13.30. «ПУЭБЛО»: «Нас сейчас захватят». (Повтор пять раз.) SOS SOS SOS. (Повтор 13 раз.)»
13.31. «ПУЭБЛО»: «Мы производим чрезвычайное уничтожение. Нам нужна помощь. SOS, SOS, SOS. Пожалуйста, пришлите помощь». (Повтор четыре раза.)
13:45. «ПУЭБЛО»: «Нас эскортируют сейчас, вероятно, в Вонсан. Повторяю — Вонсан, Вонсан».
Следом за этим — очень быстрый обмен между радиооператорами на корабле и в Камисейя, время приема-передачи не зафиксировано.
«ПУЭБЛО»: «Вы высылаете к нам помощь?» (Повтор четыре раза.)
КАМИСЕЙЯ: «Ваше сообщение направлено всем руководителям. COMNAVFORJAPAN организует силы поддержки. Какой лист ключа вы можете использовать сейчас? Последний мы получили с вашим сообщением “Посылаете ли вы помощь”. Пожалуйста, сообщите, какие листы ключей вы уничтожили и какие еще можете использовать».
«ПУЭБЛО»: «Имею только лист кода Q, остальные уничтожены. Корейцы принуждают нас идти в Вонсан. На борту трое раненых и один с оторванной ногой. Оружие мы не применяли».
14.10. КАМИСЕЙЯ: «Сохраняйте KW-7 (речь идет о криптотелеграфе Ortstes. — М.В.) до последней возможности. Оставайтесь на связи, мы слушаем вас постоянно».
14.11. «ПУЭБЛО»: «Понял тебя, Роджер, будем сохранять аппарат до последней минуты. Пожалуйста, помогите, нуждаемся в помощи прямо сейчас».
14.12. КАМИСЕЙЯ: «Мы с вами и делаем все возможное. Все действительно подняты на ноги, и сейчас авиация готовит несколько “птичек” для вылета к вам».
14.13. «ПУЭБЛО»: «Мы надеемся и ждем. Прямо сейчас мы уничтожаем все, что можем. Ничего не видно из-за дыма».
14.14. КАМИСЕЙЯ: «Мы действительно стараемся помочь. Вся информация от вас немедленно поступает командованию, и там координируют все меры, которые принимаются. Уверены, что процесс организации немедленной помощи начался. Ситуация немедленно докладывается командованию 7-го флота и сил ВМС в Японии, также Агентству национальной безопасности».
На долю обоих этих несчастных легла тяжкая ноша. Двухсторонний диалог, без обновления содержания, длился еще 7 минут — радист разведывательного корабля требует вооруженной поддержки, радист на берегу заверяет, что делается все возможное.
Все возможное делалось. Но флот изначально поставил себя в положение, когда сделать что-либо физически невозможно. Это полностью подтверждено в процессе допроса командующего Тихоокеанским флотом США адмирала Шарпа в подкомитете Палаты представителей. Отставной флотоводец послал подальше дознавателей, но Конгресс есть Конгресс. Не захотел переплыть залив, пришлось перелететь Америку. В Вашингтоне адмирала допрашивал конгрессмен Леннон.
ЛЕННОН: Вы готовы повторить здесь сказанное вами?
ШАРП: Я сказал, что согласен с Вами в том смысле, что хотя все ответственные лица находились на своих командных пунктах, мы оказались не в состоянии предпринять что-либо.
ЛЕННОН: Вы не смогли использовать свои силы и средства?
ШАРП: Да, это так.
ЛЕННОН: Тогда, может быть, они никуда не годятся?
ШАРП: О чем это вы?
ЛЕННОН: Насколько хороши ваши средства и силы, если их нельзя использовать по назначению?
ШАРП: Хорошо, я поясню: в данном случае обстоятельства сложились так, что мы не смогли применить наши боевые средства.
Адмирал Шарп давал свои показания американскому Конгрессу уже после того, как министр военно-морского флота распорядился прекратить следствие по делу Бучера. Чтобы хоть как-то мотивировать такую странную непоследовательность, ее облекли в форму человеколюбия — оставим в покое парней, которое и без того хлебнули горького до слез…
На самом же деле именно горячечный диалог двух радистов спас Ллойда Бучера от позора разжалования и, возможно, тюремного заключения. Грамотные юристы выстроили ему безупречную линию защиты. Дело приобрело всемирную огласку и болезненный общественный резонанс в США, что априори исключало возможность подчистить документацию на радиоцентре в Камисейя. Невозможно было скрыть очевидные факты и прежде всего лист кода «Q», объявленный на 23 января 1968 года для совершенно секретного криптотелетайпа двухсторонней связи KW-7 Orestes. То есть радиообмен велся не открытым текстом, а в режиме закрытой боевой связи. Можно ли объявить безответственным «трепом» драматический диалог двух радиооператоров? Да, командир американского корабля не подписывал этих радиограмм. На что имел уважительные причины, уводя свой корабль из-под обстрела. Но можно ли расценить «неофициальными» сообщения, которые вышестоящие штабы использовали при выработке своих несостоявшихся действий? Разве в их истинности кто-нибудь усомнился? Разве было доказано, что они не соответствовали действительности? Однозначно — нет.
