Кто-то испуганно закричал. Проходящий мимо слуга поспешил к упавшему, а Ёрдел спокойно прикрепил пустой мешочек к поясу.
Пока он не разберётся с собственным отношением к сестре, этим странным лучше не ошиваться рядом с ней.
Осмотревшись, Ёрдел нашёл взглядом приметную башню и пошёл прочь. Нужно возвращаться домой.
В доме царила тишина. Ёрдел постоял немного в сенях, прислушиваясь, решил, что девочка спит, и неслышно ступил внутрь. И окунулся во влажный тёплый воздух. Едва уловимые взглядом завитки пара тянулись из щелей пола, оттуда, где теперь располагалась купальня. Тёмный осмотрел прибранную комнату, косо собранную печь, теплящийся в ней огонь и шагнул к полуприкрытой двери. Девочка спала в своей комнатке, свернувшись под шерстяным одеялом. Убедившись, что с ней всё в порядке, мужчина закрыл дверь и опять осмотрелся.
Сделав нормальную защиту, чтобы девочка не выскочила в дикий лес, Ёрдел позволил ей ходить по всему дому. Кроме чердака. Первое время она боялась, плакала, просила отпустить её. Но куда отпустить? В лес? Обратно к отцу? Она же не сохранила артефакт, он не простит её. К тому же её никто не искал. Странно, что она сама этого не понимала. За ней некому присмотреть, а дети не должны расти без опеки. Особенно такие нежные. За ней присмотрит он. Временно. Вроде бы у него даже получается.
Он починил печь, сделал дом безопасным, нашёл ей одежду, даже разобрался с проблемой мытья. Для него самого было совсем несложно ополоснуться в проруби, но память нашёптывала ему, что детям нужна тёплая вода. Только он хаги, и вода ему не подчинялась. Но он нашёл выход. Вырыл в подполе котлован, выложил его камнями, а их покрыл греющими символами. Снег же принести было не так сложно. Кроме этого, он каждый день ходил в город – даже запомнил дорогу к рынку – и приносил свежую еду и молоко.
Но она почему-то всё равно плакала. Тихо, украдкой, но он-то слышал.
Взгляд Ёрдела упал на стол, и он, шагнув ближе, приподнял ткань. И опустил её.
Почему она всегда оставляет часть еды? Он приносит слишком много?
Глава 41. Обескураживающая проницательность харена
Майяри, тихая и молчаливая, сидела на диванчике между господином Ранхашем и господином Шидаем в кабинете хайнеса и безучастно прислушивалась к разговору мужчин. Тяжёлая деревянная шкатулка с вожделенными записями хайрена Игренаэша была прижата к груди, но Майяри не чувствовала радости и в целом почти не осознавала, что именно держит. Всё мысли были заняты одним: рядом сидел харен. Она ощущала тепло от его тела даже через одежду и едва сдерживалась от мучительно-острого, почти болезненного желания прижаться к мужчине.
Хотелось обнять его. Очень крепко.
Хотелось прикоснуться губами к его шее.
Хотелось посмотреть в его глаза, услышать голос.
Хотелось признаться, что она готова отдать ему своё сердце.
До нервной дрожи хотелось.
Какое расследование, какие таинственные печати? Всё стало неинтересно. Принимая шкатулку от хайнеса, Майяри только и сообразила предупредить его, что покажет записи господину Раию и его ученику. А теперь и понять не могла, что ей делать с этими бумажками. Ограбление санаришской сокровищницы, проблемы с таинственными артефактами, возможный заговор – всё это теперь было таким неважным, мелким…
Она очень любила Виидаша. Действительно любила. Но совершенно иначе. Он был дорог ей и дорог до сих пор. Майяри чувствовала себя счастливой рядом с ним. Но она не сходила с ума. Ей не казалось, что она способна умереть, если не прикоснётся к нему. Ей не хотелось целовать и целовать его.
А теперь Майяри хотела схватить харена, крепко обнять его и оградить стеной от всех, кто может помешать ей любить его. Она возжелала, чтобы харен целовал её, шептал те честные и смущающие вещи, что и прошлой ночью. Внутренний порочный огонь словно бы раньше сдерживала преграда, но стоило Майяри осознать, что она любит, и огонь охватил её всю.
