кабинет. Мы ждали, что вы нам об этом скажете. Упомянете, что были там. Слишком уж это серьезное совпадение.
Я только сглатываю комок, поскольку совершенно ошарашена.
— Вы так и не сказали. Поэтому, когда явились в участок, сообщив, что «кое-что вспомнили», я решил, что речь об этом и пойдет, — продолжает Томас, переминаясь с ноги на ногу. — Вместо этого вы предъявили теорию насчет подражателя. Украденные украшения. Берт Родс. Вот только вы сказали, что эта теория возникла у вас, когда вы увидели тело Лэйси. Чего я никак не мог уложить в голове, учитывая, что случилось это уже после того, как Дойл видел у вас в руках сережку Обри. Концы с концами не сходились.
Я вспоминаю, как детектив Томас смотрел на меня в тот день у себя в кабинете. С неловкостью. С недоверием.
— Как ко мне могла попасть сережка Обри? — спрашиваю его я. — Если вы на самом деле думаете, что я могла ее туда подбросить, вы, стало быть, полагаете…
Я замолкаю, не в силах произнести следующих слов. Не может же он и вправду думать, что я во всем этом как-то завязана… или может?
— Теории имеются самые разные. — Он ковыряет в зубах мизинцем, потом внимательно его изучает. — Могу, впрочем, сообщить, что ее ДНК на сережке не было. Вообще. Только ваша.
— Что вы сейчас хотите сказать?
— Я хочу сказать, что у нас нет надежного способа установить, почему и как эта сережка там оказалась. Но если во всем и есть связующая нить, то это — вы. Так что постарайтесь не навлекать на себя дополнительные подозрения.
Тут я понимаю, что даже если и смогу отыскать спрятанную у себя дома цепочку Обри, полиция мне не поверит. Они явно решат, что я подбрасываю улики, чтобы направить их в определенном направлении — в отчаянной попытке обосновать свою очередную беспочвенную идею, обвинить очередного мужчину, не оправдавшего моего доверия. Или, хуже того, придут к выводу, что я замешана в преступлениях. Последняя, кто видел Лэйси живой. Первая, кто нашел сережку Обри. Живой носитель ДНК Дика Дэвиса. Отродье чудовища.
— Ладно, — говорю я. Спорить тут бессмысленно. Объяснить все равно не получится.
Детектив Томас, удовлетворенный моим ответом, разворачивается и исчезает за дверью кабинета.
Глава 35
Остаток утра проходит в каком-то тумане. Я принимаю троих пациентов, одного за другим, и не помню никаких подробностей. Впервые за все время я благодарна иконкам на рабочем столе — к записям можно будет вернуться и переслушать их, когда посторонние мысли уйдут и я снова смогу сосредоточиться. Хотя и побаиваюсь, представляя себе лишенное эмоций бормотание, которое наверняка услышу на месте собственных реплик: безучастные «хм-м-м» там, где следует быть конкретным вопросам. И длинные, затянувшиеся паузы, которые требовались, чтобы мой взгляд сфокусировался и я вспомнила, где нахожусь и чем занята. Когда детектив Томас вышел, первая пациентка уже сидела в приемной. Помню выражение ее лица, когда я наконец заставила себя отлипнуть от кресла и сама туда вышла, как ее глаза метались между мной и дверью офиса, словно она не могла решиться, заходить ли ей ко мне в кабинет или просто встать и уйти.
Из-за стола я поднимаюсь в 12:02, чтобы не выглядело, будто я тороплюсь. Беру сумку, выключаю компьютер, потом открываю ящик стола и окунаю пальцы в лекарственное море. Смотрю на диазепам в уголке, но отвожу взгляд, на всякий случай прихватываю вместо него пузырек «Ксанакса», закрываю стол на ключ и устремляюсь мимо Мелиссы, торопливо инструктируя ее, чтобы не забыла запереть офис, уходя.
— Вы в понедельник вернетесь? — уточняет она, поднимаясь с места.
— Да, в понедельник. — Я оборачиваюсь и пытаюсь изобразить улыбку. — Покупки перед свадьбой. И все прочее, с чем нужно разделаться.
— Верно, — говорит она, внимательно в меня вглядываясь. — В Новом Орлеане. Как вы и сказали.
— Верно, — соглашаюсь я и пытаюсь сообразить, что бы сейчас добавить еще, что-нибудь обыденное, — но пауза, неловкая и неудобная, лишь затягивается. — Ну, если больше ничего…
— Хлоя, — говорит она, ковыряя заусенец на пальце. В офисе Мелисса никогда не обращается ко мне по имени, она очень четко разделяет личное и профессиональное. Сейчас же, очевидно, хочет сказать нечто явно личное. — Хлоя, все в порядке? Что с тобой происходит?
— Ничего, — улыбаюсь я опять. — Ничего особенного, Мелисса. Подумаешь, пациентку убили да свадьба через месяц…
Пытаюсь рассмеяться над собственной жалкой попыткой пошутить, но горло не повинуется. Так что я кашляю. Мелисса не улыбается.
— У меня правда в последнее время сильный стресс, — говорю. Похоже, впервые за долгий срок я действительно сказала ей правду. — Нужно передохнуть. Для душевного здоровья нужно.
— Хорошо, — произносит она неуверенно. — А тот детектив?
— У него возникли дополнительные вопросы по делу Лэйси, только и всего. Я ведь последняя, кто видел ее живой. Но если я до сих пор основной свидетель, похоже, дела у полиции не очень.
— Хорошо, — говорит она снова, уже несколько уверенней. — Ну, счастливо тебе отдохнуть. Надеюсь, к понедельнику вернешься веселой и бодрой.
Я иду к машине, кидаю сумку на пассажирское сиденье, словно ненужную рекламу из почтового ящика, сажусь на водительское, завожу двигатель. Потом достаю телефон, открываю список контактов и вбиваю короткое сообщение.
Еду.
До мотеля недалеко, от офиса примерно сорок пять минут. Номер я зарезервировала еще в понедельник, сразу после того как велела Мелиссе отменить приемы. Выбрала в «Гугле» самый дешевый из тех, у которого рейтинг хотя бы три звезды, — платить я собиралась наличными, да и проводить много времени в комнате вряд ли придется. Заезжаю на парковку, вхожу в вестибюль, забираю у портье ключ, стараясь избежать обычного в таких случаях трепа.
— Номер двенадцать. — Он протягивает мне ключ, я хватаю его и неуверенно улыбаюсь, словно в чем-то провинилась. — Повезло вам, холодильник со льдом совсем рядом.
Открывая дверь, я чувствую, как в кармане вибрирует телефон. Выудив его оттуда, читаю сообщение — «Я приехал», — посылаю в ответ номер комнаты, бросаю сумку на единственную внутри двуспальную кровать. Потом осматриваюсь вокруг.
Блеклое флуоресцентное освещение — такое только в придорожных мотелях и встретишь. Попытки украсить комнату придают ей даже более грустный вид: над кроватью криво висит стандартное фото с изображением пляжа, заботливо уложенная на подушку шоколадка теплая и чуть расползается под пальцами. Смотрю на прикроватную тумбочку, выдвигаю ящик. Внутри — Библия без обложки. Зайдя в ванную, я плещу себе в лицо водой, потом завязываю волосы над головой в узел. В дверь стучат, я медленно выдыхаю и еще разок украдкой гляжу на себя