Так можно ли обвинять командира корабля в том, что он тоже поверил заверениям с берега об обещанной помощи? Выходит, командира корабля обманул какой-то безвестный флотский enlisted radioman — старшина, а то и вовсе рядовой. Что же это за засекречивающая аппаратура боевой связи, в чьих она руках, кто ее контролирует? Коснись до суда, тот безвестный рядовой из Камисейя без труда бы вспомнил, сколько золотопогонников в тот злополучный день, что называется, висело у него на ушах, подсказывая убаюкивающие тексты. Откуда бы ему, безотрывно сидевшему за клавишами телетайпа, знать, в какие адреса переправлены горячие депеши? И неминуемо всплыл бы на заклание кто-то, наделенный властью, кто приказал телетайписту отстучать «дезу» для Бучера. Первая ложь — «птички» вот-вот вылетят на подмогу. Вторая ложь — «по умолчанию», гораздо страшнее: помощи не будет.
Благодаря такому несложному логическому построению Бучер сумел отвести от себя самые страшные обвинения в бездействии и нарушении воинской присяги.
Почему он разрешил досмотровой партии корейских ВМС подняться на борт? Хотел избежать жертв в ожидании обещанного воздушного прикрытия. Для этого тянул время. Он рассчитывал, что когда американские истребители завяжут бой с корейскими торпедными катерами и малым «морским охотником», 82 члена экипажа «Пуэбло» без труда разоружат и захватят семерых корейских десантников.
Почему не приказал вывести из строя корабельные дизеля, чтобы, по крайней мере, не своим ходом идти в плен, затянуть время буксировки? Во время воздушного налета он намеревался оторваться от своих преследователей, для этого не стал калечить корабль. Какой же смысл затягивать буксировку, если помощь все равно никто не собирался посылать…
— Нельзя принять хороших решений, основанных на недостоверной информации, — Бучер всего лишь раз произнес этот тезис в зале Следственной комиссии, и мистеры дознаватели мгновенно оценили, какой сильный козырь придерживал до поры опальный коммандер. Он объективно не мог направить официальный доклад о ситуации, с этим не поспоришь. Но почему же ему никто из вышестоящих не прислал официальных указаний — как действовать в режиме «минимальный риск» под огнем из 10 орудийных стволов?
Следственная комиссия удалилась для вынесения вердикта 13 марта, который обнародовала лишь 5 мая 1969 года. Решение рекомендовало Флоту США выдвинуть обвинения против коммандера Бучера и лейтенанта Стивена Харриса, представителя NAVSECGRU на борту «Пуэбло», и предать обоих Генеральному военному трибуналу. Бучеру вменялась в вину неспособность обезопасить и оборонять свой корабль, подчинение требованию корейцев отвести свой корабль в порт недружественной страны, неспособность должным образом обучить своих подчиненных уничтожению совершенно секретных материалов, в результате чего они попали во вражеские руки. Лейтенант Харрис обвинялся в ненадлежащем уничтожении засекречивающей аппаратуры связи и радиоразведки и секретных руководств по ее эксплуатации. Следственная комиссия также рекомендовала подвергнуть дисциплинарному взысканию старшего помощника командира Эдварда Мэрфи за плохую организацию службы на корабле. Более того, был поднят вопрос об уголовной ответственности командующего военно-морскими силами США в Японии контр-адмирала Фрэнка Джонсона и директора NAVSECGRU на Тихом океане кэптена Эверетта Гладлинга, которые не предприняли необходимых мер по боевому прикрытию похода «Пуэбло».
Реакция официального Вашингтона была мгновенной. На следующей же день Secretavy of Navy, или, по-нашему, министр ВМС США Джон Чаффи, своей властью прекратил дальнейшее служебное расследование против офицеров, заявив, что моряки «Пуэбло» достаточно натерпелись страданий в плену. По распоряжению морского министра были также освобождены от наказания прямые начальники, поскольку они оказались не единственными, кто должен отвечать за непредвиденное нападение и конфискацию американского корабля. На этом в деле «Пуэбло» флот поставил жирную точку. Хватит!
— Главный фактор, который главенствует в конфронтации антипатии и доброжелательства по отношению к «Пуэбло», — мотивировал свое решение Джон Чаффи 6 мая 1969 года, — стал внезапный коллапс представлений, на которых базируются обычные меры ответственности и условия выполнения миссии экипажа — свобода мореплавания в международных водах. Важнейший постулат права — неприкосновенность суверенитета судна в открытом море в мирное время — продемонстрировал свою несостоятельность. Выход должен находиться всеми, что лучше, а не одним или двумя людьми, поставленными в критические обстоятельства.
