— На нашем жилом этаже нет «входящего», я проверила. Как и в столовой. Разве только в вагоне монорельса, но там доступны только трекер-каналы и они под жестким контролем.
— Главное, чтобы ты смогла, не вызвав подозрений, встретиться с… скажем, с кем-то из моих техников из инженерного. Или с кем-нибудь из наших корабельных вигилов. Я отправлю к тебе человека, который передаст форму и пропуски. Дай мне пару дней, чтобы перераспределить вахты и создать «окно» в расписании. На «Аквилу» проще всего попасть под видом ремонтников. С тобой проблем не будет, но вот за Божественным нужен глаз да глаз, согласна? На техника он не тянет, а старших инженеров в доках знают в лицо. Но главная наша задача — обойтись без стрельбы, пока мы не отшвартуемся.
- О! Хорошая идея. Ты придумала? — уважительно покосилась на Ливию девушка.
«Что значит — наварх!»
— Я-то за Гаем пригляжу, до сих пор у меня неплохо получалось, — улыбнулась Кассия и почти незаметно, как ей казалось, намекнула: — Да и какая ж стрельба без оружия?
— Извини, Фортуната, но оружия я тебе не дам, — Ливия покачала головой. — Не потому, что не доверяю. Но взять так просто из арсенала пару «гладиев» и не вызвать этим вопросов не могу даже я. Во всяком случае, пока мы в доке. Тебе позволено входить в инфо-сеть? Запомни мой код. Через два дня свяжись со мной, и я назову имя моего человека и место встречи. Договорились?
Никогда не жаловавшаяся на память, Кассия утвердительно кивнула.
— Я всё сделаю, как ты сказала, только… Понимаешь, Ливия Терция, мы ведь с Гаем, словно одной цепью скованы. Безболезненно я могу от него отходить только в спортзал и в столовую. Чуть дальше — и нас обоих такой головной болью накрывает, словно кто-то плазменным резаком дырку в черепе вырезает, — лигария пальцем нарисовала на лбу невидимую мишень. — Ты этот факт учитывай, когда планировать будешь, ага?
— Принято, — поморщилась наварх. — Учту. Тогда выйдете на прогулку вместе, а потом ты отойдешь… ну, скажем, за мороженым. А когда выберемся, я прижму моего хирурга. Наверняка есть способ как-то отключить вас друг от друга, не повредив мозг.
Кассия ограничилась лишь горестным вздохом, немедленно запретив себе питать малейшую надежду на избавление от Внутреннего Ацилия. А так хотелось! Внешний — блондинистый, самоуверенный, серьезный и любящий стихи — пусть остается. А внутреннего — назойливого, болезненного, мельтешащего, зудящего — вырезать, выжечь, выкорчевать!
***
Едва женщины скрылись за синей хвоей экзотического кустарника, опальный патриций, чтобы разбавить напряженное молчание, присел и аккуратно почесал Фиделису кожные складки под нижней челюстью. Сцинк, что характерно, даже не попытался огрызнуться.
— Забавная зверюшка, — улыбнулся Ацилий. — Очень чувствительная к эмоциям. Похоже, ты ему нравишься, Квинт Марций.
Фиделис, демонстрируя исключительную сообразительность, в качестве подтверждения незамедлительно попробовал закогтить калигу префекта.
— Если судить по оранжевым кучкам, регулярно оставляемым этой тварью на постели, сцинк от моей персоны без ума, — поморщился Квинт Марций, пытаясь выдумать самый гуманный способ отвлечения ящера от обуви. Отрывание головы Ливия бы не одобрила, это точно. — Хватит, слышишь, хватит терзать казенное имущество, — прошипел он сквозь зубы.
— Как я и говорил, сцинки крайне чувствительны к эмоциям. Ты не пробовал с ним подружиться, префект? — Курион ловко обхватил Фиделиса поперек туловища и одним движением отцепил от собеседника. Практически без потерь. Зашипевший было ящер быстро притих и тут же попытался свернуться клубком на руках у патриция. — Поразительно, как бывают похожи питомцы и их хозяева. Не находишь, что в этой тварюшке есть что-то от доблестной Ливии Терции?
Что ж, вежливый разговор о животных — это не совсем то, ради чего префект «Аквилы» явился в дендрарий.
— Определенно сходство есть, — молвил Квинт Марций. Он, конечно, понял подтекст скрытый в словах Ацилия, но ответ предпочел обдумать как следует. Префект, не смотря на свое книгочейство, никогда не считал себя мастером аллегорий.
- Сложно заподозрить в сцинке милую домашнюю животинку, согласен. Так же, как и склонность к филантропии — в навархе «Аквилы». Неудивительно, что наш мозгоправ почуял тайный заговор.
