СОЛДАТ. Красивая музыка. Американская?
ЕВА. Кажется, да.
СОЛДАТ. Я думал, сейчас нельзя слушать американскую музыку.
ЕВА. Просто надо иметь хорошие связи. Хочешь потанцевать?
СОЛДАТ. Я?
ЕВА. Кто же ещё?
СОЛДАТ. Но…
ЕВА. Потанцуй со мной, если не хочешь расстроить дело.
СОЛДАТ. Боюсь, я много выпил.
ЕВА. Ничего. Повторяй за мной.
Они танцуют, не очень близко друг к другу.
ЕВА. Нет, дай я поведу. О чём ты задумался?
СОЛДАТ. Ваш друг очень привлекателен, вы не находите?
ЕВА. Никогда не замечала.
СОЛДАТ. Не очень похож на немца.
ЕВА. Потому он такой особенный?
СОЛДАТ. Да, наверное… то есть конечно. Настоящий сердцеед. Вы с ним давно знакомы?
ЕВА. Не думай об этом. Ты опять ведёшь. Дай мне повести один круг.
СОЛДАТ. Простите.
КЛАРА. Было время, ты счёл бы за великую честь танцевать со мной.
Она включает звук на полную громкость и танцует неистовый сольный танец. СОЛДАТ смеётся.
ЕВА. Прекрати строить из себя идиотку и убавь звук!
Резко выключает проигрыватель. КЛАРА останавливается в недоумении.
СОЛДАТ (ослабляет галстук и расстёгивает воротник). Я сяду. Немного кружится голова.
ЕВА. Расстегни рубашку. (Расстёгивает несколько пуговиц.) Помаши немного. Так легче?
СОЛДАТ. Прохла-а-да.
ЕВА и КЛАРА снимают с него ботинки.
ЕВА. Ты очень красивая девочка. Кто ты?
СОЛДАТ. Очень красивая девочка. (Хихикает.)
КЛАРА. У тебя есть кто-нибудь?
СОЛДАТ. Был. Больше нет.
КЛАРА. Поссорились?
СОЛДАТ. Убили.
КЛАРА. Бедняжка.
ЕВА. Грустишь?
СОЛДАТ. Немного. Во время налёта.
КЛАРА. Всё ещё сохнешь по нему?
СОЛДАТ. Кажется.
ЕВА. Не слишком ли часто тебе кажется?
СОЛДАТ. Я не знаю… (Хнычет.) Я хочу домой.
ЕВА. Рано. Тебе грустно. Выпей ещё.
ЕВА расстёгивает ему ремень. КЛАРА массирует стопы.
СОЛДАТ.
Die Fahne hoch, die Reihen dicht geschlossen,SA marschiert mit mutig festem Schritt:Kameraden, die Rotfront und Reaktion erschossen,Marschieren in Geist in unseren Reihen mit.
Бах-бах!
Смеётся. КЛАРА вливает ему в рот ещё один бокал алкоголя.
Zum letzen Mal wird zum appell geblasen;Zum Kampfe steh’n wir alle schon bereit;Bald flattern Hitlerfahnen ьber allen Strassen.Die Knechtschaft dauert nur noch kurze Zeit.[33]
ЕВА. Какая нежная кожа. Мне нравятся девочки с нежной кожей…
СОЛДАТ продолжает напевать песню, женщины тихонько начинают подпевать. ЕВА запускает ладонь ему за пояс брюк. СОЛДАТ резко вскакивает.
СОЛДАТ. Господи, что, чёрт возьми, здесь происходит?
КЛАРА. Опять сорвалось.
ЕВА. А что такое?
СОЛДАТ. Что вы делаете?
ЕВА. Не строй из себя невинность. Думаешь, зачем тебя сюда позвали? Разговаривать? Восхищаться твоим остроумием и глубиной мысли? Всё это я найду, когда захочу. И даже если не найду, то уж точно не стану посылать за тобой, безмозглый маленький oysvorf[34]. Да ты за грош готов перепихнуться ночью под мостом.
СОЛДАТ. Не понимаю, как так получилось. Я не…
ЕВА. Что-то я не заметила, чтобы ты был против хорошо провести время. (КЛАРЕ.) А ты?
КЛАРА. Не-а.
СОЛДАТ. Кто я, по-вашему, такой?
ЕВА. Мы знаем, кто ты такой.
КЛАРА и ЕВА (вместе). Просто никак не сойдёмся в цене.
Хохочут. Потом снова наполняют бокалы.
СОЛДАТ. Я думал, вам не этого нужно.
ЕВА. Открыл ящик, а теперь боишься заглянуть внутрь. Не волнуйся. Там пусто. Все летучие мыши разлетелись. Господи, презренные женщины! Пять минут, и твоя душа тебе не принадлежит.
КЛАРА. А магометане считают, что у них души нет.
ЕВА. Не лишено смысла. Вот если бы кто-то из них был на моей стороне. Но они на другой стороне. Потому что… (Набрасываясь на КЛАРУ.) …твои жалкие вояки, если не отступают, то всё свободное время, которого у них слишком много, заняты изготовлением фарша из африканцев. Боже мой, как же дорого я заплатил за твою дружбу! Империалист.
