верно.
– Я удивляюсь, как вы можете в такие сумерки вести салонный разговор, – фыркнул Сергей Павлович.
– Во-первых, хотя «янтарь и отразился в моих малиновых глазах», но сумерки я нахожу сырыми, а во-вторых, наш разговор вовсе не салонный, и я бы назвала его скорее обменом мыслей..
– В вас есть какая-то перемена, Екатерина Павловна, – отозвался Андрей Семенович. – Вы сильно изменились за последнее время.
– Разве? – встрепенувшись, спросила Катя.
– Тут поневоле изменишься, когда у нас поселились эти старые девы, – сказал Сережа. – Удивляюсь, как я-то остался таким же. Но меня никогда нет дома, а бедная Катя сидит целый день с этими кикиморами…
– По-моему, я нисколько не изменилась, – ответила Катя, как-то вдруг похудевшая и побледневшая, – а у тетей, конечно, есть много смешных черт, но в сущности, в глубине, они очень хорошие и нас любят.
– Нет, ты, Катя, действительно изменилась! – недовольно проговорил Сережа и посмотрел на сестру.
Она шла теперь спиной к закату, уже померкшему, в белом узком платье, глаза ее казались черными, и было выражение большой усталости на ее бледном круглом лице.
– Идемте скорей! – сказала Катя, торопясь к стоянке автомобилей.
Во время пути она ни слова не сказала, даже не глядела на своих спутников. Только когда они остановились на аллее, не доходя до моста, и Сережа отошел, чтобы помочь шоферу исправить машину, Катя, не меняя положения головы, сказала еле слышно:
– Вы не ошиблись, Андрей Семенович, я действительно сильно изменилась, потому что теперь мне стало ясно, что я вас люблю.
Зотов хотел было что-то сказать, но Катя остановила его ручкой.
IX
Андрея Семеновича очень удивило Катенькино признание. Он привык к ласковому и веселому отношению с ее стороны, она ему нравилась как человек и как девушка, но он никак не мог предполагать в ней особенных чувств к себе. К тому же это было в первый раз, что он встретился с любовью «барышни из общества». Это было для него ново, и он не знал, как поступать. Притом она первая ему призналась, и призналась как-то не радостно, не легко, и это его смущало и обязывало еще больше. Он не чувствовал к ней страстной любви, но привык ее уважать и ясно понимал, что если тут возможны какие-либо чувства, то, конечно, из числа тех, которые развиваются спокойно и надежно и увенчиваются, говоря попросту, законным браком. Тем более ему хотелось все обдумать и взвесить раньше, чем прийти к какому-либо решению. Он решил поговорить с Сережей, думая, что тот лучше знает сестру и может ему помочь не только советом, но и практически.
Сергей Павлович выслушал внимательно то, что говорил ему Зотов, и под конец произнес:
– Знаешь, Андрей, я едва ли тебе в чем-либо могу быть полезен. Конечно, я знаю, что сестра не кокетка и зря болтать не будет, но за последнее время она действительно так изменилась… Я совсем ее не узнаю, уж самый факт, что она первая тебе призналась, так не похож на нее… Но если все это дело моих почтенных тетушек, то им придется считаться со мной. Все, что я могу сделать для тебя, это послать ее к тебе; поговори с нею сам, и там видно будет.
И действительно, когда через несколько минут Екатерина Павловна зашла в комнату брата, последний, воспользовавшись первым предлогом, оставил ее одну с Зотовым. Хотя Екатерина Павловна была несколько бледнее обыкновенного, но не казалась такою усталой и взволнованной, как в тот вечер на Елагином острове, и говорила она с обычною беззаботностью, пока Андрей Семенович, без видимой связи с предыдущим разговором, не сказал как будто бы совсем некстати:
– Вы не можете себе представить, Екатерина Павловна, как я счастлив, как я вам безмерно благодарен за то, что вы мне сказали.
Катенька слегка нахмурилась, потом, покраснев, промолвила как бы небрежно:
– Ах, там, на островах! Я думала, что вы позабыли… Я тогда была в очень странном настроении.
– Следует ли понимать вас так, что вы жалеете о том, что тогда сказали? Если вам угодно, я никогда не буду говорить об этом..
– Нет, я никогда не жалею о своих словах. Может быть, будь я в другом духе тогда, я бы их не сказала, а подождала первого шага с вашей стороны. Но это нисколько не лишает правдивости самые чувства. И потом, может быть, ждать от вас признаний совершенно бесполезно, так как я не знаю, какой ответ я найду в вас.
Катенька кончила свою речь с улыбкой, будто говоря не о себе, а о чувствах посторонних людей, для нее довольно безразличных. Но Андрей Семенович, казалось, этого не замечал, потому что ответил с полной серьезностью:
– Конечно, я бы никогда не посмел первым заговорить о том, что вы сказали так легко, осчастливив меня неожиданно и незаслуженно.
Катенька глянула на него, все еще улыбаясь, и сказала вбок, не поворачивая головы:
– Из ваших слов можно заключить, что вы, как говорится, любите меня.
– Я уж давно люблю вас, Екатерина Павловна, и притом могу вам сознаться, что до сих пор я никого не любил так, как вас.
– Что вы делали и кого любили до сих пор, меня не касается, а полюбите ли вы кого-нибудь, любя меня, – это зависит от меня, и поверьте, что я постараюсь, чтобы этого не случилось. Если только я сама кого-нибудь не полюблю. Тогда, конечно, другое дело.
Андрей Семенович вздохнул и начал печальным и глухим голосом:
– Зачем вы так говорите, Екатерина Павловна? Ведь вы совсем не так легко думаете и чувствуете. Я вас достаточно видел, чтобы знать, насколько не идет к вам такая маска.
– Ну так вот, без всяких масок и легкомыслия я вам повторю то, что уже сказала. И принимаю ваш ответ. Принимаю вашу любовь.
Андрей Семенович взял обе Катенькины руки, прижал их молча к губам, она же, наклонясь, поцеловала его в щеку; тогда он встал и, щелкнув каблуками, стал прощаться.
Екатерина Павловна не пошла его провожать, а осталась на том же диване, раскрасневшаяся, с опущенными глазами и легкой улыбкой на полуоткрытых губах. Посидев так некоторое время, она встала и прошептала:
– Боже мой, как это хорошо! Но отчего так грустно? – и вышла на открытый балкон.
Ветер с моря дул прямо в лицо, светило солнце, по реке двигались барки, и зелень Летнего сада направо еще не приняла темного цвета. Мысли Катеньки не сделались более ясными, но потеряли грустный оттенок. Ей казалось, что она успокоилась, но внешний ее вид нисколько на это
