успешности детей и родителей в разных странах существенно различается. Самый высокий уровень социальной мобильности наблюдается в Скандинавии, а самый низкий – в Латинской Америке.
Одна из причин этого заключается в тесной связи социальной мобильности (соотношения доходов родителей и детей) с неравенством (разрывом между богатыми и бедными). Для наглядности мы можем представить себе лестницу, где неравенство – это расстояние между ступеньками, а мобильность – это вероятность того, что кто-то поднимется по этой лестнице вверх или спустится вниз. Чем дальше друг от друга ступеньки, тем меньше людей может подняться по такой лестнице. Этот феномен получил название «кривая Великого Гэтсби»6. Поскольку в Латинской Америке больше неравенства, чем в Скандинавии, в ней также меньше мобильности.
До сих пор мы говорили о социальной мобильности в рамках одного поколения. Но есть и другой подход: мы можем окинуть взглядом сразу несколько поколений и проверить устойчивость династий. Чтобы понять долгосрочные закономерности в области социальной мобильности, экономист Грегори Кларк изучает редкие фамилии, пытаясь с их помощью определить, насколько динамичным или статичным является общество7. Возьмем, например, Сэмюэля Пипса (Пеписа) (1633–1703), автора известного дневника и секретаря английского Адмиралтейства. За последние пять столетий люди с фамилией Пипс посещали учебные заведения Оксфорда и Кембриджа как минимум в 20 раз чаще, чем остальное население. В тех случаях, где у нас есть сведения о стоимости их поместий, мы можем констатировать, что Пипсы оставляли состояния, по крайней мере в пять раз превышающие средний британский показатель. Подобной устойчивости родового имени среди элит мы можем ожидать только в обществе с крайне низким уровнем социальной мобильности.
Редкие элитные фамилии сохраняются также и в других странах. В начале 1920-х годов налоговое ведомство США сообщило фамилии людей с наибольшим доходом. Спустя сто лет люди с такими фамилиями встречаются среди врачей и юристов в 3–4 раза чаще. Например, жители США со статусной фамилией Кац становятся врачами и юристами в 6 раз чаще.
В Японии родовые имена самураев восходят ко временам до реставрации Мэйдзи 1868 года. В наше время они как минимум в 4 раза чаще представлены среди врачей, юристов и академиков. В Китае фамилия Цин, исключительно часто встречавшаяся у элиты XIX века, также широко представлена среди современных председателей советов директоров корпораций и правительственных чиновников.
В Чили фамилии, наиболее часто встречавшиеся у землевладельцев середины XIX века, сегодня так же часто встречаются среди представителей высокооплачиваемых профессий. В Швеции набор «дворянских фамилий» сложился в XVII–XVIII веках, и в наше время они в два раза чаще ожидаемого встречаются у врачей и в пять раз чаще ожидаемого у юристов. Социальный статус на удивление устойчив и сохраняется даже десять поколений спустя.
Еще одним городом, судьбу которого определило судоходство, был Брюгге, расположенный в устье реки Рейе, впадающей в залив Звин. В 1301 году город был настолько богатым, что посетившая его королева Франции заметила: «Думала, я одна на свете королева, а здесь вижу, что у меня шесть сотен соперниц»8. Двести лет спустя, когда залив Звин заилился и обмелел, экономика Брюгге пришла в упадок. Региональный центр торговли переместился на 80 км к западу, в Антверпен, где без труда могли швартоваться корабли. Через некоторое время острословы окрестили старый город «Мертвым Брюгге».
Ценность торговли и миграции особенно наглядно проявлялась в тех случаях, когда они способствовали притоку новых идей и поддающихся воспроизведению товаров. Очки для чтения были изобретены в Италии около 1290 года и быстро распространились по всей Европе. В XIV веке купцы привезли в Китай кукурузу (а позже и сладкий картофель), обеспечив основными продуктами питания те регионы, где выпадало недостаточно осадков для выращивания риса; в последующие столетия это привело к быстрому росту населения9. Печатный станок с наборным шрифтом был изобретен в Германии около 1440 года и положил начало революции в книгопечатании. В следующие 50 лет было выпущено больше книг, чем за предыдущее тысячелетие10.
Экономисты называют физические товары «конкурентными», а идеи «неконкурентными». Если я дам вам три яблока, у меня уже не будет трех яблок. Но если я научу вас жонглировать яблоками, то мы оба получим от этого удовольствие (особенно если мы не против съесть яблоки с подбитыми боками). Идея неконкурентности играет важную роль в отношении экономистов к инновациям. Очки для чтения и печатный станок не были защищены законами об интеллектуальной собственности. Это стало благом для потребителей, поскольку кто угодно мог копировать, адаптировать и улучшать эти изобретения. Но возможность свободно копировать уменьшает стимул изобретать новое. В последующие столетия, начиная с Венецианского патентного статута 1474 года, страны ввели патентные законы, которые давали изобретателям временную монополию на распространяемые ими идеи.
Распространению знаний также способствовал один из ключевых социальных переворотов этого периода – Реформация. Отделившись от католической церкви, Мартин Лютер и его последователи призвали своих приверженцев самостоятельно читать Библию. Это повысило уровень грамотности и способствовало экономическому развитию протестантских районов Германии. Действительно, даже в современной Германии – через 500 лет после Лютера – протестанты, как правило, более образованны и имеют более высокие доходы11.
В Средние века – в период с V по XV век – религия разными способами влияла на экономическое развитие. Тесные узы доверия между еврейскими общинами создали идеальные условия для процветания их бизнеса в области ростовщичества и перевода денег – ремесла одновременно прибыльного и стигматизированного. Ислам с момента своего зарождения в 610 году был тесно связан с торговлей (пророк Мухаммед был купцом), и доверие между мусульманами способствовало росту торговли в исламских общинах12. Экономика также помогает объяснить религиозные войны. Первый крестовый поход (1096–1099) можно рассматривать как попытку католической церкви расширить свою монополию на новые территории13.
В Средние века многие жители Европы жили в условиях феодализма – системы, при которой сеньоры владели землей, а крестьяне ее обрабатывали. По сути, крестьяне удовлетворяли нужды знати в обмен на защиту от разбойников. Возможностей подняться по социальной лестнице было мало, и духовенство активно поддерживало сложившийся общественный порядок. Ремесленники нередко увековечивали свои расценки в камне (то есть буквально выбивали их на стенах), зная, что они не сильно изменятся даже десятки лет спустя. Произошли некоторые технологические изменения (например, распространились водяные мельницы, о которых мы говорили выше), но жизнь была по-прежнему трудной. Даже к концу Средних веков питание большинства людей оставалось скудным: мясо и рыба лишь изредка дополняли неаппетитные похлебки и неизменные богатые крахмалом
