И бедная Мариетта упала на колени, удерживая своей маленькой ручкой могучего Бернара; глаза пса налились кровью, дыхание его участилось, и он, словно лев, бил себя хвостом по бокам, готовый броситься на фельдшера.
Слепые стали роптать. Они почувствовали, что в лице их друга Консьянса жестоко обходятся с каждым из них.
Консьянс стоял молча, но кулаки его сжимались: набожный юноша призывал на помощь всю свою терпеливую доброту, какой одарила его природа.
Фельдшер схватил Мариетту за руку.
— Да замолчите же! — прикрикнул он на своих возроптавших пациентов. — И ты замолчи! — обернулся он к рычащему Бернару. — Всем молчать и повиноваться, иначе я прикажу пристрелить собаку, а девушку отправлю в больницу!
Фельдшер не успел закончить своей двойной угрозы: пока Мариетта стояла на коленях, удерживая Бернара, готового задушить злобного врага, он ощутил на своей шее нечто подобное стальному кольцу — то были руки Консьянса, у которого впервые в жизни поступок опередил угрозу.
— Ах! — произнес молодой человек, побледнев и устремив на фельдшера свои глаза, которым отсутствие жизни придавало выражение, наводящее ужас. — Ах, жалкий злой человечишко, псевдохристианин! Так ты убьешь Бернара, а Мариетту отправишь в больницу!.. Тебе крепко везет: эта палата так темна, а ее стены так толсты, что Бог, наверное, и не видит тебя, и не слышит!
Фельдшер испустил сдавленный стон; он уже не мог набрать воздуха в свои легкие. Возмущение несчастных больных бушевало вокруг него, словно буря, готовая его затопить.
— Консьянс! — воскликнула Мариетта, одной рукой удерживая Бернара, а другой схватив за руку юношу. — Консьянс, во имя Неба, отпусти этого человека, он сам будет раскаиваться в том зле, какое он нам причинил.
— Ты права, Мариетта, — согласился Консьянс, опуская руки. — Ты права: зачем к нашим нынешним бедам добавлять новые? Подойди ко мне, Мариетта, подойди: я еще раз тебя поцелую!
Затем, догадавшись, что девушка с трудом удерживает пса, он повернулся к собаке:
— Сюда, Бернар, сюда! Ко мне! Бедный друг, я был так счастлив, что до сих пор не подумал о тебе!
Бернар, радуясь этим словам, первым, с какими обратился к нему хозяин, забыл на минуту о фельдшере и, став на задние лапы, а передними опершись на грудь юноши, с рычанием одновременно жалобным и радостным, ласково провел языком по угасшим глазам хозяина.
Но Мариетта понимала, что фельдшера надо как-то обезоружить.
Она отпустила Консьянса и со спокойным достоинством, какого нельзя было и ожидать от девушки ее возраста и сословия, направилась к своему недругу; внешне сдержанная, она не смогла помешать двум крупным слезинкам тихо катиться по ее щекам.
— Сударь, — сказала она, — я ухожу, но простите меня, простите Консьянса, простите Бастьена; обещаю вам: Господь, подающий нам пример милосердия, вознаградит вас за доброе дело. У вас, у вас тоже есть сердце, и вот к этому-то сердцу я и взываю. Не правда ли, вы будете настолько добры, чтобы забыть происшедшее здесь, а я буду молить за вас Бога?!
То ли фельдшеру не хотелось ощутить на своем горле пальцы Консьянса и клыки Бернара, то ли его обезоружила покорность девушки, но в ответ он сказал:
— Хорошо, уходите, и, если наша договоренность останется в тайне, если молчание будет обеспечено, я из жалости к вам, милая девушка, никому ни о чем не скажу.
Мариетта взяла его руку и поцеловала.
— О, вы славный человек, я это твердо знала; да, сударь, я ухожу и немедленно; только одно, еще одно слово на прощание…
И в последний раз она обвила руками шею любимого, одарила его долгим нежным поцелуем и тихонько прошептала ему на ухо волшебные слова:
— Будь уверен, Консьянс, не пройдет и дня, как я раздобуду разрешение снова увидеть тебя.
Затем, уже не в состоянии сдерживать свою муку, она направилась к двери палаты. Дойдя до дверей, она еще раз обернулась и, испустив пронзительный крик, пошла обратно к любимому, но столкнулась с фельдшером, преградившим ей путь. Ей пришлось выйти, а Консьянс остался сидеть на скамье, неподвижный, удрученный, из последних сил сдерживая Бернара, снова рвущегося на помощь девушке.
Раздираемая противоречивыми чувствами, Мариетта спустилась по лестнице и, обезумевшая от горя, вышла во двор, где по-прежнему стоял на часах Бастьен.
Там, в конец обессилев, пошатываясь, с истерзанным, словно у мученицы, сердцем, она в последний раз оглянулась вокруг, словно надеясь, прежде чем покинуть эту обитель скорби, найти взглядом человека, у которого она могла бы попросить помощи, для того чтобы сдержать слово, данное Консьянсу, а вернее, самой себе.
В окне второго этажа, вероятно служившего жильем для высоких чинов гражданского госпиталя, который стал после оккупации военным лазаретом, Мариетта заметила довольно элегантно одетую женщину.
Девушка видела ее сквозь пелену слез; ей вдруг пришло в голову, что именно отсюда может прийти надежда; она вытерла слезы, чтобы получше разглядеть незнакомку, и, решив, что читает на ее лице сочувствие, бросилась к окну, протянув руки к ней, словно к Мадонне, и воскликнула:
— Сударыня, во имя Всевышнего, во имя вашего мужа, во имя вашей матери, во имя всего, что вы любите в этом мире, прошу сострадания!.. Сострадания к несчастному слепому!
Дама с недоумением посмотрела на Мариетту. Мольба девушки тронула ее сердце, и женщина колебалась между жалостью и страхом перед нелепой и, может быть, неприличной сценой.
Она отошла от окна, словно намереваясь избежать разговора.
Но, угадав это движение, причину которого она сразу же поняла, Мариетта испустила крик нестерпимой боли, такой глубокой муки, что взволнованная дама остановилась и с удивлением посмотрела на эту молодую крестьянку, устремившую на нее свои голубые глаза, полные слез и надежды, глаза, в которых можно было прочесть страх перед отказом вместе с благодарностью, предваряющей благодеяние.
И тут в душе незнакомки жалость одержала верх над страхом.
— Поднимайтесь, дитя мое, — предложила дама Мариетте, — и скажите мне, чем я могу вам помочь.
Затем она добавила с очаровательной улыбкой, которой женщины сопровождают свои добрые дела:
— И, если в моей власти сделать то, чего вы желаете, я от всей души постараюсь вам помочь.
Мариетте не требовалось ничего большее и, задыхаясь от радости, она бросилась вверх по лестнице.
IX
ЖЕНА ГЛАВНОГО ХИРУРГА
Дама ждала Мариетту у открытой двери своей квартиры.
Она взяла девушку за обе руки и повела ее в комнату:
