будущем Джаред или Линн, а может, и Аннет могут последовать примеру отца, регулярно
находя утешение в выпивке, таблетках или еще бог знает в чем, пока окончательно не погубят
свои жизни.
Никто ей, в сущности, не помог. Даже без группы «Анонимные алкоголики" она понимала, что бессильна изменить Фрэнка. Пока он не признает свою проблему и не захочет
исправиться, он будет пить. А что это значило для нее? Это значило, что ей нужно сделать
выбор. Решить, будет ли она и дальше терпеть это, и если нет, то отчетливо представить себе
все последствия своего решения и твердо держаться избранной позиции. В теории это было
просто, а на практике вызывало раздражение. Почему, спрашивается, она должна брать на
себя ответственность за его проблемы? И если алкоголизм - болезнь, разве это не означает, что он нуждается в ее помощи или по крайней мере в ее преданности. И как тогда ей, его
жене, поклявшейся оставаться с ним и в радости, и в горе, после всего, что им пришлось
вместе пережить, оправдать развод и раскол семьи? В одном случае она явит себя
бессердечной матерью и женой, в другом - бесхарактерной потатчицей, тогда как ей хотелось
только одного - чтобы ее муж снова стал тем, кого она когда-то полюбила.
Вот что делало ее жизнь такой тяжелой. Аманда на самом деле не хотела разводиться и
разрушать семью. Несмотря на кризис их семейной жизни, в ней подспудно все еще тлела
верность некогда данным ею брачным клятвам. Аманда любила того Фрэнка, которым он был
когда-то и которым, она знала, он мог бы стать. Но здесь и сейчас, когда она стояла перед
домом Така Хостлетера, ей было грустно, она чувствовала себя одинокой и все продолжала
спрашивать себя, как же все так вышло. //-- * * * --//
Аманда знала, что мать ждет ее, но не была готова к встрече. Прошло еще несколько минут, и
как только начало темнеть, она через заросший двор направилась к заваленному всякой
всячиной гаражу, где Так реставрировал антикварные машины. В гараже стояла «корветт-
стингрей» - наверное, модель 1960-х годов, угадала Аманда. Она провела рукой по капоту, и у
нее возникло ощущение, будто в дверном проеме на фоне заходящего солнца вот-вот
обозначится силуэт Така. Он войдет в запятнанной рабочей одежде, с лицом, изборожденным
такими глубокими морщинами, что они больше похожи на шрамы.
Фрэнк сегодня утром расспрашивал о Таке, но Аманда не стала распространяться - сказала
только, что он старый друг семьи. Это было далеко не все, но что еще она могла сказать? Она
и сама признавала, что ее дружба с Таком была необычной. Аманда знала его школьницей
средних классов, потом они долго не виделись и лишь шесть лет назад, когда ей исполнилось
тридцать шесть, они возобновили знакомство. Она приехала в Ориентал к матери и, сидя за
чашкой кофе в «І Ірвинз-дайнер» случайно услышала разговор пожилых мужчин за соседним
столиком, судачивших о Таке.
- То, что Так Хостлетер до сих пор творит с машинами, иначе, чем чудом, не назовешь, но
бесс"сеп50гес!" и то, что он окончательно спятил, - рассмеялся, качая головой, один из них.
-Разговаривать с покойной женой - это бы еще ладно, но божиться, что и она ему отвечает
-совсем другое дело.
- Он всегда был чудак, это точно, - хмыкнул приятель говорившего.
На Така, которого когда-то знала Аманда, это было совсем не похоже, и, заплатив за кофе, она села в машину и выехала на полузабытую проселочную дорогу, ведущую к его дому.
Устроившись в креслах-качалках на обветшалой веранде Така, они провели весь день, и с тех
пор Аманда наведывалась к нему всякий раз, когда бывала в городе. Сначала это случалось
раз или два в год (она не могла видеть мать чаще), но последнее время Аманда стала
приезжать в Ориентал и навещать Така даже в отсутствие матери. Частенько она готовила
ему ужин. Так старел, и Аманда уверяла себя, что просто приезжает навестить старика, однако на самом деле истинная причина ее приездов была известна обоим.
Человек в кафе в некотором смысле оказался прав. Так изменился. Он уже не был
молчаливым, загадочным и порой неприветливым, каким Аманда его помнила со школьных
времен, но и не выжил из ума, как считали многие. Он пока еще различал, где фантазия, а где
реальность, и помнил, что жена его давно умерла. Однако, как представлялось Аманде, он
мог одним лишь усилием воли материализовать свои мысли. По крайней мере для него они
были реальностью. Когда наконец Аманда отважилась задать ему вопрос о его «беседах» с
покойной женой, он как ни в чем не бывало ответил, что Клара до сих пор с ним рядом, и так
будет, пока он жив.
