— Я в молодости много сидел, и мне, вернее маме, посоветовали начать заниматься кэн-до, — пытался развлечь меня светской беседой Андрей.
Он еще и сидел!
Мне оставалось только одно. По праву пострадавшей — закрыть глаза и надеяться, что дикий, немыслимый сон сам собой остановится!
Но вместо этого остановилась машина — я снова взглянула на мир, наивно полагая, что меня привезли в больницу!
Рядом нарядно поблескивала стеклами новостройка со стильным стаканом лифта. О предназначении сооружения любопытствующих уведомляла помпезная хромированная вывеска «Союз аудиторов». Пока я недоумевала, чем аудиторы могут помочь человеку с разбитым лбом, а Чигарский перемещал меня к лифту, Глазированный Сырок развернул джип и газанул так, что мгновенно растворился в изгаженном промышленными отходами воздухе.
На потемневшем небе размашистыми искрами рассыпался финальный фейерверк.
Где-то заканчивался праздник…
Все то же воскресенье. 20:45
Без четверти детское время. Поэтому в здание нас пустили.
Шеф пошептался с грозным охранником, и дюралевая капсула лифта беспрепятственно вознесла нас в пентхаус. Я проковыляла несколько шагов по пышному паласу, грудой перепачканного тряпья осыпалась в ближайшее кресло и уперлась взглядом в винтовку с оптическим прицелом, любовно выставленную на декоративной полочке. Рядом были развешаны медали — исключительно золотые — и фотографии хмурой биатлонистки, непременно на верхней ступени пьедестала почета. У меня даже голова прояснилась от внезапного озарения!
Любовница Чигарского — профессиональный киллер!
Точно киллер — в черной водолазке и обтягивающих брюках, с остриженным «а-ля парень из спецназа» затылком, она материализовалась в гостиной внезапно и беззвучно. Статная, спортивная и очень волевая.
Эффектная тетка, не чета Чигарскому.
Чигарский — безнадежно бывший. Может, в тревожные былые годы он был спортсмен и вообще парень хоть куда, но сейчас — тюфяк тюфяком. А дама вполне — абсолютно такая, как на фотографиях, — ни грамма веса не прибавила, легкая патина на веках и едва заметные строгие трещинки морщинок у губ только прибавили ей холодной харизмы.
— Лида, ты должна меня спасти! — театрально заломил руки Чигарский.
Леди-киллер безучастно изогнула одну бровь.
— Это… Это — дочка Шеремета! — запинаясь, объяснил шеф, — Она у меня работает. Девочка училась в Англии, приехала, традиций наших не знает — подралась на футболе… Счастье, что Анрик ее вытащил раньше, чем менты набежали!
Дама поджала тонкие губы и повела второй бровью.
Шеф примирительно замахал руками:
— Анрик не знает!
Дама молча коснулась коротких, выкрашенных в цвет разящей стали, волос.
— Шеремет девочку просто закопает, если увидит в таком состоянии!
— И тебя тоже закопает! Не уберег ребенка? — заорала Лида совершенно внезапно, зато так громко, что не только я, но даже винтовка на подставке вздрогнула. — Как люди тебе деньги доверяют? Ты полный идиот!
— Лида, я знаю, что дурак! Помоги, — противно захныкал Чигарский, — девочка — сиротка…
Мне сразу стало грустно. Так грустно, что я чуть не разревелась: хотя мамы нет уже пять лет, я так и не научилась чувствовать себя «сироткой», голова снова разболелась, и домой захотелось! Со стороны вид у меня был, наверное, очень жалостный, потому что платиновая леди, просканировав меня профессиональным взглядом, покачала головой, вздохнула и отвела в ванную. Я вымылась в жутком дискомфорте оттого, что приходится пользоваться чужой косметикой, замоталась в махровую простыню, как в чадру, снова высунулась в комнату. Надеть мне было нечего — мой замечательный небесно-голубой свитер ручной вязки навечно загублен пятнами крови!
— На, возьми, — Леди вынесла и протянула мне совершенно новый и совершенно черный свитер.
Видимо, в гардеробе успешной дамы других цветов просто не предусмотрено. Я же — существо скромное и серое, черный цвет вообще не ношу. Но выбирать не приходится. Я протиснулась в узкие трикотажные трубы, Лида еще раз оглядела меня и снисходительно кивнула:
— Можешь оставить свитер себе. Хотела тебе брюки подарить, только будут узкие… — Она сурово сдвинула брови и обернулась к Чигарскому: — Как можно единственного ребенка держать в черном теле? Ходит в джинсах, которые надо было выбросить лет пять назад!
