— Я...
Что еще сказать? Зейхел прав. Противоречить ему было бы заносчивостью. Две схватки — три вместе с сегодняшней — не делали Каладина знатоком. Он поморщился, когда Зейхел задел его больное сухожилие. На земле появилось еще больше спренов боли. Сегодня он задал им работы.
— Здесь все цело, — хмыкнул Зейхел. — Как ребра?
— С ними все в порядке, — ответил Каладин, снова лег на песок и уставился в небо.
— Ну, не буду заставлять тебя учиться, — проговорил Зейхел, вставая. — В общем-то, не думаю, что смогу тебя заставить.
Каладин зажмурил глаза. Он чувствовал себя униженным, но почему? Он проигрывал в тренировочных поединках и раньше. Это случалось постоянно.
— Ты сильно напоминаешь мне его, — продолжил Зейхел. — Адолин тоже не позволял себя обучать. Поначалу.
Каладин открыл глаза.
— У меня с ним нет ничего общего.
Ардент только рассмеялся, поднялся и пошел прочь. Он усмехался, как будто услышал самую забавную шутку в мире. Каладин продолжал лежать на песке и смотреть в темно-синее небо, прислушиваясь к звукам тренировки. Наконец прилетела Сил и приземлилась ему на грудь.
— Что произошло? — спросил Каладин. — Штормсвет меня покинул. Я почувствовал, как он уходит.
— Кого ты защищал? — спросила Сил.
— Я... Я тренировался сражаться так же, как со Шрамом и Камнем на дне ущелий.
— Ты действительно делал только это? — спросила Сил.
Он не знал. Каладин полежал, уставившись в небо, до тех пор, пока наконец не восстановил дыхание и не заставил себя со стоном подняться на ноги. Отряхнувшись, он направился к Моашу и остальным телохранителям. По дороге Каладин втянул немного штормсвета, и все получилось, его плечо начало медленно исцеляться, ушибы проходили.
По крайней мере те, что были на теле.
ГЛАВА 19. Безопасные вещи
Пять с половиной лет назад
Шелк нового платья Шаллан казался мягче, чем все, что она носила раньше. Он касался ее кожи, как приятный бриз. Левый рукав полностью закрывал ладонь. Она была уже достаточно взрослой, чтобы прятать безопасную руку. Когда-то Шаллан мечтала носить женские платья. Вместе с матерью она...
Ее мать...
Разум Шаллан застыл. Как внезапно задутая свеча, она перестала думать. Откинувшись в кресле, девочка поджала ноги и положила руки на колени. В мрачной каменной столовой поднялась суета, связанная с подготовкой особняка Давар к приезду гостей. Шаллан не знала, кого ждут, только то, что отец хочет, чтобы все было безупречно.
Не то чтобы она могла чем-нибудь помочь.
Две служанки, судача, прошли мимо.
— Она видела, — тихо прошептала одна другой, новенькой. — Бедняжка находилась в комнате, когда это случилось. Пять месяцев ни словечка не говорила. Хозяин убил свою жену и ее любовника, но не вздумай...
Они продолжали разговаривать, но Шаллан не слышала.
Она держала руки на коленях. Насыщенный цвет ее голубого платья был единственным ярким пятном в комнате. Шаллан сидела на возвышении за высоким столом. Полдюжины служанок в коричневом, в перчатках на безопасных руках скребли пол и полировали мебель. Паршмены привезли еще несколько столов. Служанка распахнула окна, впустив влажный свежий воздух после недавнего сверхшторма.
Шаллан опять уловила упоминание своего имени. Видимо, служанки думали, что если она не может говорить, то и не слышит. Временами она задумывалась, не является ли невидимой. Может, она не настоящая. Как было бы хорошо...
Дверь в зал с шумом открылась, и вошел нан-Хеларан. Высокий, мускулистый, с квадратной челюстью. Ее старший брат уже превратился в мужчину. Остальные братья... они оставались детьми. Даже тет-Балат, достигший совершеннолетия. Хеларан осмотрел комнату, вероятно, в поисках отца. Затем подошел к Шаллан с небольшим свертком под мышкой. Служанки с расторопностью уступали ему дорогу.
— Привет, Шаллан, — сказал Хеларан, присаживаясь на корточки рядом с ее креслом. — Ты здесь присматриваешь?
Просто нужно было здесь находиться. Отцу не нравилось, если она оставалась без присмотра. Он беспокоился.
— Я кое-что принес, — продолжил Хеларан, разворачивая сверток. — Заказал это для тебя в Нортгрипе, и торговец только что доставил.
Он вынул кожаную сумку.
Шаллан нерешительно взяла ее в руки. Улыбка Хеларана была такой широкой, что он практически сиял. Трудно хмуриться, когда он так улыбался. Пока он находился рядом, она почти могла притвориться... Почти...
