Скоро у Василинки дело спорится, уж половину корзины перестирала, как вдруг из-за кустов вышмыгнули два шерстяных клубка и, скатившись с отвесного бережка в воду, взвизгнули, хрюкнули, и оборотились чертями. Замотали хвостами, затрясли копытцами, и подбежали к удивлённой и испуганной Василинке.
– Хозяйка нас прислала, – запищал один, с рыжей подпалиной на боку.
– Да, хозяйка прислала, – повторил второй.
– Осерчала она на тебя крепко, – продолжил первый, – Куда ж ты пропала вчерась?
– А я передумала, – ответила Василинка, подперев руки в бока.
– Как передумала? – задохся от волнения второй чёртишко, – Хозяйка с нас шкуры спустит, она велела непременно тебя привести!
– А я не пойду, – стала наступать Василинка на чертей, – И бабке Микулихе так и передайте, мол, не придёт Василинка никогда, пущай не ждёт! Не надобны мне её услуги!
– Да как же, – заблеяли жалобно черти, но Василинка замахнулась на них мокрой рубахой и шлёпнула обоих по кудлатым спинам.
Черти скакнули в кусты и тут же скрылись с глаз.
Сердце Василинки готово было выпрыгнуть из груди. Это что же делается, посреди белого дня черти по селу разгуливают и ничего не боятся, неужто теперь они ей покоя не дадут?
Она нащупала в нагрудном кармашке заветную веточку. Лесовиха сказала, что это парамон-трава, растёт она по болотам дальним, людям на глаза нечасто показывается. Силу она великую имеет от дурных людей, от колдовства да порчи. Полюбовалась Василинка на жёлтые звёздочки парамон-травы, отогнала прочь плохие мысли, да принялась снова за работу. Немного времени прошло, как снова в кустах зашуршало, и шагнула на бережок сама бабка Микулиха. Глаза её метали молнии, рот был перекошен от злобы, а платок на голове сбился набок.
– Ах ты, мерзавка, – начала было она, – Да как ты смеешь так поступать со мной – со мной, самой ведьмой! И сама ночью не воротилась и посыльных моих удумала бить! Меня по селу гоняешь, да я…
И тут бабка Микулиха осеклась. Повела носом, принюхалась, насторожилась.
– Чем это пахнет от тебя?
Она вошла прямо в воду, и обошла Василинку кругом.
– Нешто парамон-трава, которую днём с огнём не сыщешь? Признавайся, откедова она у тебя?
– Лесовиха подарила! – с вызовом ответила Василинка, – А в твоих услугах не нуждаюсь я, передумала. А и пускай незамужней останусь, али мне с маменькой да тятенькой плохо живётся? Да и братья рОдные с хаты, чай, не выгонят.
– Лесовиха надоумила, да? – зашипела бабка Микулиха, – Сама бы ты не отступила. Она тебе сказала что-то, верно? А ну говори, что она тебе наболтала!
– И не подумаю!
– Да она нарочно тебе голову запудрила, – залебезила бабка, – Чтобы с толку сбить. А я тебе помочь хочу. Дело ли такой красивой девке незамужней оставаться. Я с тебя чары сниму. Ведь на тебя порчу навели.
– Кто ж это?
– Дак известно дело кто – Маришка! Она сама на Пахома глаз положила, вот и навела на тебя колдовство.
– А может это ты как раз вражду сеешь, а? Чтобы нас поссорить всех. Ну а даже если и порчу наслали, так и пущай женятся, мне всё одно. Не нужны мне женихи за десять годов жизни моей. Какая бы ни была жизнь, да вся моя. Никому не отдам.
– Да я тебя! – наступила на неё ведьма, но тут же, лишь дотронулась до Василинки, отскочила, зашипела как змея, затрясла рукой, а на ладони у неё след красный остался, как от ожога будто.
– Ну погоди, дрянная девка, доберусь я до тебя! – потрясла она кулаком, и прыгнула в кусты.
