в Москве появился. Это мы его так назвали, потому что почерк убийств у него своеобразный — каллиграфический.
— Это как? Впрочем, не рассказывай. Я знать этого не хочу. И этот маньяк не повод для того, чтобы ты умер от воспаления легких на рабочем месте. К тому же вдруг ты заразный и заразишь всех вокруг. Тогда и ловить этого вашего Каллиграфа будет некому, — как из пулемета выдала Мария. — Пойду позвоню нашему доктору Петру Васильевичу. Он подскажет, какие лекарства тебе давать. А то, может, пусть приедет и посмотрит тебя? — Она вопросительно посмотрела на Льва Ивановича.
— Делай, как знаешь, но мне вечером нужно еще поработать и кое-какие бумаги просмотреть.
— Никакой работы! — категорично заявила Мария и вышла из спальни.
Лев Иванович остался лежать в кровати, куда незамедлительно уложила его жена, как только выяснилось, что температура у Гурова поднялась выше тридцати восьми градусов. Нос перестал дышать совсем, и в довершение ко всему появился еще и кашель.
«И где меня угораздило так простудиться? — думал Лев Иванович. — И главное, так не вовремя. Новое расследование только началось, а я расклеился. Неужели же нет никаких микстур на свете, чтобы выпил и стал как огурчик — бодрый? Надо послушать Машу и остаться сегодня дома…»
Гуров сам не заметил, как задремал. Разбудил его шепот Марии, которая стояла возле кровати и с кем-то тихо переговаривалась. Оказалось, что прибыл доктор Петр Васильевич, и они с женой решали, стоит ли будить Льва Ивановича или оставить его в покое.
— Чего вы там шепчетесь? — не открывая горящих от жара век, спросил Гуров.
— А, так вы не спите, — обрадовался доктор. Ему не нравилась перспектива приехать к пациенту и тут же уехать, не осмотрев его только потому, что пациент вдруг заснул. — Сейчас я вас, Лев Иванович, осмотрю, и можете дальше дремать.
Доктор быстро и профессионально осмотрел, что надо, постукал там, где надо, послушал дыхание и вынес вердикт:
— Никакого воспаления в легких или бронхах я не нашел, а вот горло красное и… М-да, насморк просто жуткий. Температуру не сбиваем, но лечимся тем, что я пропишу, и она сама пройдет в течение двух дней. Но главное, покой и еще раз покой, Лев Иванович.
— Я не могу валяться, у меня работа, — прогундосил Гуров. — Вы мне выпишите что-нибудь этакое, отчего температура у меня сразу пропадет, — попросил он.
— Я бы с превеликим удовольствием выписал вам «что-нибудь этакое», что сразу бы сделало вас здоровым, но боюсь, что такого лекарства в природе не существует, — развел руками Петр Васильевич. — А поэтому организму самому придется бороться с болезнью при помощи вспомогательных средств, которые я сейчас напишу вот на этом листочке. Пойдемте, — обратился он к Марии, — я напишу, какие лекарства нужно пить и как вообще лечиться, чтобы поскорее встать на ноги.
Доктор и жена вышли из комнаты, а Лев Иванович минуты две лежал, раздумывая. Он слушал свой организм с надеждой, что наступило улучшение, но не обнаружив таковых ощущений, тяжело вздохнул и взял с тумбочки телефон.
— Станислав, похоже, что я выпадаю на пару дней из расследования, — сообщил он Крячко. — Мария и доктор вынесли мне вердикт и велели оставаться в постели по крайней мере два дня. Придется тебе вместо меня встретиться со свидетельницей и поговорить с ней.
— Ничего страшного, я думаю, за эти два дня, которые ты будешь дома, не случится, — ответил Станислав. — Лечись, а мы с Еленой поищем пока, не было ли у Каллиграфа других убийств, о которых мы еще не знаем. Вот только как быть с материалами предыдущих дел?
— Я попрошу Машу, и она снимет с них копии. Завтра заедешь ко мне домой и заберешь папку. Копии я по мере возможности изучу досконально, вдруг найду что-то, что могло ускользнуть от неопытного взгляда студентки.
— Договорились, завтра утром заеду. А ты лечись и пей то, что доктор прописал, — бодрым голосом закончил разговор Крячко.
— Ну что, больной, все никак не угомонишься? — строгим голосом спросила Мария, входя в комнату и бросая сердитый взгляд на сотовый телефон. — Сказано тебе — никакой работы. Вот и лежи, болей.
— Не хочу я болеть! — возмутился Лев Иванович, но тут же сменил тон и ласково попросил: — Машенька, сделай для нашего государства и всего общества в целом доброе дело.
— Ты не подлизывайся, — подозрительно посмотрела на него жена. — Я сейчас в аптеку пойду, а ты лежи.
— Ладно, сделаю, как скажешь, но и ты не отказывай больному в его просьбе. — Гуров старался говорить как можно ласковей.
— Если эта просьба будет касаться того, чтобы завтра идти на службу, то…
— Нет-нет, я же обещал, что буду целых два дня сидеть дома и лечиться, — перебил ее Гуров. — Ты ведь видела папку, с которой я приехал домой?
— Она так и лежит в прихожей. Но не думай, что я принесу ее тебе сейчас, — категоричным голосом добавила Маша.
— Нет, я имел в виду совсем другое. Нужно сделать с каждого листочка, которые в ней лежат, копии. У нас ведь картридж заряжен?
— Да, я не так давно приглашала Павлика. Ну, ты знаешь, нашего соседа снизу, который имеет дела с компьютерами, принтерами и прочий далекой от нашего понимания техникой. Он разобрал картридж, что-то там почистил и залил новую краску.
— Отлично, значит, ты быстро справишься, хотя там и довольно много бумаг, — улыбнулся Лев Иванович. — А Станислав завтра утром заедет и заберет оригиналы.
— Ладно, хитрец, — улыбнулась Мария. — Сделаю то, что ты просишь. На какие только жертвы не идут женщины ради любимых мужчин, — пошутила она и ушла.
* * *
Утром Крячко позвонил в дверь, когда Мария уже уехала в театр, и Лев Иванович сам открыл ему.
— Входи, сейчас я тебе папку принесу, она у меня в кабинете, — пригласил он.
— Ты, случайно, не выписал мне телефон этой Софии? — вдогонку крикнул ему Станислав.
— Случайно — выписал. — Гуров вернулся и протянул напарнику и папку, и небольшой листок бумаги с выписанными на него телефонами. — Тут на всякий случай записаны еще телефоны парня-айтишника из дела Романовской и одного из дружков Чалкина по бару «Трюдо». Думаю, что не мешало бы и с ними потолковать. Вдруг что-то вспомнят. Ты пробегись по делам и сам определись с вопросами. Если честно, то я еще ничего не читал. Сейчас займусь, пока Маши нет дома. А то ведь она не даст.
— И правильно сделает, — заметил Станислав. — Ты в зеркало на себя давно смотрел? Видок тот еще. Лечись, а я, как только будет какой-то результат,