- А ведь я не только разговариваю с ней, но еще и вижу ее, - признался он.
- Вы имеете в виду ее призрак? - переспросила Аманда.
- Нет, - сказал Так. - Я имею в виду, что ей не хочется оставлять меня одного.
- А сейчас она здесь?
Так устремил взгляд куда-то поверх плеча Аманды.
- Нет, сейчас не вижу, но слышу, как она слоняется по дому.
Аманда прислушалась, но ничего, кроме скрипа кресел-качалок и досок веранды под ними, не
услышала.
- А она была рядом... здесь тогда? Давно?
- Нет. Но тогда я и не пытался ее увидеть, - глубоко вздохнув, устало проговорил Так.
Он был убежден, что это только благодаря их с Кларой любви они и после ее ухода нашли
способ не разлучаться, и в этом было что-то, безусловно, очень трогательное и даже
романтичное. Кто скажет, что это не так? Ведь каждому хочется верить в вечную любовь.
Аманда и сама когда-то в нее верила - когда ей было восемнадцать. Правда, теперь она знала, что любовь - штука путаная, как жизнь. Она развивается по совершенно непредсказуемому и
не понятному людям сценарию, оставляя после себя длинный шлейф сожалений. И почти
всегда эти сожаления вызывают вопросы типа «что было бы, если бы...», ответа на которые не
найти. Что было бы, если бы Бея не умерла? Что было бы, если бы Фрэнк не превратился в
алкоголика? Что было бы, если б она вышла замуж за того, кого страстно любила? Узнала бы
она тогда женщину, которая смотрит на нее сейчас из зеркала?
Привалившись к машине, Аманда думала, что сказал бы на это Так. Так, который каждое утро
ел яйца и мамалыгу в «Ирвинз», пил пепси из бокалов, куда бросал жареный арахис; Так, который прожил в одном и том же доме почти семьдесят лет и выбирался за пределы штата
лишь однажды, когда во время Второй мировой войны его призвали в армию. Так, который
телевизору предпочитал радио или патефон, потому что так у него было заведено с давних
пор. В отличие от Аманды Так, казалось, принимал отведенную ему в этом мире роль.
Аманда допускала, что в этом безоговорочном приятии, возможно, заключена особая
мудрость, которой сама она никогда не обладала.
Правда, у Така была Клара, и, может, в этом все дело. Они поженились, когда им было по
семнадцать, и сорок два года прожили вместе. Из разговоров с Таком Аманда постепенно
узнала о его жизни. Спокойно, без видимых эмоций Так сообщил ей о трех выкидышах
Клары, последний из которых повлек за собой серьезные осложнения. После того как Клара
услышала, что больше не сможет иметь детей, она плакала по вечерам каждый день почти
год. Аманде также стало известно, что у Клары был огород, где она выращивала овощи и
даже однажды победила в конкурсе на самую большую тыкву. А еще Аманда видела
выцветшую синюю ленточку, до сих пор выглядывавшую из-за зеркала в спальне. Так
рассказал Аманде, что, когда он наладил свой бизнес, они построили маленький домик на
крошечном участке земли на реке Бэй близ Вандемира, по сравнению с которым Ориентал
большой город, и они каждый год по нескольку недель жили там, поскольку Клара считала
это место самым красивым на земле. Так описал Аманде, как, убираясь в доме, Клара
подпевала радио, и признался, что иногда водил ее на танцы в «Ред-ЛизТрилл» - заведение, в
которое Аманда регулярно ходила подростком.
В итоге она поняла: это была скромная жизнь, где любовь и радость находились в мелочах.
Это была достойная и честная жизнь, не лишенная горестей, но полноценная и счастливая.
Аманда знала, что Так понимал это как никто другой.
- С Кларой мне всегда было хорошо, - однажды подвел он итог.
Возможно, его душевность или все усиливающееся чувство одиночества были тому
причиной, но Так для Аманды со временем стал кем-то вроде наперсника - ничего такого
раньше Аманде и в голову прийти не могло. Именно с Таком она делилась своей болью и
горем после смерти Беи, и только на его террасе она могла дать волю своему гневу на Фрэнка.
Именно Таку она поверяла все свои тревоги: о детях, о себе - в ней все больше крепла
уверенность, что в определенный момент своей жизни она свернула не на ту дорогу. Она
