в долг особо не у кого, и не хотелось напрягать людей в такой ненадежной ситуации. Вот, блин, влипла! Но, как говорил один ее знакомый, в любой трагичной ситуации, если, конечно, это не связано со здоровьем, всегда есть элемент комичности. Вот он-то и дает возможность найти выход. Василиса тяжело вздохнула: вот сказал, так сказал! И что же, интересно, можно найти смешного в ее положении? Бомжиха Василиса… в голове невольно возникает образ придурковатой тетки в возрасте. Обхохочешься, однозначно.
А что, может, прикинуться писательницей, которая решила создать шедевр про бездомных и потому ушла в трущобы для наработки материала… ага, очень смешно и, главное, выход найдется — остаться там навсегда.
Василиса поднялась с дивана и потянулась, разминая затекшее тело, затем подошла к окну, в которое ярко светила луна. Тени деревьев причудливо колыхались по стенам и потолку гостиной. Василиса не любила ветреную погоду: в такие моменты ей становилась особенно грустно и тревожно. Во дворе этого старого дома деревьев было много. Летом и особенно осенью здесь было очень красиво и уютно. В октябре дорожки устилал целый ковер из пестрых листьев, и дворничиха Нина упорно сметала эти листья и заталкивала всю красоту в большущие мешки.
Василиса отвернулась от окна — теперь этот двор уже не ее, теперь по золотым и красным листьям будет гулять Лизавета. Захотелось выругаться, громко и на всех сразу — на Рудика, Лизку, на себя саму, на Рудикову маму. При чем здесь мама Рудика, она не могла сказать. За все три года ее замужней жизни они виделись с Викторией Павловной не больше трех раз, но коль вырастила такого сыночка, значит, виновата.
Взгляд Василисы невольно упал на мигающий огонек компьютера… а что если… почему бы не порыскать по сети в поисках работы? Да еще с жильем. А вдруг? Ее пальчики привычно запорхали по клавиатуре. О работе в другой газете не стоит даже и помышлять. После всей этой истории с жалобами и Горчаковым в особенности, надо некоторое время где-то тихо отсидеться. И работа эта будет называться… нет, конечно же, не дворник, на виду ей быть нельзя… а вот домработница — в самый раз! Василиса даже захлопала в ладоши, аплодируя своей находчивости.
Уже светало, когда Василиса, измученная тщетными поисками хорошей работы с проживанием в доме, закрыла крышку ноутбука. Полный облом: подобная работа предлагалась только для тех, кто умел нянчить маленьких детей или совмещать уборку дома с умением хорошо готовить. И этого мало — нужны были рекомендации от предыдущих хозяев и, желательно, от нескольких сразу. Рекомендацию ей могли дать только Петрович и Рудик, и обе будут «блестящими». А что касается умения нянчить детей и хорошо готовить, то здесь впору кричать «караул!»
На этой нерадостной ноте Василиса поплелась к дивану, где собиралась отключиться от проблем хотя бы на пару часов. Однако, едва присев на краешек постели, она вновь поднялась. Ну что ж, решила она, караул так караул, как есть — так и напишем. Она вновь забарабанила по клавишам. С пометкой «Срочно!!!» Василиса отправила свое объявление: «Молодая женщина ищет работу в доме (с проживанием). Могу хорошо убрать квартиру, умею пользоваться сложной бытовой техникой. В няньки не гожусь, готовлю не очень, интим не предлагать».
Вот так. Немного самонадеянно и где-то даже нагловато, однако, искренне, без панегириков в свой адрес. Рассчитывать на положительный ответ вряд ли стоит, но надо же сказать самой себе: я сделала все, что могла, по крайней мере, в эту ночь!
* * *
Проснулась Василиса довольно поздно и в отвратительном настроении. Когда ушел Рудик, она даже не слышала. Что ж, обещал быть мышкой — слово сдержал. Придется и ей сдержать свое и освободить сегодня квартиру. Василиса нахмурилась. Часы показывали десять. В такое время вылезать из постели — удел праздных или творческих личностей. Ни то, ни другое в данный момент к ней не относилось, и Василиса быстрым шагом направилась в душ, чтобы затем, проглотив чашку кофе, поехать на работу за расчетом.
Говорят, не радуйся, если к тебе зачастила удача, возможно, она просто перепутала адрес и вскоре уйдет, прихватив с собой даже ей не принадлежащее. А вот что делать, если к тебе повадились неприятности? Не ликовать же, в самом деле! И намекнуть, что пора бы и честь знать, тоже как-то боязно.
Василиса не доехала до редакции всего полквартала, когда ее верный конь «Фольксваген гольф» вдруг чего-то приуныл и, резко сбавив скорость, громко чихнул и остановился. Все, приехали! Василиса не стала стучать кулаком по рулю, как это делают обычно мужчины, она просто опустила руки и тихо заплакала, добавив чуть-чуть всхлипываний.
В боковое стекло негромко постучали. Василиса вздрогнула и обернулась: у машины стоял Женя Крюков. Она открыла дверцу.
— Случилось чего? — спросил фотокор, кутаясь в длинный вязаный шарф, который он дважды обмотал вокруг шеи.
Василиса шлепнула по рулю.
— Да вот, чего-то ехать отказывается.
— Если ты в редакцию, могу подвезти, — предложил Крюков. — А с твоей тачкой потом разберемся.
— Спасибо, — вяло поблагодарила она и вылезла из машины. Крюков, не оборачиваясь, пошел к своей новенькой серебристой «Ауди».
— Ты чего ревела, из-за машины что ли? — спросил он, трогаясь с места.
— А из-за чего еще? — буркнула Василиса, не желая рассказывать ему про все свои беды.
— Чудная ты, Вася, — усмехнулся Крюков и, пошарив по карманам, вытащил носовой платок. — Сколько лет тебя знаю, а вот чтобы ты в слезах была — никогда не видел. Я уж решил, что ты вообще слез не имеешь.
— А чего мне их тебе показывать? — тихо огрызнулась Василиса и искоса глянула на бывшего коллегу. — Ты сам-то чего угрюмый такой?
Крюков передернул плечами:
—
