Маллен помолчал.
— Не нравятся мне перемены. Не нравится долгая хьяшта. Не нравится, что твари что-то зашевелились. Не нравится, что эти перемены заставляют людей бояться. Когда боятся, тогда ищут виноватого. Не такой как все — значит, враг. Кривой, хромой… лысый…
Онда молча вежливо поклонился и провел ручищей по блестящей макушке.
— Вот-вот, Онда. Если человеку долго говорить, что он — свинья, он хрюкать начнет. Так что это не перемена. Это что-то другое. Чую я это. А я пограничный капитан, Одна, я должен верить чутью.
Онда сложил руки на животе, наклонил голову к плечу. Улыбнулся своей щербатой улыбкой.
— Чутье — это хорошо, капитан. Это правильно. И про малые перемены ты тоже верно говоришь. Я тебя, знаешь, не утешу. Я тоже мало что знаю. Но я вот что тебе скажу. Мы ведь тоже можем начать с малого. Собирать сведения, делать свои выводы и готовиться. Ты меня не спрашивай, к чему и как. Сам не знаю. Сначала надо собирать сведения. Ты меня, как понимаю, не прибьешь, если я скажу тебе, что надо бы нам с тобой, мой капитан, как-то поговорить с Ночными? И не с рудокопами или контрабандистами, а с кем повыше и поумнее?
— Тебя прибьешь, — проворчал Маллен. Задумался, начал кусать ногти. — А у тебя есть способ?
— Нет, — ответил Онда.
— Через короля?
— Ни в коем разе.
— Согласен. Тогда как?
— Капитан, я не знаю. Прямо сейчас — не знаю. Но ты мне сказал — надо сделать вот такое дело. Теперь я буду думать, как это сделать.
— Как-то легче жить, когда есть определенная цель. Хоть небольшая.
Онда пожевал губами.
— Скажи мне, капитан. А до тебя доходили слухи о пустынных жителях?
— Не верю я.
— Ну, мы, барды, как-то выживаем в пустыне.
— Вот именно, выживаете, а они живут. И вы, к тому же, барды.
— Однако, капитан, есть слушок, что какие-то люди туда уходят. Не здешние, из Королевской четверти. И с детьми.
— Ну, да, брат жены моего восьмиюродного дяди слышал от приятеля своего троюродного брата. Баек этих не счесть, и счету им нет. Взять того же Эльсеана.
— Слухи не на пустом месте рождаются.
— Ты как считаешь?
— Я не знаю, капитан. Давай попробуем проверить. Мы же решили собирать сведения.
— Хорошо. Только давай без особого шума?
— Не дурак, понимаю. Как там твой дядька говорил? Смотри не с тарелочки. А с горочки? Главное будем знать пока мы с тобой, те, кто на горочке сидит. А остальные пусть смотрят с тарелочки.
Маллен засмеялся. У него был хороший смех и хорошее лицо — открытое, с яркими темными глазами, с красивыми темными усами и бородкой, которые неотразимо действовали на женщин.
Земли Дня, Северная четверть, неподалеку от Тюленьей лежки
Унед чуть зажмурился, когда очередная темная, холодная волна тяжело ударила в борт, обдав всех ледяным брызгами. Небо почти касалось воды и было таким же темным и тяжелым. Мелкие острова-скалы впереди были еле видны. Хорошо, что у бардов особое зрение, а у морских охотников — особое чутье.
— И какой дурак врет, что там могут быть Счастливые острова? — пробормотал Дион.
— Да плывут же туда, — отозвался Венда.
— А кто-нибудь возвращался? — отгрызнулся Дион.
Унед рассмеялся.
— Ты еще настоящего морского гнева не видал. Это так, погодка. Верно, госпожа?
Бардесса, похожая на морскую хищную птицу, резко повернула голову, потом кивнула, не говоря ни слова.
— Уже близко, — пробормотал Унед.
Сирены гнездились именно среди этой горстки островков, точнее, скал. Здесь даже птичьего базара нынче не было — сирены сожрали все живое. А потом начали нападать и на берега. Госпожа Керинте попросила помощи в Ластане, послала к охотникам. Даже Блюститель Севера прислал своих людей. Видать, и правда большое дело, раз такие важные люди…
— Вон там! — прервал его мысли голос с передней ладьи. — Вот они!
