Кажется, он каким-то образом сумел вынести тело высокого и крупного Хеджона из купальни и положить его на дощатый пол, залитый водой. Или ему кто-то помог? Этого Чжи Мон не осознавал и после так и не вспомнил.
Только спустя некоторое время он понял, что стоит над почившим королём, а рядом с ним откуда-то взялись Ван Чжон и Бэк А. Откуда? И где все мятежники во главе с самозванцем?
А впрочем, какая, к чёрту, разница…
В данный момент для него существовал только Ван Му, вернее, его тень, которая печально таяла, касаясь лица и сердца звездочёта прощальным теплом.
– Он – король государства Корё, – проговорил Чжи Мон, ни к кому конкретно не обращаясь и уже зная, что в тронном зале хозяйничает другой. – Как он мог покинуть нас?
Он закрыл глаза и увидел, как Ван Ё сбрасывает со своего кованого нагрудника руку униженно стоявшего на коленях короля, протянутую в поиске помощи, а затем толкает его в воду и невозмутимо наблюдает, как тонет его брат. Третьего принца не трогали ни крики Хэ Су, умолявшей его помочь Хеджону, ни кровавые пузыри, исторгавшиеся с предсмертными хрипами изо рта умиравшего короля.
Ван Ё просто стоял и смотрел.
И криво улыбался. Улыбался до самого последнего момента, когда вода в купальне перестала колыхаться и лишь робко ласкала захлебнувшегося короля мягкими объятиями, отравленными ртутью и завистью братьев.
Значит, вот как это было, поморщился Чжи Мон. Неужели Ван Ё настолько чёрств и циничен?
Мимо него к королю шагнул Бэк А. Опустившись на колени, он обнял старшего брата и прошептал ему, как бывало в детстве, когда они утешали друг друга из-за разбитой коленки или пустячной раны от тренировочного меча:
– Брат… – мягко приговаривал тринадцатый принц, глотая искренние слёзы и баюкая уснувшего беспробудным сном Ван Му, – забудь обо всём и покойся с миром. Всё прошло…
Прошло?
Чжи Мона словно ударили в живот, он охнул, согнулся и некоторое время пытался отдышаться под вопросительными взглядами тринадцатого и четырнадцатого принцев. Потом выпрямился, в последний раз посмотрел на Хеджона в руках Бэк А и пошёл прочь.
Он очнулся у себя в башне, на балконе, глядя с высоты, как дворец пожирает траурная ночная тьма, глухая и беззвёздная. Слёзы его кончились ещё там, в купальне, словно с одним его вздохом закрылся кран, откуда сочились капли неизбывного горя…
Чжи Мон бессмысленно огляделся вокруг, изо всех сил борясь с сиюминутным желанием исчезнуть, бросив весь этот дворцовый ад и кровавые распри на произвол судьбы.
Если бы…
Он должен оставаться здесь до окончания своей миссии, что бы ни происходило, и справляться со всем в одиночку. Не впервой. Только как же ему было тошно!
Он поймал себя на том, что завидует четвёртому принцу – нелепость какая… Хотелось бы ему провалиться в скорбное молчание и закрыться от всех, как недавно Ван Со, тщетно пытавшийся сбежать от чувства вины. Но Чжи Мон не мог позволить себе эту роскошь, по крайней мере, сейчас. Слишком многое нужно было исправить, наладить, распутать и связать нити судеб, из которых он ткал полотно истории здесь, в Корё.
