Не буду его прерывать, буду просто следовать за ним, перестану напрягаться, буду просто пассивно воспринимать то, что он предлагает.
"На Бутырках продолжалось постепенное охлаждение к нам отца и расслоение семьи на две группы - нас, "мальчишек" (пасынков) и "детей" (трое детей мачехи были девочки). Постепенно переходили от еды в разное время, что было неизбежно, т.к. мальчишки рано отправлялись в гимназию и поздно возвращались, к питанию на разных половинах (на Бутырках мы жили и обедали обычно не в общей столовой, а в особой квартире, отделенной холодными сенями от квартиры, где жили отец, мачеха и младшие дети), а затем и к разному столу, что формулировалось так: "девочки еще маленькие, нежные существа, и не могут питаться такой же пищей, как "мальчишки", основной едой которых были "щи да каша - пища наша" или рубленые котлеты. Часто мачеха под предлогом болезни обедала с девочками не в общей столовой, а у себя в комнате.
Вероятно, количество и качество нашей пищи было достаточно, но самый факт деления на "чистых" и "нечистых" и отнесение нас к низшей категории был глубоко унизителен и оскорбителен, особенно если прибавить к этому, что и в гимназии своим костюмом мы выделялись в худшую сторону. Наши куртки и брюки были из дешевого сукна, изготовлялись домашними дешевыми портными, головными уборами служили сшитые дома из того же сукна шапки "арестантского" образца. Наконец, в течение ряда лет в качестве зимней одежды нам покупались черные "романовские" полушубки, резко пахнувшие овчиной и составлявшие полную противоположность сшитым у хороших портных или купленным в дорогих магазинах зимним пальто наших гимназических товарищей".
"Вся ласка и нежность постепенно переходили на младших детей, - мы были вредными и надоедливыми мальчишками не только в глазах мачехи, но и в глазах отца, который купил для расправы с нами нагайку, "университетское средство", как он ее называл, не знаю, потому ли, что она применялась полицией при студенческих беспорядках или просто по месту покупки (на Моховой, у здания Университета)". ("Наташку" купил!)
"Свою мачеху все мы ненавидели, причем по мере подрастания наших младших сестер, ненависть усиливалась. Одним из самых любимых наших развлечений было "славить барыню", то есть дикими голосами погромче петь на мотив простонародной песни "Барыня" какие-то куплеты с обязательным припевом "барыня, барыня, ах ты сволочь барыня". Песня эта имела успех у нашей многочисленной домашней прислуги, также не любившей "барыню". Конечно, мы "славили барыню" в отсутствие отца".
"Мы всегда враждовали с бутырскими мальчишками и не хотели иметь с ними ничего общего. Безнадзорность и гнетущая домашняя атмосфера, от которой все мы страдали, имела ту хорошую сторону, что сближала нас, создавая своего рода внутреннюю солидарность перед всем внешним миром, мы держались дружно, "один за всех и все за одного", не выдавая друг друга и не прибегая к жалобам и фискальству. Помню, например, что когда кто-то из наших буржуазных сотоварищей по играм обидел нас, назвав "босоногой командой", я тотчас скомандовал: "Босоногая команда, за мной!" - и вся игра была сорвана уходом большей части участников.
В стенах гимназии был случай, когда один из старших учеников, немецкий барон, начал издеваться над моим братом. Не говоря ни слова, я подошел к нему и, хотя он был сильнее меня и на голову выше, в присутствии всех учеников в большом зале дал ему полновесную пощечину. Он настолько опешил, что растерялся, дал мне отойти, тем дело и кончилось. Только такая братская солидарность и создавала нам сносные условия жизни".
Итак, какую же картину мы имеем?
Дети формируют мнение о себе через свое ощущение того, как их воспринимают родители. Сначала ребенок растет в полноценной семье с любящими родителями. Вдруг умирает мать. Отец забывает о ней, забывается даже, где находится ее могила. У отца "нет культа" любимой женщины:
в силу своего "демократизма", "он дамам к ручке не подходит"; в силу своей практичности, быстро находит замену умершей супруги, потому что необходимо, чтобы кто-то вел большое хозяйство и воспитывал детей, ибо сам глава семьи в частых командировках. На фоне душевной драмы, связанной у детей со смертью матери, строится новая семья с мачехой. Мачеху дети не любят, они проецируют и переносят многие свои опасения, тревоги и гнев на нее, они видят в мачехе человека, похитившего их отца. Они восстают против новых правил, установленных пришельцем. Их воспитывает бонна-немка, в детских душах возникает еще один негативный женский образ с чуждыми им установками и укладом жизни.
У мачехи рождаются свои дети.
Дети одной стороны имеют тесные эмоциональные контакты со своим биологическим родителем, а у детей другой стороны таких связей так и не возникает. Вполне естественно, что связи мачехи со своими собственными детьми, тем более с дочерьми, были глубже и прочнее тех, которые установились с детьми супруга.
Детям необходимо было чаще находиться со своим кровным родителем, тем более мальчикам в определенном возрасте просто необходимо влияние именно отца, а отец в отъездах. За враждебностью детей их боль и неуверенность в себе не замечены даже отцом. Когда к ребенку нет внимания, любви, он чувствует себя незащищенным, у него развивается комплекс неполноценности, он начинает строить "защитную маску" из того, что ему подвернулось.
Ребят унижает бедная одежда, полушубки, неприятно пахнущие овчиной, что сразу невыгодно выделяет их среди сверстников, "арестантские" шапки как символ палочного семейного воспитания. У них формируется психология жалкого, ничтожного человека. Как следствие могли сформироваться зависть, ненависть и страх. Возникают бунтарские, разрушительные чувства. В отношениях со сверстниками мальчики именно так себя и проявляют.
Братья держатся в своей замкнутой от "чужаков" группе, никому не доверяют, ни с кем не общаются. Этот факт уже сам по себе мог плохо повлиять на развитие их эмоциональной сферы. И не только эмоциональной.
Неудивительно, что с любовью и дружбой у Августа были осложнения. Осложнения могли затрагивать и его сексуальную сферу. Август так разоткровенничался, что разговор перешел и на эту интимную тему. Оказывается, отчий дом Август покинул до смерти отца, женившись на Платониде. Платонида чем-то напомнила Августу родную мать, она была таких же пышных форм, мягкая, теплая.
Но потом Августа больше стал прельщать в женщинах образ мачехи. То, что в детстве Август отмечал как недостаток: "тощая, как щепка", в его сексуальных фантазиях вдруг превратилось в привлекательное качество, стала пленить и женская холодность, даже жестокость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