Другими словами, Квинт не рискнул бы гладить Фиделиса, как не осмелился бы… ну, например, поцеловать Ливию Терцию. Однако, их общая любовь к биреме и полетам, как ни крути, а неизбежно сближала. Психокорректор видел несоответствие, но понять причину не мог. Оттого и бесился.
— Служба психокоррекции, — хмыкнул Ацилий, — с успехом заменила иные, гораздо более одиозные организации в деле контроля за обществом. По сравнению с парфийской контрразведкой наши психокорректоры, конечно, далеко не так эффектны, зато куда более эффективны. Мозг, — и патриций постучал себя пальцем по лбу, — наш самый уязвимый орган. Впрочем, по мне видно, не так ли?
— Мое искреннее сочувствие, — чрезмерно сдержанно отозвался Квинт Марций. — Червоточина немилосердна.
Аквилина следовало простить за краткость рубленых фраз, он слишком бдительно ждал, когда же опальный сенатор начнет его агитировать. Отчаянное любопытство пополам с недоверием сделали Квинта Марция много черствее, чем он был в жизни.
— Благодарю, — патриций показал зубы в усмешке. — Хотя сочувствием я уже сыт по горло. Равно как и червоточиной. И мечтаю лишь… — он осекся и внезапно сменил тему, словно некая мысль пришла ему в голову только что. Старинный прием, равно популярный как среди ораторов, так и у мошенников, однако действует безотказно. Собеседник на миг теряет нить — и можно брать его голыми руками.
- К слову о мечтах. А у тебя есть мечта, Квинт Марций?
О да! У префекта она была. Еще какая! Практически несбыточная, далекая, как центр галактики, и такая же трудно достижимая.
- А Ливия Терция тебя не просветила? Нет? — подозрительно спросил он. — Я — Марций, который хочет летать. И не только хочет, но и, как выяснилось, может.
Он почти гордился собой, наслаждаясь… да, пожалуй, это чувство можно смело именовать счастьем. Знать, что ты такое есть и чего на самом деле хочешь — счастье, без всяких сомнений.
Определенно, этот сумрачный воитель стоил усилий, потраченных на его, хм, агитацию. Какой преданный сторонник из него получится, если прямо сейчас все не испортить! Но уж что-что, а терять один из немногих шансов на спасение Гай не собирался.
— О, да ты бунтовщик похуже меня, префект! — патриций деланно ужаснулся, не забывая почесывать брюшко млеющему Фиделису. — Неудивительно, что у тебя проблемы со службой психокоррекции. Ты осмелился мечтать… — он вздохнул и покачал головой. А потом сразу пошел в атаку, резкими и хлесткими фразами загоняя собеседника в угол, словно энергоплетью размахивал: — Неужели тебе недостаточно было своего виртуального мирка? Захотелось, чтобы все было по-настоящему, верно? Вирт-поле — суррогат. Бесконечные возможности, которые на поверку оказываются пшиком. Но тебе все равно повезло больше, чем Кассии, Квинт Марций. Она вообще не умеет мечтать. Не знает, что это такое. Не понимает, как. У нее есть виртуальный лис, знаешь ли, но ей и в голову не приходило, что можно захотеть завести настоящего. Просто захотеть. И доблестная Ливия Терция при всех ее реальных возможностях тоже лишена этой способности, во всяком случае, была лишена до недавнего времени… Но я отвлекся. Если взглянуть шире, что лично ты хотел бы изменить в устройстве Республики, префект?
Префект «Аквилы» не любил такие вопросы. Они требовали от отвечающего глобального взгляда и обширных знаний, а взгляд из командирского кресла на мостике биремы отличался небольшим углом обзора и, по мнению Квинта Марция, не страдал объективностью.
— Знаешь, Гай Ацилий, мне сложно судить о том, в чем нуждается вся Республика, но я могу сказать, чего бы хотелось лично мне. Так будет честнее. Для Марция, видишь ли, честность — синоним правильности.
Правы оказались наставники, когда намекали, что регулярное чтение умных книг имеет всего один неудобный побочный эффект: постепенно у читателя развивается ощущение субъективности личного мнения. Как ни крути, а склонность к сомнениям мешает армейской службе так же, как мелкий камушек в калиге во время марш-броска.
— Я бы хотел получить возможность научиться летать. Не таясь, не оглядываясь на Луция Антония, не опасаясь немедленного списания. И в моем желании именно так служить Республике я не вижу преступления. Его ведь нет. Это лишь барьер, придуманный кем-то когда-то якобы во благо. Пока пересмотреть эти так называемые незыблемые правила, вот и всё.
Впервые в жизни изложив свою личную политическую волю, префект ощутил не только удовлетворенность, но и душевное облегчение. Хотя, казалось бы, что такого сказал? Чистую правду!
