-О, это правда, монсеньор!
-Я толст, а он тощ. У меня густые волосы, а он лыс!
-Но все это еще не доказывает, что ваше высочество будете долголетнее его величества,- заметил Мовпен.
-Что такое? - крикнул герцог, невольно вздрагивая.
-Да, да!..- невозмутимо продолжал Мовпен.- Не скрою от вас и далее, что ваша голова, как бы прекрасна она ни была, держится не очень прочно на плечах!
-Ты думаешь, шут? - надменно кинул герцог.
-Я уверен в этом, монсеньор! Но позвольте мне изложить вам программу дня. Король отправился в Сен-Дени хоронить останки герцога Анжуйского.
-А, так он покинул Лувр?
-Да.
-Ну, так мне недолго сидеть здесь. Парижане освободят меня!
-Увы! - вздохнул Мовпен.- Они и в самом деле подумывают об этом... а король тоже допускает возможность этого, что представляет собою двойное несчастье для вашего высочества...
-Почему?
-Покидая Лувр, король назначил меня вице- комендантом Лувра.
-А кто же комендант?
-Герцог Крильон.
-Да ведь говорят, что он полумертв?
-Да, он в постели, но зато в полном сознании и разуме, и что он прикажет, то я и сделаю. Надо вам сказать еще, что герцог Крильон, чувствуя потребность в свежем воздухе, приказал перенести свою кровать в коридор... Ну-с, итак, Крильон назначен комендантом, а я - его помощником, и что прикажет комендант, то будет приведено в исполнение вице-комендантом. Между прочим, комендант уже отдал одно приказание.
-Именно?
-О, оно несложно, монсеньор! Чуть только в Париже поднимется малейший шум, я пошлю за мэтром Кабошем...
-За палачом?
-Вот именно. Кабош захватит с собою плаху и секиру и устроится вот здесь...
-Как? У меня в комнате?
-Ну да, все дело будет обделано при закрытых дверях.
-Какое дело?
-При первой же баррикаде голова вашего высочества скатится с плеч!
Герцог испуганно посмотрел на Мовпена и невольно почувствовал дрожь при виде этого спокойного, твердого, иронического лица. До сих пор Гиз рассчитывал на нерешительность короля. Но Генриха III не было в Лувре, а ни Крильон, ни этот шут не будут терять время на раздумье. Между тем народное восстание неизбежно; как только весть об аресте герцога Гиза облетит Париж, народ кинется на Лувр. Но если парижанам удастся ворваться в этот коридор, ноги первых смельчаков поскользнутся в крови... в крови герцога Гиза, освобождать которого они придут!
Герцог Гиз был непритворно храбр, но при этой картине на его лбу выступили капли холодного пота. Все ведь было так хорошо задумано, так тонко подстроено, и вдруг умереть в тот самый момент, когда хитро сплетенный план готов увенчаться успехом, и умереть именно жертвой этого самого плана!
Гиз встал, а затем, сделав несколько нервных шагов по комнате и подойдя к окну, принялся мрачно глядеть на двор. Король только что уехал, но на дворе все еще было довольно много монахов, проникших сюда с целью сбора подаяний, в которых, как они верно рассчитали, король не отказывал по случаю погребения брата.
Фигура одного из монахов, отличавшихся высоким ростом, привлекла внимание герцога. Он присмотрелся повнимательнее, вздрогнул и, с трудом подавляя радость, сказал Мовпену:
-Видно по всему, что мой смертный час близок. Надо бы мне исповедоваться. Там, на дворе, много монахов; прикажи послать ко мне одного из них!
-Ну что же,- ответил Мовпен,- предосторожность никогда не мешает! - и он вышел, тщательно заперев за собою дверь. Вскоре он вернулся в сопровождении высокого монаха.
XIV
Проводив монаха к герцогу Гизу, Мовпен вернулся к Крильону и д'Эпернону, которые совещались относительно видов на дальнейшее. При этом д'Эпернон, разумеется, высказывал разные тревожные опасения, а Крильон старался внушить ему бодрость.
-Конечно,- сказал он между прочим,- парижане боготворят герцога Гиза, но, знаете ли, почему?
-Потому что он силен, добр, великодушен...
-Нет, главным образом потому, что он отчаянно смел. Народ всегда побежит за смельчаком. Так вот, если король докажет народу, что и Валуа - не трусы, когда нужно, если мы выбросим народу голову герцога Гиза, Генрих III может возвратить себе свой авторитет.
-Да ведь король еще может передумать,- заметил д'Эпернон.
-Но король уехал, и если только не пришлет с дороги курьера с измененными инструкциями, чего я не думаю, так как во время религиозных процессий наш государь забывает обо всем... Ну-с, так вот теперь существует только одно средство для герцога Гиза удержать голову на плечах!
-А какое это средство?
