прекрасно понимаю, насколько это тяжело — преодолевать свои страхи и поворачиваться к ним лицом. Буквально смотреть им в глаза.
— Но и ты тоже это сделал. — Наталия со скромной улыбкой медленно переводит взгляд на Эдварда. — Я тоже горжусь тобой, ибо ты смог признать свои ошибки и выполнить обещание, данное мне, когда те типы окружили нас. А также ты смог доказать, что семья для тебя очень важна, и у тебя никогда не было никаких плохих намерений по отношению к ней. Ты доказал, что твое сердце не отравлено ядом злости, ненависти и эгоизма.
— Семья всегда была для меня очень важна. Я бы никогда даже не подумал о том, чтобы променять ее на что-либо. Моя война с дядей была бесполезной, но я вступил в нее ради своих близких. Ради того, чтобы спасти их и забрать то, что должно принадлежать им. Я не хотел отдавать дяде то наследство, которое по праву принадлежит мне, брату и отцу.
— Я верю, Эдвард, — мягко говорит Наталия. — Знаю, что ты хотел получить свое и имел право бороться. Хотя теперь, когда выяснилось, что твой отец жив, а дядя арестован, то этому наследству уже ничто не угрожает.
— Ты права… — задумчиво отвечает Эдвард. — К счастью, мой отец жив… А значит, четыре миллиона долларов на счете в банке и часть акций компании принадлежат ему. Несмотря на попытки дяди заполучить и это…
— Поэтому я могу думать, что отчасти тебе удалось осуществить задуманное, ведь наследство осталось при законном обладателе.
— Может быть. А если отцу удастся вернуть оставшиеся доли акций через суд, то он станет полноправным владельцем компании и сможет работать там. И раз отец обмолвился, что он может доказать тот факт, что дядя Майкл намеренно лишил его кресла главного управляющего, это могло бы стать хорошим козырем в его руках.
— Уверена, что у него все получится, — скромно улыбается Наталия. — Теперь настало время восстановить справедливость, которой мы так долго ждали.
— Я верю, что отец сможет вернуть себе то, что должно принадлежать ему. Он должен.
Наталия кивает с легкой улыбкой на лице и опускает глаза куда-то вниз, задумавшись о чем-то своем. Да и Эдвард погружается в какие-то свои мысли, уставив свой взгляд куда-то вдаль. В воздухе воцаряется небольшая пауза, во время которой они смотрят то куда-то вдаль, то на свои ноги, то на свои руки, то друг на друга, пока кто-то один этого не замечает. Но в какой-то момент девушка решает немного неуверенно нарушить эту паузу после того, как долгое время с грустью во взгляде рассматривает мужчину:
— Знаешь, что меня немного удивляет?
— Что? — Эдвард медленно переводит взгляд на Наталию.
— То, что мы с тобой уже давно не выясняем отношения. Не оскорбляем, не унижаем, ни виним во всех грехах…
— А что тут странного? Лично я больше не вижу смысла ругаться! Теперь я знаю правду, понял свою ошибку и больше не хочу ее повторять.
— Я знаю. Просто… Просто… — Наталия на пару секунд замолкает и бросает короткий взгляд в сторону. — Честно говоря, я уже как-то привыкла к нашим ссорам. К тому, что после них меня трясет от злости. Что мне хочется не то рвать и метать, не то плакать и говорить, что я плохая… Что я чувствую себя заведенной и разбитой одновременно…
— Но теперь у нас уже нет причин выяснять отношения.
— Просто мне совсем непривычно спокойно разговаривать с тобой. — Наталия опускает взгляд вниз, как будто она в чем-то виновата. — Все жду, когда ты снова начнешь издеваться надо мной…
— Нет, милая, не надо так говорить, — мягко возражает Эдвард, приобнимает Наталию за плечи и нежно поглаживает их. — Я больше не скажу ничего подобного. Теперь у меня нет никаких сомнений в том, что ты очень хороший человек, который ради своих близких пойдет на все. Лично для меня ты — образец для подражания в том, как надо дружить и любить тех, кто тебе дорог.
— Пару недель назад ты бы точно не сказал этого, — тихо усмехается Наталия. — Тогда я была для тебя мерзкой проституткой, меняющая мужиков как перчатки. Или нимфоманкой…
— Наталия, прошу тебя, не вспоминай все, что тогда было, — с жалостью во взгляде умоляет Эдвард. — Я же уже сказал, что мне безумно больно вспоминать это…
— Знаю… И я ни в чем тебя не виню…
— Зато себя виню я. И порой мне кажется, что это мерзкое чувство будет преследовать меня так же, как и Терренса преследует чувство вины перед Ракель. Теперь и у меня будет то, из-за чего я буду жалеть всю свою жизнь… Прямо как мои отец и брат. — Эдвард замолкает на пару секунд и слегка хмурится. — Интересно, это у нас семейное? Неужели это «везение» будет передаваться по наследству? Неужели мои дети также будут вынуждены страдать от чувства вины?
— Все совершают ошибки, Эдвард, — тяжело вздыхает Наталия. — Никто не идеален. Я тоже не идеальный человек и допустила очень много ошибок. Не только в этой истории, но и на протяжении всей жизни. Были времена, когда я была немного эгоистичной и думала только о себе и своем комфорте. Могла повести себя не слишком красиво с некоторыми людьми… Многое делала неправильно. Хотя со временем я стала другой.
— Не знаю, что было тогда, но я оцениваю человека таким, каким он является в настоящем.
— А оценивал бы ты прошлую меня, то точно не узнал бы.
— Лично я так не думаю. Ты ничуть не изменилась. Для меня ты все такая же хорошая, милая, добрая и умная девушка, с которой безумно приятно говорить и проводить время.
— Да, сейчас я, возможно, хорошая, но уж точно никогда не была сильной. Все это время я лишь притворялась такой. А на самом деле я всего боюсь и могу о чем-то переживать неделями и месяцами.
— Думаю, ты просто еще не пришла в себя после всех этих событий. А на самом деле ты очень даже сильная. Как ты сказала в тот день, когда мы были в доме дяди, ты еще не знаешь, насколько сильной и смелой можешь быть.
— Ты не забыл?
— Конечно, нет. — Эдвард замолкает на пару секунд и скромно улыбается, пока его глаза изучают лицо Наталии, а пальцы едва касаются ее волос. — Может быть, я никогда не говорил тебе этого, но… На самом деле я полюбил тебя вовсе не за твою красоту… За то, что ты — красивая и милая голубоглазая блондинка, которая может свести с ума. Нет… Я полюбил
