Такой бессмысленный, кровавый, нескончаемый абсурд. Всё в задницу. Ну черт же возьми. Конечно, у него особой-то жизни и не было, а теперь отнимут и эти крохи.
Черт!
Джек Ворон и крестоносцы, благородные, бравые, крепкие и еще куча эпитетов.
Но неудачники – потому что удачи нет. Потому что проигрывают и бегут.
А эту ночь не пережить. Вампиров в больнице не остановишь. А что свидетели, так вампирам наплевать. Да и кто этим свидетелям поверит? А они сами разве поверят своим глазам? Через пару дней, когда они увидят, кем их считают все вокруг, бедолаги и сами подумают, что всё вообразили.
Конечно, те, кому повезло выжить.
Вот же дерьмо.
Ворон потерял скольких? Шестерых? Семерых? Он отправляется в Рим и кого привозит? Конечно, отец Адам – хороший человек. И даже лучше, чем хороший.
Но всего один человек. Ворону следовало привезти два десятка тренированных священников и епископа в придачу. Но он же не привез. Он вообще не сделал много того, что следовало. И потому сегодня все умрут.
Он развернулся на кресле, посмотрел в окно, выходящее в бар. Там темно. Стекло лишь отражает лицо, подсвеченное настольной лампой.
Все умрут.
И я умру.
– Ты умрешь сегодня ночью, – произнес он вслух.
Мать твою. И никакого драматизма.
И если бы кто-нибудь другой, а не Аннабель… хотя, конечно, если Даветт, он бы тоже… а может, и, хм…
Но не в этом же дело!
А дело, мать его, в том, что они проиграют драку.
Выиграют вампиры, склизкие грязные кровососы, и заберут, до чего дотянутся. Это в особенности злило. Только представить, как эти твари сидят здесь, в баре, а официантки обслуживают, потому что не знают, кто перед ними. К гнусным выродкам будут относиться будто к людям. Нормальным людям. Как тут не злиться? А твари будут сидеть, будто они лучшие из лучших среди людей, вместо того, чтобы… а вместо чего? Где им, тварям, место?
В канализации им место.
– Я умру сегодня ночью, – повторил он.
Он взял бумагу и составил то, что, по идее, должно быть легальным документом. Хоть бы только свое имя не переврать. Документ Феликс положил в конверт, запечатал и подписал: «Завещание», засунул за предпоследнюю страницу чековой книжки. Если что – найдут.
Паршивец Ворон с его самурайской херней. Мол, мы уже умерли, и на все наплевать, только чтобы стильно. И этой херней он оправдывает свои проигрыши? Худшее, чем позволить вампирам свободно разгуливать, – это перед тем проиграть им.
Дерьмо!
Он шагнул прочь от стола, в последний раз осмотрел комнату: фотографии на стенах, сувениры, немного того-этого. Не шибко после тридцати с лишним лет жизни.
Ну и к чертовой матери!
Он хотя бы постарается напоследок хорошенько вломить тварям.
Он остановился, посмотрел в стекло и захохотал. Вот тебе и самурайская херня.
Феликс потерялся в огромном комплексе больницы Парклэнд, пытаясь добраться до нужного места оттуда, где припарковал трейлер. Блуждать пришлось минут десять, пока наконец за углом не обнаружилась светящаяся вывеска «Интенсивная терапия». Под знаком на кушетке сидели Кот и Даветт. Адам стоял рядом, прислонившись к стене.
Даветт плакала, уткнувшись в ладони.
– Что такое? – спросил Феликс и споткнулся.
Даветт посмотрела на него. Лицо красное, опухшее, мокрое от слез.
– Ох, Феликс! Аннабель умерла…
Она вскочила, охватила его руками и заревела как ребенок. Ее ребра казались такими хрупкими под его ручищами. Он обнял и зачем-то погладил ее. Адам выглядел скверно и бледно. Кот был гораздо хуже. Он сидел уставившись в пустоту прямо перед собой.