Выбросить? Это же «Левис» — модель 1985 года! «Винтаж» в прекрасной сохранности! Я поскорее нацепила драгоценные штаны — они действительно стоят как хороший гардероб. Да что там деньги — за такие раритетные джинсы любой японский модник без колебаний отдаст почку или даже глаз! Но как человек слабый, спорить с леди-киллером убоялась, за что и была вознаграждена добрым советом.
— Попроси Игоря, пусть тебе зарплату прибавит, — сказала Лида сочувственно, понизив голос, протянула мне визитку и добавила: — А еще лучше — попроси отца, пусть тебя быстро выдаст замуж. Нормальная женщина здесь сама никогда не заработает!
Шокирующее откровение в устах успешной деловой особы, перед которой трепещут мужики — от здорового омоновца до хамоватого бизнесмена, апартаменты которой от пола до потолка заливает византийская роскошь! Я шагнула за порог, послав прощальный взгляд самому аскетическому предмету обстановки — снайперской винтовке. И вдруг поняла — Лида просто не причисляет себя к нашей касте. Презренной касте особей, неспособных дослать патрон, отличить арест от задержания или произвести эффективный рейдерский захват. Жалкой касте постельных одалисок, героических матерей, офисных подавалок и дачных рабынь. Она играет на одном поле с солидными дядьками по их взрослым пацанским правилам!
Воскресенье. 23:55
Ну и пусть!
Я никому не завидую, особенно сильным женщинам.
Сейчас, в полной темноте, укутавшись в одеяло вместе с больной головой, я могу вполголоса признаться, что не собираюсь умножать папашин капитал.
Я не собираюсь доказывать городу и миру, что дочка — почти настоящий сын, выстраивая блестящую карьеру.
Я вообще НИ-ЧЕ-ГО не собираюсь делать!
Даже если ради этого «ничего» придется выйти замуж.
Ну, максимум, на что я готова, — окопать раз в сезон цветочную клумбу или испечь кекс на Пасху. Я, правда, печь еще ни разу не пробовала. Но ничего — справлюсь! Должен же быть в Интернете рецепт подходящего кекса?
Поеду в Англию на Рождество, Вик встретит меня в аэропорту, вручит мне кольцо с лучистым камешком политкорректного размера, тактично попросит моей руки, и мы поженимся. Папа подарит мне на свадьбу малюсенький старинный домик с тихим садиком. В конце концов отец не такой уж изверг и хочет своему единственному ребенку только хорошего!
Главное, продержаться до Рождества…
Я уснула, преисполнившись сладких надежд.
Понедельник. 8:30
Недоброе утро
С выводом насчет того, что мой отец не изверг, я поспешила!
Кто же знал, что он так разозлится из-за моей злополучной шишки, даже музыку выключит и будет битый час орать со страшной силой:
— Ника, ты что, своего отца считаешь идиотом? Так удариться лбом о двери в офисе НЕЛЬЗЯ! Даже в таком идиотском офисе, как у Игоря! Я прекрасно вижу, что ты дралась! С кем? Я хочу услышать правду!
Меня в жизни ни разу не били — я росла послушным ребенком. Но сейчас папка, судя по всему, настроен серьезно — снял пиджак и по всем признакам собирается запоздало всыпать мне ремня!
Здорово будет…
Я сперва молча разглядывала блюдечко с голубой каемочкой, забытое на кофейном столике, в поисках подходящей к случаю «правды».
Потом неуверенно забормотала:
— Ну, я пообещала рекламный щит одному клиенту, а другая девочка его уже продала своему клиенту! Мы поссорились… Так получилась — она меня ударила, а я ее…
Папа посмотрел на меня с некоторым отстраненным интересом и уточнил:
— А что она в воскресенье делала на работе?
— Что и все… Работала!
Работать по выходным в агентстве — общее место, даже папка про это знает. Наверняка его шнурки тоже мантулят по выходным с удвоенным энтузиазмом, чтобы скрасить мрачный понедельник шефа победными реляциями об отгрузках и денежных поступлениях. Может, поверит и оставит меня в покое?
— У этой девочки есть имя, фамилия, адрес? — подозрительно уточнил Славин.
— Есть, конечно… — Я хлюпнула носом как можно жалостнее. — Только я их не знаю… Имя — Лена, она недавно работала… А когда я ей нос разбила, шеф ее сразу выгнал…
Мой экспромт окончательно вписался в отцовскую парадигму человеческих отношений, он внутренне успокоился и продолжал орать исключительно в силу инерции. Голос с богатым интонационным контуром заполнял просторное помещение, упирался в бордовые стены, в бежевый потолок и по сложной конструкции из хрома и хрусталя, служащей люстрой, осыпался вниз, на мою виноватую макушку.
