-Тогда! - повторил герцог с пеной у рта.
-Тогда я немедленно прикажу парламенту собраться в этом самом зале, и через час вы будете обезглавлены перед воротами луврского дворца, куда вы только что имели дерзость войти, словно в завоеванную крепость!
Под сверкающим взглядом короля герцог Гиз невольно опустил глаза. Но он все же хотел попытаться еще раз убедить Генриха и сказал:
-Берегитесь, государь! Парижане обожают меня, они способны взять приступом Лувр, чтобы освободить меня!
-Ошибаетесь, кузен,- спокойно возразил король,- в тот самый момент, как рухнет первая калитка луврской ограды, ваша голова скатится с плеч!
При этих словах, сказанных категорическим тоном, герцог невольно почувствовал дрожь.
-Ну-с, господин д'Эпернон,- продолжал король,- отведите его высочество в одну из комнат и прикажите стеречь его там на виду. Да помните, что вы отвечаете мне за него головой! Ступайте!
Растерянный, испуганный, д'Эпернон увел герцога.
-Ах, куманек, куманек! - сказал Мовпен, впадая в прежний шутовской тон.- Из-за тебя я только пари проиграл!
-Какое пари и с кем? - спросил Генрих III.
-Я бился об заклад с самим собою, что вы, государь, во-первых, поблагодарите герцога Гиза за науку, а во-вторых, выдадите ему наваррского короля.
-Да где же наваррский король?
-Я здесь, государь! - послышался в ответ голос, и в комнату вошел Генрих Наваррский под руку с королевойматерью.
XII
Генрих III не мог удержаться от жеста изумления при виде этой парочки. Ведь ненависть Екатерины Медичи к мужу ее дочери Марго имела за собою и давность, и значительную почву.
Как же могло случиться, что теперь они вдруг обретаются в такой дружбе?
-Как? Вы... вместе? - пробормотал Генрих III.
-Сын мой,- ответила Екатерина,- я и наваррский король стали теперь друзьями!
-Друзьями? - воскликнул король.
-Да, сын мой, друзьями, и мне нетрудно объяснить вам, как это случилось. Мне пришлось слышать, как два рыцаря-крестоносца почувствовали друг к другу смертельную ненависть на почве соперничества в любви к прекрасной сарацинке. Однажды корабль, на котором находились оба рыцаря, потерпел крушенье, и враги вплавь добрались до острова, который оказался населенным дикими зверями. Как вы думаете, сын мой, что сделали оба врага?
-Наверное, они объединились для совместной борьбы с дикими зверями?
-Вот именно,государь.
-Но против кого понадобилось вам объединиться с наваррским королем?
-Против Лотарингского дома, государь!
-О, лотарингцы теперь мне нисколько не страшны! Их вождь арестован мною!
-Ну, так держите его крепко, государь, потому что, если ему удастся вырваться из плена, он поведет на Лувр парижан.
-Э, пустяки! У меня имеются швейцарцы! - равнодушно ответил Генрих III.
Екатерина, покачав головой, возразила:
-Государь, вы слишком долго не обращали ни на что внимания, чтобы заставить теперь трепетать народ перед своей энергией.
-Простите, государыня, но никогда не поздно стать снова господином!
-Увы, парижане уже не верят в ваш авторитет.
-Ну, так мои швейцарцы дадут им почувствовать его!
-А все-таки следовало бы усилить гарнизон Лувра хотя бы несколькими сотнями гасконцев.
-Гасконцев? - удивился король.- Но откуда я их возьму?
-Я дам вам их, государь,- сказал молчавший доселе Генрих Наваррский.
Генрих III задумался и потом произнес:
-Предположим, кузен, что народ действительно восстанет и что вы придете мне на помощь. Предположим далее, что с вашей помощью я разгоню взбунтовавшийся сброд. Знаете ли, что тогда скажут? Что я соединился с гугенотами!
-Ну, так пусть говорят!
-И папа может отлучить меня от церкви!
-Велика беда! Я тоже отлучен, однако это не лишило меня ни сна, ни аппетита, ни жажды. Стоит только привыкнуть, а там ничего!
-Но я считаю очень важным быть в хороших отношениях с церковью!
-Государь,- сказала Екатерина,- что же делать, если в данный момент один только наваррский король и может защитить французский трон против алчных поползновений Лотарингского дома и неистовства экзальтированной черни и монахов-фанатиков!
-Но вы забываете о моих швейцарцах! - заметил король.
-Ну так, не откладывая дела в дальний ящик, укрепите дворец как следует, государь! - воскликнула королева-мать.Прикажите запереть все двери, разместите солдат с заряженными мушкетами, пододвиньте к окнам пушки и... ждите грозы, которая разразится с минуты на минуту!