***
Минуло несколько дней, и собралась Василинка в соседнее село, родителей Оксаниных разыскать, да привет от дочери передать. А чтобы свои родители ничего не проведали, сказалась она им, будто по ягоды в лес отправилась. Встала с утра пораньше, взяла корзинку, проверила мешочек за пазухой – на месте ли, и по ранней росе тронулась в путь. Нескоро, но дошла она до соседнего села. Стала расспрашивать, где де живут такие-то люди. Указали ей на хату. Постучала она в дверь, и отворила ей женщина. Как увидела её Василинка, так сразу поняла, что не ошиблась она – точь в точь та женщина была, как Оксана, только годами постарше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как услышала она, почто Василинка пожаловала, так расплакалась, да руками всплеснула, Василинку в хату скорее повела. А там и отец Оксанин. Усадили они Василинку за стол, стали расспрашивать, да переспрашивать, по сто раз им Василинка всё пересказала, поведала, и какая Оксана красивая, и что хатка у них добрая, и что ребятишки, внучата стало быть их, все крепенькие да ладные. Вздыхали родители да плакали, а после сказали:
– Не о такой судьбе для дочери милой мы, конечно, мечтали, да видно доля её такова. Главное, что всё хорошо у неё. Что жива-здорова. Тяжко знать, что не свидимся мы, да всё же легче, чем до того, когда думали мы, что померла она давно. Да и кто знает, поди, и свидимся когда-нибудь.
Тут дверь в хату отворилась, и вошёл хлопец. Лицо умыл, рушником утёрся, припал к кувшину с колодезной водой.
– Сынок с поля пришёл, – сказала мать, – Сыночек, иди-ка сюда, весть-то какую нам принесла эта милая дивчина!
Прошёл хлопец в горницу и застыл, как вкопанный. Глядит на Василинку и глаз отвести не может, словно остолбенел будто. И Василинка на него глядит, припоминает. Видела она этого хлопца на гуляньях, бывал он у них в селе, да всё на неё заглядывался.
– Только что проку, – усмехнулась про себя Василинка, – Все они глядят да улыбаются. А как замуж звать, так никто не зовёт. Ну их!
– Что ж ты, сынок, – спрашивает мать, – Как язык проглотил. Поздоровайся с Василинкой да послушай что она нам рассказала. Расскажи ещё раз, милая!
Присел хлопец за стол, а Василинка в который раз рассказ повела. Всё как есть поведала. Заплакал парень, утёр слёзы, видно было, как тяжело ему, и в то же время радостно было услышать весточку про сестрицу родимую.
– Ну что ж, пора мне, – сказала наконец Василинка, – Уж обед скоро, а я родителям соврала, что в лес по ягоды пошла. Пришлось мне их обмануть иначе не отпустили бы меня, не поверили в такое.
– Доченька, ты приходи к нам ещё, хорошо? – засуетилась женщина.
И отец тоже закивал, обняли они Василинку, как родную, крепко-крепко, а после отец и сказал:
– Ты бы, Дмитро, проводил гостью-то, через лес ей идти, мало ли чего, да наберите ягод по дороге, чтобы не попало ей дома.
– Как дойдёте до берёзовой поляны, там ягод всегда полно, скоро наберёте, – подсказала мать, – Ну до свидания, милая моя, спасибо тебе за добрую весть!
Проводил Дмитро Василинку до опушки леса, до её села почти, ягод набрали на поляне, про которую мать сказала, да и расстались.
Потекло времечко. Вот и лето пробежало. Дмитро несколько раз в их село на гулянья приходил, да однажды и признался Василинке, что давно уж полюбилась она ему, только он сказать не смел, оттого, что за душой ничего не имел, а теперь подкопил он и на свадьбу и на житьё по первой. Ничего не ответила ему Василинка, а у самой сердечко, как птичка затрепетало в груди.
А как снег лёг на Покрова, приехали в Василинкин дом сваты. Радости-то было! Зимой и свадьбу сыграли. Всем селом гуляли. Бабка Микулиха всё крутилась около, спортить пыталась молодых, да ничего у ей не вышло. Берегла Василинку да Дмитро парамон-трава. А по весне сгинула где-то бабка Микулиха. Никто не знал, куда она подевалась, и только Василинка помнила про слова Лесовика. Да уж не до того ей было, некогда про ведьму думать, другая забота у ней появилась – зародилась под сердцем новая жизнь.
Пахом на Маришке женился, да только пить не бросил, и через два года утонул, на Ивана Купалу аккурат. Утащил его Кум на дно за злые слова, да насмешку. Только люди того не знали, говорили, что горилки опился да и утоп.