Ее разум опустел.
— Шаллан? — позвал он, подтолкнув сестру.
Она расстегнула сумку. Внутри была стопка бумаги для рисования — плотной и дорогой — и набор угольных карандашей. Девочка прижала закрытую безопасную руку к губам.
— Я скучал по твоим рисункам, — произнес Хеларан. — Думаю, у тебя может получаться очень хорошо, Шаллан. Ты должна больше практиковаться.
Она провела пальцами правой руки по бумаге и взяла карандаш. И начала рисовать. Это было так давно.
— Мне нужно, чтобы ты к нам вернулась, Шаллан, — мягко проговорил Хеларан.
Она съежилась, царапая карандашом бумагу.
— Шаллан?
Ни слова. Только рисование.
— Я собираюсь уехать на несколько лет. Нужно, чтобы ты присматривала для меня за остальными. Я беспокоюсь за Балата. Я подарил ему нового щенка громгончей, а он... не был к нему добр. Тебе нужно стать сильной, Шаллан. Ради них.
Служанки молчали с тех пор, как вошел Хеларан. За ближайшим окном вились вялые лозы, спускаясь вниз. Карандаш Шаллан продолжал двигаться. Как будто не она рисовала, а рисунок сам появлялся на странице. Сквозь текстуру проступали угольные контуры. Как кровь.
Хеларан вздохнул, вставая, и наконец заметил, что она рисует. Тела, лицом вниз, на полу с...
Он схватил бумагу и скомкал ее. Шаллан вздрогнула и начала тянуть листок назад, сжав карандаш так, что задрожали пальцы.
— Рисуй растения, — сказал Хеларан, — и животных. Безопасные вещи, Шаллан. Не думай о том, что случилось.
По ее щекам потекли слезы.
— Пока что мы не можем отомстить, — тихо проговорил Хеларан. — Балат не может управлять домом, а я должен уехать. Впрочем, скоро...
Дверь с шумом открылась.
Отец был крупным мужчиной, носившим бороду вопреки моде. Его веденская одежда тоже отличалась несовременным фасоном: похожая на юбку из шелка улату, облегающая рубашка, сюртук поверх нее. Без меха норки, который носили бы его деды, но все равно очень традиционная.
Отец возвышался над Хелараном, да и над любым из обитателей поместья. Вслед за ним вошли паршмены, неся пакеты с продуктами для кухни. У них у всех была мраморная кожа, у двоих — красное на черном, и еще у одного — красное на белом. Отец любил паршменов. Они ему не перечили.
— Слышал, якобы ты приказал конюху приготовить одну из моих повозок, Хеларан! — закричал отец. — Я не позволю, чтобы ты снова где-то шлялся!
— В мире есть много важных вещей, — ответил Хеларан. — Более важных, чем ты и твои преступления.
— Не говори со мной в таком тоне, — произнес светлорд Давар, приблизившись и тыча в сына пальцем. — Я твой отец.
Служанки заторопились на другой конец комнаты, стараясь не попасться ему на глаза. Шаллан притянула сумку к груди, попытавшись спрятаться в кресле.
— Ты убийца, — спокойно произнес Хеларан.
Отец остановился, его лицо побагровело. Затем он снова шагнул вперед.
— Как ты смеешь! Думаешь, я не могу тебя запереть? Ты мой наследник и считаешь, что я...
В руке Хеларана показалась туманная полоска, превратившаяся в серебристую сталь. Это был Клинок Осколков, примерно шести футов[20] длиной, изогнутый, с толстым лезвием и с незаточенной стороной в форме всполохов пламени или, скорее, небольших волн на воде. На рукояти виднелся драгоценный камень. Когда свет отражался от металла, казалось, что неровные края движутся.
Хеларан оказался Носителем Осколков. Отец Штормов! Каким образом? Когда?
Отец осекся, остановившись на полном ходу. Хеларан спрыгнул вниз с небольшого возвышения и наставил Клинок Осколков на отца, уперев острие ему в грудь.
Светлорд Давар поднял руки раскрытыми ладонями вверх.
— Ты — отвратительная гниль, разъедающая этот дом, — сказал Хеларан. — Мне следовало бы тебя проткнуть. Это было бы милосердием.
— Хеларан... — Эмоции, по всей видимости, покинули отца так же, как кровь отлила от лица, превратив его в белую застывшую маску. — Ты понятия не имеешь о том, что, как ты считаешь, тебе известно. Твоя мать...
— Я не буду выслушивать твою ложь, — ответил Хеларан, крутанув запястьем и повернув меч, все еще упирающийся в грудь отца. — Это несложно.
— Нет, — прошептала Шаллан.
Хеларан наклонил голову и повернулся, не меняя положение меча.
