позвоню.
Крячко вышел и направился к лифту.
— Даже если не будет результата, звони все равно, — наставительно просипел ему вдогонку Лев Иванович.
Он вернулся в кабинет и, усевшись в кресло, принялся вычитывать документы по делу Чалкина. Уже через полчаса он понял, что расследование обстоятельств смерти было проведено кое-как, наспех, а потом и вовсе спущено на тормозах. Хотя судебная медэкспертиза была проведена тщательно, она не могла подсказать сыщикам ничего, что бы говорило о том, где именно произошло убийство и где содержался пленник до того, как его убили. Тело было вымыто так тщательно, что даже под ногтями у убитого не обнаружено было ровным счетом ничего. Преступник позаботился и об этом — ногти были аккуратно подстрижены и вычищены.
Но на одно обстоятельство Гуров все-таки обратил внимание. Дотошный судмедэксперт нашел на шее Чалкина небольшой прокол и сделал на основании этого вывод, что мужчине при жизни вкололи какое-то вещество. Возможно, снотворное или наркоз. Но так как от времени похищения и до убийства прошло несколько суток, то, естественно, в организме не оставалось и следа от того, что в него было вколото.
Гуров взял на заметку этот факт, решив посмотреть, есть ли подобный прокол и на других телах — Романовской и Жигановой.
Свидетели, которых опрашивал оперативник, ведущий расследование по убийству Чалкина, в один голос говорили одно и то же — они не видели, с кем в тот день ушел Михаил Геннадьевич. А на вопрос, был ли кто-то в баре в тот день незнакомый, отвечали, что в «Трюдо» каждый день, кроме постоянных посетителей, заходят и люди с улицы. Узнав, какой контингент собирается в баре, они обычно надолго там не задерживались. Кроме, пожалуй, тех, кто становился новым постоянным клиентом. Так что к таким одноразовым посетителям никто особо не присматривался.
Единственным, на что обратил внимание Гуров, стал ответ одного из друзей Чалкина на вопрос оперативника о том, с кем в тот вечер общался Чалкин. Некий Воротников Роман, тридцати лет, ответил, что видел, как Михаил общался у стойки бара с Профессором. Так прозвали одного из посетителей бара, потому что никто не знал, как его зовут по-настоящему, но выглядел он именно так, как, по мнению посетителей «Трюдо», должны выглядеть настоящие профессора. Появился этот Профессор пару месяцев назад, но ни с кем конкретным знакомство не завел и на все предложения познакомиться поближе отвечал отрицательно. А потому на него вскоре тоже перестали обращать внимание. Но уходил Чалкин из бара, по словам Воротникова, в тот день, кажется, один. После убийства Чалкина Профессор приходил в «Трюдо» еще пару раз, но потом перестал там появляться.
Непонятно, по какой причине оперативник не стал искать этого Профессора. По всей видимости, он посчитал, что раз Чалкин ушел в тот вечер из бара один, то, скорее всего, напал на него кто-то не из постоянных клиентов «Трюдо».
Гуров опять сделал себе пометку и хотел было перейти к изучению второго дела, как позади него послышались шаги.
— Ага, я так и думала. — Мария стояла у него за спиной, глядя с укором… — Ты ведь обещал мне лежать в постели. А ты чем занимаешься?
— Ну я не обещал валяться в постели, — хитро улыбнулся Гуров. — Я только обещал сидеть дома и не ездить на работу.
— А сейчас ты не работаешь? — с усмешкой спросила жена и, подойдя к Льву Ивановичу, потрогала у него лоб. — Горячий. Ты лекарства пил? — спросила она.
— Конечно, любимая, я пил все, что выписал Петр Васильевич. И даже горло прополоскал и нос закапал. А то, что лоб горячий, так это просто остаточное явление. Чувствую я себя… Апчхи, — громко и неожиданно для самого себя чихнул Гуров.
— Вижу, как ты себя чувствуешь, — вздохнула Мария. — Марш в постель.
— Манечка, не ругайся, но можно я с собой бумаги возьму? Я ведь не могу просто так лежать и в потолок смотреть. Я так от скуки и безделья помру. — Гуров обнял жену и заглянул ей в глаза. — Ты ведь не хочешь, чтобы я раньше времени умер от бездеятельности.
— Не обнимай меня, вдруг ты заразный, — улыбнулась Мария, но отстраняться не стала. — Бери уж их с собой, что с тобой поделаешь.
— А ты почему, собственно, вернулась? — спросил Лев Иванович, торопливо сгребая бумаги в одну кучу, пока жена не передумала.
— Я отпросилась, чтобы побыть с тобой. У нас сегодня только вечерняя репетиция, а утром просто пробег по ролям. Так что они там вполне и без меня обойдутся, — ответила Маша. — Что тебе вкусненького на обед приготовить? Желание больного для меня закон.
— Да? — Лев Иванович на секунду застыл, задумавшись. — Тогда приготовь мне щи. Сто лет не ел щей в твоем приготовлении.
— Ничего подобного, я в прошлом месяце их варила, — рассмеялась Мария.
— Вот я и говорю — сто лет уже прошло, — Гуров поцеловал жену в щеку и отправился в спальню, бережно неся кипу листков.
Все время до обеда Лев Иванович изучал документы по убийству Романовской, но в них, кроме упоминания об уколе в шею, других существенных и важных для расследования улик не обнаружил. По словам подруги убитой, никаких подозрительных знакомств у Регины за последнее время не было. Проблем с клиентами тоже. Так что ее смерть стала, в общем-то, шоком для всех, кто хорошо знал девушку.
Парень, которого вначале заподозрили в убийстве и с которого, в общем-то, подозрение не было снято окончательно, имел, по мнению оперативника, весьма хлипкое алиби. В момент убийства (а Гуров помнил, что Каллиграф убивал своих жертв не сразу, а через несколько дней после похищения) он был дома и ждал заказ из пиццерии. Заказ, правда, запаздывал на полчаса, но доставщик пиццы уверяет, что Павел, так звали айтишника, открыл ему сразу и был одет в домашнюю одежду, что говорило о том, что он просто физически не мог убить девушку, скинуть ее труп в определенном заранее месте и вернуться домой. Жил он довольно далеко от места, где нашли Романовскую. А вот на время похищения у него алиби не было. Хотя, по его собственным словам, он в это время просто спал. Однако подтвердить это никто не мог.
«Вот если бы он в это время сидел за компьютером, то это наши специалисты установили бы легко, — подумал Лев Иванович. — Помню, с таким случаем я как-то сталкивался. Молодого мужчину обвиняли в убийстве любовницы. Конкретных свидетелей, которые бы подтвердили его алиби, не было. Ведь, по его словам, он в этот самый момент сидел
