– Здрастуй, бачка-боярин!
– И ты будь здрав, купец. Из каких краев к нам?
– Дербент, вах! Исфаган абу-Ширх меня звать, а ты?
– Раничев, Иван Петрович, местный боярин.
Купец заискивающе поклонился: боярин – немалый чин, да и одет Иван был вполне соответствующе – желтый полукафтанец с золочеными пуговицами, поверх него – синий суконный охабень, украшенный плющеной серебряной проволочкой – битью, на голове – лихо заломаная соболья шапка-мурмолка, на узорчатом поясе – сабля в красных сафьяновых ножнах с рукоятью, украшенной средней величины сапфиром. Раничев даже сам залюбовался собой – да, не бедный парень.
Поклонившись, торговец обернулся к приказчику и быстро произнес по-тюркски:
– Спроси у этого господина, есть ли в той лавке шкворни и долго ли еще плыть до Угрюмова.
– Шкворни в лавке есть, – усмехнувшись, на том же языке ответил Иван. – Хорошие, надежные шкворни. А в Угрюмове – к вечеру будете.
– Ты хорошо говоришь на нашем языке, господин, – удивился купец. – Прошу тебя, будь моим гостем на судне! Идем же, мои приказчики и без меня выберут шкворни.
– Что ж, – Иван спешился. – Идем… Скажи твоим людям, пусть приглядят за конем.
На корме струга был разбит роскошный шатер, куда купец с поклонами пригласил гостя. Поблагодарив кивком, Раничев вошел внутрь и замер, якобы до глубины души пораженный блистательной обстановкой. Атласные стены шатра казались светящимися, все вокруг – подушки, циновки, матрасы – было затянуто золотистым струящимся шелком, палубу закрывал ворсистый хорасанский ковер с затейливым геометрическим рисунком, вдоль стен, на высоких треногах, горели светильники.
Ведомый хозяином, Иван уселся на почетное место – напротив входа, попытался было снять сапоги, но купец тут же бросился на пол – отговорил, дескать, не стоит этого делать столь почетному гостю. Хитрый торговец, конечно, видел – тем более что Иван ему в этом подыгрывал – какое сильное впечатление произвело убранство шатра на «дикого руса». Даже и то льстило, что «рус» вовсе и не был таким уж диким – говорил, как тюрок, и, как оказалось, знал еще и арабский, и – чуть меньше – фарси.
– Ты, видно, побывал во многих странах, о, ученейший муж! – польстил Ивану купец. – Твое произношение безупречно и познания велики.
– Да, побывал, пришлось, – не стал отнекиваться Раничев, имея перед собой сейчас одну главную задачу – разговорить хозяина. А в этом смысле, для начала задушевной беседы, стоило бы выяснить, как торговец относится к не так давно умершему Тимуру? Торговец из Дербента – а в тех местах железные гулямы Хромца пролили немало крови.
– Говорят, зимой умер Тимур, – отпив из поднесенной хозяином чаши, без обиняков начал Иван. – То правда иль врут?
– Не врут, – осторожно заметил купец. – Я слышал, лет десять назад он сжег часть ваших земель?
– Ну да, – Раничев кивнул. – Я сам едва спасся.
– Повезло! – с чувством воскликнул торговец. – А многих моих друзей уже давно нет в живых. О, это было страшное время!
– И у меня многих родичей угнали в полон, аж в Самарканд… У тебя там нет знакомых?
– К сожалению, нет, уважаемый. Был когда-то один приятель, честнейший работорговец Ибузир ибн Файзиль, так и тот давно сгинул неведомо где. Вот он бы, конечно, смог тебе помочь…
– Жаль, жаль, – огорченно вздохнул Иван. – Поверь, тому, кто б помог мне, я заплатил бы щедро.
Искра алчности проскочила в темных глазах дербентца. Он улыбнулся и, пододвинув гостю серебряную чашу с прохладным щербетом, задумчиво потеребил бороду.
– Есть у меня один матрос… Он, правда, не из Самарканда, ургенчец, да и человек сословия подлого – из дехкан. Не уверен даже, можно ли ему верить…
– И все же, если ты позволишь, я бы хотел переговорить с ним, – твердо заявил Раничев.
– Что ж, – купчина развел руками. – Изволь. Он, правда, не здесь, на другом судне – я прикажу, чтобы выслали лодку.
– Буду очень признателен и оплачу все расходы, – Иван быстро достал из висевшей на поясе калиты серебряный ордынский дирхем, тут же исчезнувший в широкой ладони хозяина.
– Чтобы ты не скучал, я кое-кого пришлю, – обернувшись на входе, сладко пообещал купец.
Раничев пожал плечами. Ургенчец… Наверняка он должен хоть что-то знать. Пусть тонка ниточка – но пока единственная.
Не успели затихнуть тяжелые шаги купца, как по горячим доскам палубы прошелестели чьи-то босые ноги, и полог шатра, распахнувшись, на миг впустил внутрь желтое слепящее солнце.
