— С чего ты взял? Когда это у Дома было «всего лишь увлечение»?
Джонни молчал.
— Они давно знакомы?
— Недавно. Между ними ничего нет. Дом не станет с тобой так поступать. Он — не я.
— Ты хочешь сказать, что они еще не спали? Ну и что? Да ничего. Они влюблены по уши. Оба.
Джонни ничего не смог возразить на это.
— Я не могу бросить его, — прошептала Тони. — Я его тоже люблю.
— А он любит тебя. Скоро он это поймет. А это всего лишь влюбленность.
Они потягивали виски.
— Я больше не могу! — резко сказала Тони. — Я должна уйти от него.
— О нет, Тони!
— Оставаться с ним было бы нечестно со стороны нас обоих. Пусть Дом сам решит, что ему хочется. Если я, то он вернется ко мне.
Джонни покачал головой.
— Он понимает, что тоже любит тебя, только потому, что ты рядом. Если ты уйдешь, то он забудет.
— Что же это за любовь такая? Мне нужно что-то более глубокое, более долгое. Я не хочу пристегивать его к своей юбке.
— Но так дела не делаются.
Тони поняла, что он вспомнил, как его бросила Эмми. Ей показалось, что теперь она понимает Эмми. И ей вдруг страстно захотелось уехать из Венеции, прочь из киномира Дома, прочь от телефонных звонков, споров, прочь от агонии расставания с ним.
— А я делаю дела так. Если мужчине на меня наплевать, пускай катится к черту.
— Куда же ты денешься? — спросил Джонни.
Они снова заказали виски, пока Тони размышляла над ответом.
— Я возвращаюсь в Нью-Йорк, — наконец сказала она. — Поговорю с твоей матерью насчет того, чтобы вернуться на работу в «Уитфилд Коммьюникейшнз». Если это нереально, то найду себе другую работу.
— Все может оказаться иначе. «Обратно к себе не вернешься» и тому подобное. Ты уверена, что тебе это нужно?
— Нет, не уверена.
Но чем больше Тони думала об этом, тем сильнее в ней нарастала решимость. Она должна уйти из жизни Дома, пока не превратилась просто-напросто в скорлупу своего некогда живого, энергичного «я».
— Нет, вполне уверена, — произнесла она.
ГЛАВА 49
Ларк позвонила Карлу, как только вернулась в Лос-Анджелес.
— Как поездка?
— Замечательно, — вздохнула она. — Венеция очаровательна.
— Доминик там был?
— Всего лишь несколько дней. Его жена была там же.
— Ты, должно быть, не раз имела возможность переговорить с ним.
Ларк промолчала.
— Ты хоть пыталась поговорить с ним обо мне?
— Карл… — нерешительно проговорила Ларк, — я не могу сблизиться с ним настолько, чтобы после моего разговора с ним ему захотелось встретиться с тобой. Ты должен сам.
— Я не могу. Ты не забыла, что будет, если ты не поговоришь?
— Нет, не забыла.
Но Ларк не могла поверить, что он действительно разоблачит ее. В душе Карл был добр — один из добрейших людей, с которыми ее сводила жизнь.
— Ну как? — настаивал он.
Если она не поговорит с Домом, то это будет неблагодарно по отношению к Карлу. Ведь поговорить с Домом — это значит сделать так мало для человека, который так много сделал для нее.
— Я поговорю с ним. Обещаю.
— Спасибо, — дорогая. — Карл откашлялся. — А ты не думала о том, чтобы передать историю Пенни Хаутен в какую-нибудь уважаемую газету? Если ты найдешь какого-нибудь принципиального журналиста, то тебе не придется бояться, что они выдадут свой источник.
От этого предложения в голове у Ларк все пошло кругом. Ее ошеломило, что такая идея не пришла ей в голову раньше. И она знала, кому именно она может рассказать свою историю: Эмми Элсон, бывшей жене Джонни.
— Ларк? — позвал Карл.
— Это великолепная идея, — сказала Ларк. — Как же я сама до этого не додумалась?
— Отлично.
Они попрощались, и Ларк пообещал заглянуть к нему завтра.
Трент как-то упомянул, что Эмми была редактором «Манди уик» в Нью-Йорке. Ларк слишком боялась, что если она станет звонить из своей квартиры, то ее вычислят, поэтому спустя несколько дней она, захватив пригоршню мелочи, набрала номер «Манди уик» из телефонной будки. Секретарша не хотела соединять Ларк напрямую с Эмми, когда она назвалась просто Мэри Смит.
— Скажите ей, что я располагаю информацией о конгрессмене Джастине Груме, которая могла бы ее заинтересовать, — торопливо сказала Ларк.
К ее радости, Эмми тут же сняла трубку.
— Алло? Эмми Элсон у телефона.
По низкому и хрипловатому голосу Ларк тут же мысленно представила ее — пышные каштановые волосы, пытливые глаза и внутреннее спокойствие.
Ларк обмотала трубку шелковым шарфиком, надеясь, что таким образом ее не узнают по голосу.
— У меня есть кое-какие сведения о Джастине Груме, которые могли бы вас заинтересовать. Я подруга Пенни Хаутен. Как вам, должно быть, известно, она по-прежнему скрывается.
Ларк почувствовала, как Эмми охватило волнение, а затем услышала ее голос:
— Да? Я очень заинтересовалась.
— Разумеется, вы можете попытаться проверить то, что я расскажу вам, но основную часть моих сведений вам придется принять на веру.
— Почему бы вам не начать с самого начала? — терпеливо проговорила Эмми.
— Ну так вот. Джастин Грум — убийца. В 1985 году он убил молодую женщину по имени Вайолит Самнер. Он убил ее, потому что она шантажировала его, угрожая рассказать о том, как Грум изнасиловал ее. Грум переложил вину за убийство на Пенелопу Хаутен, которую он тоже изнасиловал. Позвольте мне подробно рассказать, как все это случилось.
Беседа длилась почти час. Эмми Элсон спрашивала так ловко, что выудила из Ларк больше информации, чем та первоначально намеревалась рассказать. Но Ларк с радостью сняла с души бремя правды. После этого в приподнятом настроении она направилась в таверну «Кинг'с хед» и закатила себе особый ужин с рыбой и жареным картофелем. От возбуждения ее шатало. Если правда всплывет наружу, если Джастин Грум будет осужден и наказан за свои преступления, то когда-нибудь в один прекрасный день она сможет вновь вернуться домой.
Найти экземпляр «Манди уик» в Лос-Анджелесе было непросто. Пошла вторая неделя апреля, когда Ларк увидела газету в киоске на Лас-Пальмас в Голливуде. Статьи о Груме она не обнаружила и расстроилась.
Вернувшись домой, Ларк принялась обдумывать концепцию документальной драмы о Джастине Груме. Надо показать, какой могла бы быть жизнь, не родись такие, как Джастин Грум, чтобы стало ясно, насколько люди лишены радости и счастья из-за его эгоизма, жестокости и жадности.
Идея ей понравилась. Когда она ее разработает окончательно, то покажет Дому. Может быть, ему и не понравится, ведь Грум — друг семьи. Может быть, он и не поверит. Но он по крайней мере увидит всю эту историю с другой стороны. И, возможно, Дом заинтересуется ею настолько, чтобы сделать фильм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
