— Кажется, да.
— Почему?
— Передо мной очень ответственная задача.
— Ты о моем брате? Для тебя это не будет проблемой. Я только что переговорил с ним, и он пообещал, что не притронется к выпивке до конца съемок.
Появился официант. Дом отпустил руку Ларк, и она некоторое время подержала ее на коленях, переживая чудо его прикосновения. Пока Дом изучал меню, Ларк воспользовалась случаем, чтобы прийти в себя. Дом заказал печень по-венециански, Ларк выбрала фирменное блюдо. Потягивая итальянское «мерло» и беседуя с Домом по поводу «Попойки», Ларк заставляла себя не думать о Тони.
— Он без ума от тебя, — внезапно сказал Дом, когда на тарелках стало пусто.
Голова Ларк была так забита мыслями о Доме, что она не поняла, о чем это он.
— Что?
— Джонни, — пояснил Дом. — Он без ума от тебя. Ты однажды выручила его, и теперь он поднял твой статус до богини.
Ларк вспыхнула.
— О, на самом деле я почти что ничего и не сделала.
Менее воинственно Дом продолжал:
— У Джонни есть харизма, это несомненно. От его очарования и монашенка разденется. Но у него проблемы. Алкоголь только одна из них.
— Зачем говорить об этом?
— Пойми меня правильно. Я не поливаю грязью своего брата. Как режиссер он гениален. Я первый это признаю. Но что касается женщин… Н-да, за последнее время он принес горе многим. Мне бы очень не хотелось, чтобы ты попала в их число.
— У нас с Джонни чисто профессиональные отношения.
— Давай на обратной дороге к съемочной площадке остановимся попить кофе. На улице приятней.
Они нашли небольшое кафе, перед которым на улице стояли три столика. Они сели за один из них, хотя солнце опять скрылось за облаками, бросив их на произвол сырого тумана, который временами сгущался до состояния, напоминавшего дождик. Они решили не обращать на это внимания.
— Может, пройдет, — сказала Ларк. — Ни за что не пойду вовнутрь. Здесь так прелестно.
Дом заказал кофе-экспресс «корректо».
— Это значит с коньяком, — пояснил он. — Согреемся.
— Прекрасно.
— Вообще-то я и сам не знаю, зачем предостерег тебя насчет Джонни. Ты, наверное, и сама знаешь, как тебе поступать. Но что же в тебе такое, отчего мужчине хочется бросить пальто в лужу, чтобы ты не замочила туфель?
Они рассмеялись.
— Слишком поздно. — Ларк подняла и осмотрела промокшую туфлю. — А вообще-то я весьма сильный человек.
— В таком случае твое лицо весьма неудачно скрывает твою силу.
— Даже так?
Они помолчали. От тумана волосы Ларк закурчавились, но ни он, ни она не делали попыток встать и уйти.
Внезапно он произнес:
— А знаешь, ведь я женат.
Их взгляды встретились, и в его умных желтовато-карих глазах Ларк внезапно увидела страсть.
Взгляд этот был подобен поцелую.
Ларк первой опустила глаза. Она была благодарна Дому за то, что он не предлагает уйти, потому что ей казалось, что она будет не в состоянии подняться.
Они продолжали молчать до тех пор, пока моросящий дождик не превратился в настоящий дождь. Тогда, не говоря ни слова, они поднялись и пошли по кривым улочкам обратно к съемочной площадке. Они шли порознь, но склонившись друг к другу так, будто разговаривали, хотя оба молчали.
ГЛАВА 48
Тони поняла, что все так и будет, лишь только они приехали в Венецию. Дома сразу же окружили актеры и члены съемочной группы. Если он не говорил с кем-то из них, то разговаривал по телефону с кем-нибудь в Лос-Анджелесе.
И хотя Тони предвидела это, сердце ее заныло.
Она в одиночестве изучала старинный город, брела по кривой главной улице, протискиваясь сквозь утреннюю толпу. Суету создавали не машины, не велосипеды или грузовики, а просто люди. Некоторые, как ей казалось, венецианцы, спешили. Другие двигались словно во сне, с блуждающей улыбкой на восхищенных лицах. Они внезапно, без видимых причин, останавливались, отчего идущие сзади наталкивались на них. Потом перед Тони представал фасад какого-нибудь собора со всеми его арками, статуями и покрытыми копотью причудливыми орнаментами. Она обходила туристов, и на сердце у нее был такой груз, что его не под силу было поднять даже грузным святым, сделанным из грязного мрамора.
Со ступеней огромной крытой галереи, выходящей на Площадь Святого Марка, Тони обвела взглядом сверкающие магазины и изысканные рестораны. Сегодня над площадью нависла серая громада серебристых облаков. Кругом порхали голуби, хватавшие зерна кукурузы у любопытных туристов.
Прямо напротив нее возвышался Собор Святого Марка, золотые купола которого пузырились, словно закипающий весенний кленовый сахар. Фасад блистал красками, а бронзовая четверка огромных лошадей над фронтоне яростно неслась в серебряное небо, словно собор был колесницей Божьей.
Тони обошла площадь под навесом галереи, рассматривая элегантные вещицы из стекла, выставленные в витринах магазинов. На противоположной стороне площади она вошла во Дворец Дожей. Некогда Собор Святого Марка был домашней церковью дожей, правивших Венецией в те времена, когда та была самой могущественной морской державой. Каждый огромный зал был великолепнее предыдущего, потолки были расписаны полными экспрессии парящими телами и клубящимися облаками. Венецианцы внесли небеса в свои жилища, а за их стенами превратили небо в потолок, подумала Тони.
Однако ее угнетали даже портреты на стенах. В огромных пустых залах когда-то перебывали все дворяне Венеции. Теперь на плоских картинах они казались всего лишь галереей тщеславных и напыщенных людишек.
Она свернула, чтобы пройти по стопам любвеобильного Казановы. Тони читала о его бурной жизни. Она перешла Мост Вздохов и поднялась по какой-то темной сырой лестнице под самую крышу в крошечную тюремную камеру. Зимой здесь было промозгло, а летом как в печке. Казанова — авантюрист, необузданный человек, жизнь которого была полна радостей и несчастий. Как смог он прожить столько лет в этой жуткой темнице? Много месяцев он проделывал маленькое отверстие в крыше, а затем бежал по черепице к поджидавшей его гондоле.
Любовь ее к Дому была схожа с темницей, но темницей, из которой у нее нет желания бежать. Она не смогла бы бросить его.
Тони вновь вышла в полуденную дымку.
Она ушла с площади. Здесь все было слишком плоско, а ей нужны были подъемы и спуски, окружности и спирали, мертвые петли. Она бродила по переулкам, поднималась по скользким мраморным ступеням, переходила по маленьким каменным мостикам, а затем спускалась к извилистым переулкам на окраине города. Некоторые улицы были так узки, что нельзя было даже открыть зонтик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