– Хозяин приказал развлекать тебя, господин, – низко поклонившись, нежным голоском произнесла тоненькая девчушка с глазами, как две горящих звезды. Она была одета в синий, вышитый серебром, лиф и прозрачные шальвары из желтого шелка, на смуглом животе поблескивало золотом вставленное в пупок кольцо. Красивое стройное тело, приятный голос, смуглое, с тонкими чертами, лицо. Прямо-таки небесное создание, пэри! С чего бы так расщедрился купец?
– Я спою для тебя, – пэри взяла в руки лютню, висевшую за спиной на тоненьком ремешке, и, усевшись посреди шатра на скрещенные ноги, тронула пальцами струны. Звякнули золотые браслеты, и тоненький голос затянул песню:
Вчера, обитель бросив, я спустился в винный погребок,Чтоб о трущобах расспросить, чей кров ветшающий убог.
Иван с удовольствием слушал, предполагая, насколько далеко зайдут потуги хозяина ублажить гостя, и – главное – зачем купцу все это нужно? Дождавшись конца песни, Раничев предложил девушке вина – и та с видимым удовольствием выпила. Наверное, не мусульманка – бесстыдно открытое лицо, вино, вопреки запрету Аллаха. Нет, явно не мусульманка, скорее, из христиан-коптов, иудейка, огнепоклонница… Ну да, скорее всего – Иран.
– Откуда ты, благоуханный цветок Востока? – прошептал Иван на фарси.
– Нишапур, – пэри отложила в сторону лютню.
– Как твое прекрасное имя?
– Азаль.
– Ты – поклонница Заратустры?
Девчонка кивнула и, лукаво улыбнувшись, стянула через голову лиф, обнажив небольшую, но чрезвычайно красивую грудь – смуглую, с упругими темно-коричневыми сосками.
– Ласкай меня, – схватив ладонь Ивана, Азаль приложила ее к груди. – Сними же с меня шальвары и целуй же, целуй…
Девушка прямо-таки впилась в губы Раничева, и тот вдруг со всей отчетливостью осознал, что ничего уже не сможет с собою поделать… да и, честно сказать, не собирался ничего делать, дают – бери!
Нежно погладив девушку по спине, Иван ощутил, как нежные пальчики расстегивают на нем одежду. Миг – и полетели в стороны полукафтан, пояс, рубаха… и желтые шелковые шальвары…
Она оказалась искусной в любви, настолько искусной, что на какое-то время Иван, казалось, позабыл обо всем. Да и не было вокруг ничего, кроме гибкого смуглого тела, жара любви и сияющих глаз, так похожих на звезды.
А потом пэри оделась и тут же – будто бы специально ждал – в шатер вернулся хозяин, за которым маячил угрюмый парень лет двадцати в коротком дырявом халате и круглой засаленной шапочке. Девушка незаметно выскользнула наружу, а купец, словно бы не заметив ее ухода, уселся на атласные подушки и, широко улыбнувшись, кратко представил парня:
– Карим-ургенчи.
– Давно ль с родины? – безо всяких восточных витиеватостей – времени на них не было – сразу же поинтересовался Иван.
– С полгода как, – хмуро отозвался парень и почему-то посмотрел на купца.
– А в Самарканде ты бывал когда-нибудь? – продолжал Раничев. – Или, может, кто-нибудь из твоих знакомых бывал?
– Б-бывал, – как показалось Ивану, несколько озадаченно отозвался парень. – Я.
– А случайно не слыхал там ничего о колдунах из Магриба?
– О колдунах? – Карим закивал. – Конечно, слыхал, мой господин. Много слыхал, много…
– И что же именно?
– Карим бедный человек, – купец Исфаган абу-Ширк вдруг пошевелил пальцами. – Очень бедный.
– Ах да, – Иван усмехнулся и, достав дирхем, протянул Кариму. Тот схватил монету с какой-то ненасытной жадностью и, воровато оглянувшись, хотел было запихнуть ее за щеку, но, уловив осуждающий взгляд купца, передумал и просто зажал серебряху в ладони.
– Ну? – нетерпеливо поторопил Раничев.
– Не знаю, кто тебе нужен, мой господин, – кинув косой взгляд на торговца, со вздохом протянул матрос. – Скажи. Ведь колдунов в Самарканде много.
– Магрибинец Хасан ад-Рушдия, – быстро промолвил Иван. – Или, хотя бы, Кара-Исфаган… Слыхал про таких?
– С-слыхал, – сглотнув слюну, как-то не очень уверенно отозвался парень. Круглое лицо его вдруг покрылось потом, лоб избороздили морщины. – Слыхал про обоих. И про магрибинца, и про… про второго.
– И что же ты про них слыхал?
– Э-э, – Карим запнулся. – Да всякое… Колдуют, – он снова посмотрел на купца, этак настороженно-вопросительно.
– Значит, ад-Рушдия в Самарканде, – почесал голову Раничев. – Или, крайней мере, был там полгода назад… Так?