-О,- спокойно возразил король,- я в данном случае подобен путешественнику, который собирается в дорогу и не думает о том, какая погода будет к вечеру, раз вечером он уже рассчитывает быть под надежным кровом. Лишь бы только днем не было ни грозы, ни дождя... Я разрешаю парижанам к вечеру выстроить баррикады...
-Они не преминут воспользоваться этим разрешением.
-Но только не утром! Потому что, видите ли, я непременно хочу отправиться в Сен-Дени проводить тело брата.
-Государь,- нетерпеливо перебила его королева- мать,ведь в Лувре имеется часовня, где временно положено тело моего возлюбленного сына. Оставьте его пока там! Не покидайте Лувра! Ведь вы можете и не вернуться обратно!
-Швейцарцы откроют мне двери!
-Но кто же будет командовать ими в ваше отсутствие?
-Герцог д'Эпернон.
Екатерина пожала плечами и сказала:
-Однако вашему величеству отлично известно, что герцог не отличается особенной храбростью!
-Ну, так в случае нужды Крильон встанет с постели!
-Государь,- сказал Мовпен,- не разрешите ли вы и мне вставить свое словечко?
-Говори, милый мой Мовпен, говори!
-Сколько швейцарцев предполагаете вы взять с собою в Сен-Дени?
-Две тысячи.
-Так вот! Что, если бы вы оставили остальных в Лувре и поручили командование ими наваррскому королю?
-Вот именно! - одобрительно сказала королева-мать.
Но Генрих III, покачав головой, возразил:
-Нет, это невозможно! Лига не простит мне этого.
-Я раздавлю лигу! - заметил наваррский король.
-А папа отлучит меня от церкви! - вздохнул Генрих.
-Странное дело! - шепнул на ухо Мовпену Генрих Наваррский.- Бывают же люди, которые никогда не трепетали перед шпагой и чуть не падают в обморок при виде кропила!
-Однако,- сказал король,- вот уже подошли кающиеся монахи. Пора выезжать!
-Государь,- грустно сказала Екатерина,- берегитесь!.. На обратном пути вы встретите баррикады!
-У меня имеются швейцарцы,- упрямо возразил король, для которого в последние дни эти четыре слова представляли собою спасительный ответ на все.
XIII
В то время как Генрих III отказался от вооруженной помощи наваррского короля и не хотел слушать разумные советы своей матери, герцог д'Эпернон вел по луврским коридорам арестованного герцога Гиза. На душе у бедного д'Эпернона было очень тяжело: он не смел ослушаться короля, но навлечь на себя гнев герцога было тоже немаловажной опасностью.
Все это так живо отражалось на его лице, что герцог Гиз был тронут и сказал ему наконец:
-Дорогой герцог, я страшно извиняюсь перед вами!
-В чем, ваше высочество?
-В том, что из-за меня вы попали в такое неприятное положение!
-Ваше высочество, я состою на службе у короля...
-Ну да! Но король именно и сыграл с вами злую шутку. Ведь парижане не потерпят, чтобы меня держали под арестом; они возьмут Лувр штурмом, и, конечно, первый человек, на которого обрушится народный гнев, будете вы, герцог! Вас убьют и затем с руганью поволокут ваше истерзанное тело по улицам Парижа!
Д'Эпернон почувствовал, что у него подгибаются колени.
-Кстати, куда именно ведете вы меня? - спросил Гиз.
-В предназначенную вам комнату, монсеньор.
-Значит, не в темницу?
-Нет, ваше высочество.
Действительно, герцога провели в довольно удобную комнату второго этажа. В этой комнате была только одна дверь, а оба окна были защищены массивной железной решеткой, что вызвало у Гиза досадливую гримасу.
Д'Эпернон разместил стражу у дверей, а также в концах коридора и затем удалился с почтительным поклоном. Герцог Гиз снял кирасу, отстегнул каручи и набедренники и уселся в кресло. Он стал размышлять. О чем? Но о чем же может думать пленник, как не о способах побега из плена? Однако, как ни раздумывал герцог, он должен был признаться, что бегство крайне трудно, если только не совершенно невозможно.
Прошло около часа. Наконец дверь комнаты открылась, и вошел Мовпен.
-Здравствуйте, монсеньор,- сказал шут,- король послал меня узнать, как вы себя чувствуете.
-Можешь сказать ему, что я чувствую себя несравненно лучше, чем он,- сухо ответил герцог.
-О, это правда, монсеньор!
-Я толст, а он тощ. У меня густые волосы, а он лыс!
-Но все это еще не доказывает, что ваше высочество будете долголетнее его величества,- заметил Мовпен.
-Что такое? - крикнул герцог, невольно вздрагивая.
-Да, да!..- невозмутимо продолжал Мовпен.- Не скрою от вас и далее, что ваша голова, как бы прекрасна она ни была, держится не очень прочно на плечах!