– Я понял, – выдавил Феликс, – доктор нам…
– Стрелок, она убила себя, – прохрипел Кот.
– Снотворное, – спокойно добавил Адам.
– Но почему?
Кот жутко – зло и презрительно – посмотрел на стрелка.
– Потому что она знала… мы останемся защищать ее. А она не могла допустить… не могла…
Кот сломался. Целиком. Захлюпал носом, умолк, захлебнулся сухими икотными рыданиями. Феликс подумал, что не вынесет зрелища расплющенного зареванного Вишневого Кота. Даже Даветт, заслышав эти жуткие, раздирающие душу всхлипывания, оторвалась от Феликса, села на кушетку, обняла Кота – и оба заревели вместе.
Феликс тяжело опустился на заваленный журналами столик перед кушеткой, покопался в карманах, нашел сигарету, вставил в рот и даже управился закурить…
А больше не смог бы вообще ничего. Как молотком по голове. Вышибло все мысли. Сидишь болван болваном. Аннабель – и умерла? Покончила с собой?!
Невыносимо смотреть на их слезы, но идти некуда. И Адам выглядит ненамного лучше их, стоит и пялится на больничный кафель под ногами.
По идее, нужно чувствовать облегчение. Не умрешь нынешней ночью, правда же.
Так почему никакого облегчения?
Он попробовал затянуться, понял, что сигарета уже догорела до фильтра, пока сидел и тупо глазел в никуда…
Погодите-ка!
Он посмотрел на Адама и беззвучно выговорил, изобразил губами:
– Где Джек?
Но священник лишь угрюмо помотал головой. «Что за чертовщина?»
Феликс встал, подошел к нему и отвел в сторону.
– Колись, – кратко велел ему.
– Он ушел, – беспомощно пожав плечами, промямлил Адам.
– Куда?
– Не знаем. Он… в общем, когда нам сообщили, он просто встал и ушел.
– Что-нибудь сказал?
Похоже, молодой священник вот-вот расплачется.
– Я умудрился погубить даже ее – вот что он сказал. И ушел.
Феликс осмотрелся:
– Он вышел из больницы?
– Он взял такси и поехал. Феликс…
– Что?
– Он скверно выглядел.
– В смысле? – осведомился стрелок.
– В смысле… как безумный – так.
Только этого не хватало. Феликс взглянул на Кота с Даветт. Те синхронно плакали.
Лучше некуда.
Наконец Даветт уложила Кота в главной спальне люкса. Молчание Кота на пути из госпиталя до отеля нервировало горше его рыданий. Даветт так и заснула, глядя на него, свернулась калачиком на краю кровати. Адам отрубился в кресле у кровати. А Феликс сидел у панорамного окна с видом на торговый центр «Галерея». Пепельница рядом заполнилась до краев.
«Закат такой красивый».
«Вашу мать».
Он посмотрел на часы. Пять вечера. И никаких признаков Джека. Ни звонка, ни слова. И непонятно, куда подевался.
Он посмотрел на спящую троицу. Ну, их не в чем упрекнуть. Феликс даже позавидовал им. Он сам очень устал – но тревога отняла у усталости сон. Феликс привез оставшихся в отель, потому что туда планировали ехать с самого начала.
А еще потому, что не знал, куда деваться.
Никаких новостей от Ворона. Феликс дюжину раз звонил в больницу. Звонил епископу – покойному епископу – и в офис, и в собор, и домой. Трижды звонил в новый дом Команды – безответно. Каждый раз Феликс представлял, как пиликает телефон в разгромленной мастерской Карла.
Феликс медленно встал, подумал проскользнуть в другую комнату и снова обзвонить, что можно. Но ведь бесполезно. Ворон точно не там. И сегодня там не был.
«Я умудрился погубить даже ее».
А эти трое без него выглядят такими мелкими и жалкими.
Затем он подумал, что они выглядят в точности, как он себя чувствует, сунул еще один окурок в пепельницу и уставился на клятый закат.
– Где Джек? – спросили через секунду за