КЛАРА. Сучья да камни.
ЕВА. Не перебивай. Невыносимо, когда появление на свет воинов зависит от низшего существа. Невыносимо, что существо, которое только и может что стирать, наряжаться да плодить щенков, должно стать необходимым спутником волевого мужчины. Но что поделаешь! Без женщин в политике невозможно. Куда они, туда и мужчины. Но ведёт женщин самый сильный. По всей Германии женщины шепчут моё имя при первом поцелуе, стонут в минуту оргазма, выкрикивают при родах. На пупках у них татуировки в виде свастики. Они бросаются в гекатомбы перед моей машиной в надежде, что я их изувечу, а потом утешу. Женские блоки партии предлагают мне возродить для них право сеньора. Каждое утро я получаю множество эротических посланий, способных разжечь огонь в чреслах отшельника. Так с чего ты взял, что чем-то от них отличаешься? Отличаешься. Отли-чаешь-ся. Да… какое-то отличие есть. Но какое? Ты не замечаешь?
КЛАРА. Что у тебя на уме?
ЕВА. Нет, посмотри внимательно на форму черепа. На волосы. Есть некая шероховатость. И эти бегающие глазки. По-твоему, он похож на типичного немца?
КЛАРА. Может быть, он итальянец.
ЕВА. Не говори ерунды. Ты отлично знаешь, к чему я веду.
КЛАРА. У него голубые глаза.
ЕВА. Да, в его внешности много диковинного. Amico[35], вечер не пропал даром. (В сторону, КЛАРЕ.) По-моему, мы заполучили жидёнка. Настоящего высшей пробы noffkeh.
КЛАРА. Скоро они тебе под кроватью начнут мерещиться.
ЕВА. Смейся, смейся.
КЛАРА. Нос всё равно не тот.
ЕВА. Мелочи. Мелочи. Что один изменит, другой может вернуть. (СОЛДАТУ.) Зачем тебя сегодня сюда прислали?
СОЛДАТ. Помогать вам.
ЕВА. И как ты себе это представлял?
СОЛДАТ. Я не знаю. Я думал, вы скажете мне, что вам будет нужно.
ЕВА. И что мы?
СОЛДАТ. Сказали.
ЕВА. А что ты? (Нет ответа.) А ты ничего. Ты давал присягу повиноваться беспрекословно?
СОЛДАТ. Да.
ЕВА. Ну разумеется. Не повторишь ли?
СОЛДАТ. Я клянусь тебе, Адольф Гитлер, вождь и канцлер немецкого рейха, служить верно и храбро. Я клянусь повиноваться до самой смерти тебе и… и…
ЕВА. Ну?
СОЛДАТ. …и всем, уполномоченным твоей властью…
ЕВА. И так далее, и так далее. Благодарю. Не слишком хорошее начало у нас с тобой? Кто твои родители?
СОЛДАТ. Я вырос в приюте.
ЕВА. Ты же говорил, у тебя девять братьев и сестёр, и родом ты из Эльзаса. Теперь я не знаю, чему верить. Ты стыдишься своих родителей?
СОЛДАТ. Нет.
ЕВА. Почему?
СОЛДАТ. Почему?
ЕВА. Почему ты их стыдишься?
СОЛДАТ. Я только что сказал…
ЕВА. Я слышала, что ты сказал, но я задала тебе вопрос.
СОЛДАТ пытается привести в порядок одежду.
ЕВА. Ты что там делаешь? Сам с собой балуешься, маленький пакостник? А ну, прекрати! (КЛАРЕ.) По-моему, мы что-то скрываем. Пойди проверь. Всё на месте?
КЛАРА изящно, но деловито проводит осмотр.
КЛАРА. Не совсем.
ЕВА. Чик-чик?
КЛАРА. Чик-чик.
ЕВА. Я подозревала.
КЛАРА. Может быть, он протестант.
ЕВА. Иди в жопу, протестант! Он и в дорогом ресторане не станет поднимать шум, если увидит в супе муху. Против чего ты протестуешь?
СОЛДАТ. Я не протестую.
ЕВА. Не протестант. Ясно. Тебе, конечно, известно, что истинный ариец не даст своего согласия на подобную операцию ни для себя, ни для своего потомства? На операцию, чьи корни восходят к ритуальным жертвоприношениям исключительно семитского характера. Я должна сказать, что в пустынных регионах, населённых этими народами, операция, возможно, имеет определённую практическую пользу, и я всем сердцем сочувствую бравым парням из Африканского корпуса. Тебе же… безусловно нет. Кроме того, я склоняюсь к мысли, что ты пытаешься скрыться под маской принадлежности полу, к которому имеешь весьма туманное отношение. Не окажется ли твоё происхождение таким же маскарадом, если не сказать обманом? Ну, ну, мы не чудовища. Никто не в ответе за то, чего не в силах изменить. Ты состоишь в спортивном клубе?