-Пусть герцог напишет письмо герцогине Монпансье и предупредит ее, что при первой же попытке горожан к восстанию он будет обезглавлен.
Д'Эпернон радостно подошел поближе к Крильону и оживленно воскликнул:
-Значит, если он напишет такое письмо, то...
-То оно не будет передано по назначению,- договорил за него Крильон.- Король ведь, уезжая, категорически приказал:
"Ни под каким видом не позволяйте герцогу вступать в какие-либо сношения с сестрой!"
-И вы думаете, что парижане нападут на Лувр?
-Прежде чем король доберется до Сен-Дени. Конечно, если бы король успел вернуться до этого, то я мог бы поручиться, что с герцогом Гизом ничего не будет, так как наш король не бывает храбрым долее четырех часов подряд. Но раз король не успеет вернуться, значит, все будет сделано без него!
-А вдруг он все-таки передумает по дороге?
-Вот поэтому-то мы и должны поторопиться. При первом же выстреле, направленном против Лувра, я прикажу казнить Гиза. Потом пусть король себе сердится, если хочет...
-Но мы все попадем в немилость! - с тревогой заметил д'Эпернон.
-Полно! Король будет в восторге, что дело, о котором он давно втайне мечтает, сделано без него. А вас, господин д'Эпернон, он сделает маршалом Франции, так как вы защитите Лувр.
Д'Эпернон ничего не ответил на это. Он молча подошел к окну и стал смотреть из него. Вдруг он откинулся назад и вернулся к Крильону, говоря:
-Со всех сторон к Лувру стекается народ! Я вижу, как блестят дула мушкетов, слышу, как ропщет и волнуется народ...
-Ну что же! Пожалуйте на свой пост, господин командир швейцарского полка! Прикажите запереть все выходы и направить пушки!
В этот момент в дверь комнаты, где содержался герцог Гиз, раздался стук.
-Это монах,- сказал Крильон.- Откройте ему, Мовпен! Шут открыл дверь. Герцог стоял у окна, повернувшись спиной к двери: монах был у самого порога, он всхлипывал и прижимал платок к глазам. Затем он поклонился и медленно пошел по коридору.
-Послушайте-ка, батюшка,- крикнул ему вдогонку Мовпен,если вам так жалко герцога, то постарайтесь внушить черни, собирающейся под стенами Лувра, чтобы она мирно разошлась по домам!
Монах утвердительно кивнул головой и пошел за швейцарцем, которому Мовпен поручил вывести его за калитку.
Тем временем ропот толпы все усиливался, и все чаще из общего гула вырывались отдельные взбешенные голоса.
-Вот что, Мовпен,-- сказал Крильон,- я боюсь, что мы не успеем послать за Кабошем, и мне пришла в голову отличная мысль. При первом же выстреле из толпы вы возьмете один из пистолетов, войдете в комнату к герцогу и... размозжите ему голову!
-Вы приказываете мне это именем короля?
-Да, приказываю вам это именем короля!
-Ну, так это и будет сделано. Только одно меня смущает: ведь мы хотели бросить голову толпе. Как же мы отделим ее от туловища?
-Мы выбросим ее вместе с туловищем, только и всего решил Крильон.
Вдруг послышался звук выстрела, д'Эпернон быстро откинулся в сторону, просвистела, разбив окно, пуля и рикошетом ранила швейцарца в ногу.
-Ступайте! - приказал Крильон Мовпену. Шут взял пистолеты и бросился в комнату Гиза.
-Господа, обнажите головы и молитесь за упокой души его высочества герцога Гиза! - торжественно произнес герцог Крильон.
XV
Дня за два до этого происшествия герцог Гиз, проходя вечером по улицам Парижа, услыхал в одном из кабачков отчаянные вопли и ругань. Он заглянул в окно и увидел, что паяный солдат бьет смертным боем монаха. Правда, монах был довольно высокого роста и мог бы постоять за себя, но он был безоружен. Увидав это, Гиз вбежал в кабачок и выручил монаха, жестоко избив в свою очередь королевского солдата. Конечно, монах, назвавшийся о. Альфонсом, горячо благодарил герцога за защиту, назвал его истинным светочем и защитником веры и церкви и призвал на его главу благословение Божье.
Теперь, стоя у окна и думая о способах вернуть утраченную свободу, герцог Гиз внезапно увидал среди монахов, толпившихся на дворе, мощную фигуру о. Альфонса. Вот тогда-то ему и пришла в голову мысль потребовать себе исповедника. Он надеялся на свою обычную удачу - вдруг этим исповедником окажется действительно о. Альфонс? А если и нет, то не велика беда! Ведь имя герцога Гиза пользовалось достаточным обаянием и престижем в среде духовенства! Словом, он высказал Мовпену свое желание, и какова же была его радость, когда в вошедшем монахе он узнал действительно о. Альфонса!