Харен был так красив. Она понимала это и раньше, но только сейчас его образ пробудил в душе что-то нежное. Белая кожа, правильные черты лица, живой яркий цвет глаз, серебро волос… Он выглядел немного уставшим, и у Майяри болезненно защемило сердце. Сколько она мучила его. Он вправе возненавидеть её. И слава всем богам, что он всё же не ненавидит. Только представив, что харен смотрит на неё сузившимися от ненависти глазами, Майяри холодела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Очень хотелось признаться ему, увидеть, как просветляется от радости лицо, улыбнуться в ответ, но… Майяри сглотнула, и ощущение страха усилилось.
Как сказать ему о своей главной тайне?
В один миг замужество стало более страшным секретом, чем её происхождение. Как он отреагирует? Всё же возненавидит? Если бы она только могла быть уверенной, что ненависть станет его единственной реакцией, то призналась бы. Но что, если он не отступит и не захочет ждать срока расторжения брака? Если первое вызывало в её душе радостный трепет, то второе заставляло захлёбываться ужасом. Если раньше Майяри боялась, что по её вине с хареном что-то случится, боялась стать причиной его смерти, то теперь одна мысль о смерти господина Ранхаша вызывала не чувство вины, а всепоглощающий ужас.
Что делать? Как сказать? Говорить ли?
– Госпожа, всё хорошо?
Майяри вздрогнула и с подозрением посмотрела на господина Шидая. Непривычное в его устах обращение «госпожа» заставляло вспоминать о недавнем происшествии с лже-обликом.
– Да, – неохотно буркнула она, крепко прижимая шкатулку к груди.
– Вы уверены, госпожа Яри? – хайнес с беспокойством посмотрел на бледную девчонку. – Вы даже не посмотрели бумаги, которые я вам дал. Вдруг я обманул вас?
– Я доверяю вам, – отозвалась девушка.
– Совершенно зря, – рискнул заметить повелитель.
Ранхаш смерил взглядом сперва хайнеса, а потом посмотрел на ссутулившуюся девушку. Он так и не узнал причину внезапной слабости Майяри, и его немного пугали её молчаливость и отрешённость.
– Простите меня, – хайнес с искренним раскаянием посмотрел на девушку, – я не подумал, что эта история может вызвать в вашей душе такой отклик.
Ранхаш напряжённо посмотрел на повелителя. Майяри вскинула испуганный взгляд на хайнеса, а затем посмотрела на харена.
– Не переживайте, это останется между нами, – господин Иерхарид лукаво взглянул на харена. – Но я думаю, вам всё же стоит довериться господину Ранхашу.
– Майяри, это о чём? – господин Шидай невольно вышел из роли слуги.
Но девчонка только затравленно посмотрела на него и ещё крепче прижала к себе записи хайрена Игренаэша. Ранхаш строго взглянул на своего господина.
– Ну полноте вам, – отмахнулся хайнес, – у женщины должны быть свои секреты.
Майяри вжала голову в плечи. Её секреты были размером с огнедышащих драконов и представляли куда большую опасность, чем какие-то ящеры.
Мужчины обменялись ещё несколькими фразами, решили, что шкатулку везти обратно в дом харена смысла нет, и хайнес предложил оставить её в одной из подземных лабораторий, которой уже давно никто не пользовался. Конечно, при условии, что шкатулка не взорвётся. Очнувшаяся от своих мыслей Майяри заверила его, что у той слишком мало магии, чтобы ещё раз привести в действие взрывную печать. Записи хайрена Игренаэша хайнес согласился отдать ровно на неделю. По истечении этого срока вне зависимости от результата они должны вернуться на место.
Из кабинета Майяри вышла одной из первых. Ею владело нервное оживление. Хотелось что-то делать, двигаться, бегать, как-то выплеснуть свои эмоции. К тому же было велико искушение поддаться желаниям и всё же обнять харена. И так с большим трудом удавалось отвести от него взгляд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Госпожа, – раздался радостный возглас почти над ухом.
Девушка резко остановилась и растерянно уставилась на белую стену перед собой. Стена пошла складками, стоящий перед ней мужчина наклонился, и Майяри увидела жёлтые глаза хайрена Узээриша.