Серую тяжелую воду вспарывали зеленоватые крутящиеся кольца с острыми лезвиями плавников по всей длине. Порой из волн показывались безносые голые головы, увенчанные гребнем, с прилегающими острыми ушами, с огромными белесыми глазами навыкате и толстыми черными губами. Лица пугали своим неуловимым сходством с человеческими. Разрез глаз, длинные ложные ресницы, изгиб рта, создающий впечатление, что сирена вот-вот улыбнется.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Унед взял наизготовку гарпун с заговоренным острием. Страшно дорогая штука, работа Ночных. Три поколения охотников владели им.
«Не подведи», — прошептал Унед.
Бардесса сосредоточенно смотрела вперед.
Сирены шли полумесяцем, охватывая ладьи. Как всегда. Сейчас передние ладьи разорвут этот полумесяц и быстро развернутся, разрезая их строй и обходя с тыла. Сирены тупы, как все твари.
С передовой ладьи послышались крики. Характерный тупой удар, всплеск темной волны и длинная тягучая мелодическая фраза — кто-то из бардов ударил. Змеиное тело c человеческим торсом взметнулось из воды, пролетело несколько сотен шагов и ударилось о скалу. Задергалось и медленно сползло в воду. Главное — не давать им закричать. Убивать прежде, чем тварь разинет рот.
Унед на мгновение представил, что было бы, если бы твари были разумны, если бы они действовали иначе и закричали бы все вместе. По спине прошла дрожь.
Справа по борту вынырнула голова. Венда метнул гарпун.
«Хорошо, парень, хорошо».
Началась привычная работа.
А потом вдруг закричал кто-то от скал. Унед глянул, и волосы встали дыбом. В тыл заходили еще с полтора десятка сирен, и они не намеревались нападать. Они вставали на хвостах, запрокидывая головы и готовясь к крику. Бардесса не то ахнула, не то взвизгнула, вскочила, вцепилась в борт и застыла, как дракон на носу ладьи.
— Не смотреть! — заорал Унед, понимая, что происходит. — Бей, бей!
Арбалетчики правителя принялись за дело, пытаясь отстреливать дальних сирен. Двое явно были ребятами не простыми — бить в такой темноте, при такой качке, да еще и попадать — это простому человеку не под силу. Либо особо обучены, либо низшие барды.
Сирены быстро уходили от ладей, собираясь вокруг тех, новых.
Их было слишком много. Вот сейчас и случится, то, чего так боялся Унед.
Похоже, это поняли все.
— В стороны! — все услышали металлический голос — кто-то из бардов, наверное, старший. Только они могут говорить так, чтобы было слышно в голове. — В стороны, все, быстро!
Бардесса, подобно нетопырю, мгновенно перепрыгнула через голову гребца к корме ладьи, туда, где никто не заслонял ей сирен, и снова замерла, не моргая. Этот прыжок перепугал людей чуть ли не больше, чем угроза крика тварей. Унед понял, чего она хотела.
— Идти ровно, чтобы она видела скалы! Не вилять! — рявкнул он.
«Раз. Два. Три. Четыре. Сейчас будет крик. Сейчас»
Крик. Унед уже слышал такое, он знал. Умел, как всякий охотник, немного гасить удар, но все равно это было неописуемо, тошнотворно — словно какой-то червь мгновенно вгрызся в череп и начал прожирать себе путь вдоль позвоночника. Если это будет длиться чуть больше трех минут — человек просто умрет.
Крик оборвался гораздо раньше. Это тоже было чудовищно болезненно — как будто этого ощетинившегося крючьями червя вырвали из тела с мясом.
Унед пришел в себя довольно быстро. Попробовал дышать. Руки, так и не выпустившие гарпун, дрожали. Бардессы на ладье не было. Ее тело плавало где-то в десяти шагах и дергалось — две сирены, забыв об угрозе, набросились на еду. Унед в диком гневе до хруста стиснул зубы. Метнул гарпун. Сирена взвыла — но это был не Крик, это был просто вой подыхающей твари. Это вывело из оцепенения остальных его людей — тех, что уцелели после крика. Не все оказались крепкими.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Один мощный гребок — и на голову уцелевшей сирены обрушились весла. Обезумевшая тварь выпрыгивала из воды, билась о борт, пыталась уйти, но всаженный Дионом гарпун держал ее на поверхности. Ее забили насмерть.
Унед втащил на борт бардессу. Глаза ее были открыты. Сирены оторвали левую руку, выгрызли огромный кусок мяса с бока.
