О существовании подобной одежды Феликсу было известно исключительно из книг, действие которых разворачивалось в конце XIX – начале ХХ века. Другими словами, речь шла о давно исчезнувшем из обихода артефакте из прошлого, однако увидев, во что одет блондин, Вербин мгновенно припомнил это сочетание – «дорожный костюм»: удобный, красивый, явно сшитый на заказ. Его дополняли сорочка, галстук и мягкие кожаные туфли. Блондин же по очереди оглядел кроссовки, джинсы и футболку Феликса… и тоже ничего не сказал. Зато наклонился к стюардессе и что-то прошептал ей на ухо, девушка рассмеялась, и Вербин понял, что она покорена и проблем с обслуживанием у попутчика не будет. Блондин же добродушно улыбнулся стюардессе, снял пиджак и отдал ей, видимо, повесить на «плечики», оставшись в жилете и сорочке. Ослабил узел галстука, уселся в крайнее, у прохода, кресло и повернулся к Феликсу.
И они долго, почти полминуты, смотрели друг на друга. Моргали, конечно, не дети всё-таки, но молчали. Затем Вербин поинтересовался:
– В «бизнесе» мест не хватило?
И услышал в ответ громкий, необычайно заразительный смех.
– Что меня выдало? – отсмеявшись, спросил блондин.
– Галстук очень красиво завязан.
– Научить этому узлу?
– Вы не похожи на человека, который сам себе завязывает галстуки, – заметил Вербин.
– А как иначе? – удивился в ответ попутчик. – Галстук – это не «что-то там на шее мешается», но главный элемент мужской индивидуальности – сейчас мы говорим об одежде, как вы понимаете. Галстук – это единственное, что нельзя дарить мужчине по праздникам, тем более – женщинам. Ну и… я не женат.
Как и большинство здоровенных, понимающих свою силу мужиков, блондин был добродушным, во всяком случае, хотел таким казаться. Лицо он имел располагающее, большие серые глаза смотрели приветливо, а густая, идеально подстриженная борода – на взгляд Феликса, длинновата, но в целом, нормально – добавляла шарма, а не казалась данью моде.
– Поверьте – я никогда не знакомлюсь с попутчиками. Но для вас сделаю исключение. – Он протянул руку. – Александр.
– Феликс, – ответил Вербин, отвечая на рукопожатие. Крепкое, но не нарочитое: блондину не требовалось доказывать окружающим свою мощь, и он всем пожимал руки с одинаковой силой. Ну, наверное, за исключением стариков, женщин и детей. – Очень приятно.
– Взаимно.
– Почему решили оказать мне честь?
– Вы наглый, – с улыбкой ответил Александр, глядя Вербину в глаза. Ответ ни в коем случае не был оскорблением: Феликс спросил – блондин ответил. Причём подразумевалось, что окажись Вербин обычным, вежливым, рука не была бы протянута.
– Может, дерзкий? – предложил свою версию Феликс.
– Нет, именно наглый, – покачал головой Александр. И на всякий случай добавил: – Но это не оскорбление.
– Я понял, – кивнул Вербин.
– Это у вас врождённое, нечто такое, чему вы не в состоянии противиться и не способны контролировать. Это здоровый признак столичного жителя, – продолжил блондин, не дожидаясь ответа. – Ма-асквич, да?
Александр намеренно подчеркнул в этом слове знаменитое московское «аканье».
– Коренной.
– То есть не прибыли из какого-нибудь имперского захолустья с прочей пеной перестройки?
– Живём в большой деревне, сколько себя помним, ещё прапрадед мой к колодцу на Ордынке бегал, – в тон собеседнику ответил Феликс и ехидно поинтересовался: – Хотите угадаю, откуда вы?
– Институт Отта, – с гордостью произнёс Александр. – Вам это о чём-то говорит?[3]
– Достойно, – кивнул Вербин. – Потом, конечно, физико-математический лицей? Двести тридцать девятый?
– Как вы догадались?
– По узлу галстука.
– Я ведь говорю – наглый. – На этот раз Александр не рассмеялся – захохотал. – Кажется, я рад, что мы познакомились.
– Я пока не знаю, но близок к тому, чтобы с вами согласиться, – улыбнулся в ответ Феликс. – В Иркутск по работе?
– Совмещаю приятное с полезным: предложили две командировки на выбор – Иркутск или Владивосток, я и вспомнил, что никогда не был на Байкале.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– А во Владивостоке?
– Тоже не был.
– Монетку бросали?
– Решил начать с того, что ближе. – Александр пожал могучими плечами и поинтересовался: – А вы?
– Только отпуск, – ответил Вербин. – Никаких командировок.
– В отпуск в одиночестве? Или догоняете друзей?
– Друзья в Иркутске, – уточнил Феликс. – Позвали посмотреть Байкал.
– Тоже впервые?
– Один раз выбирался. Давно.
– Вот и я впервые. – Александр по-прежнему не заморачивался с выслушиванием ответных реплик. – Честно говоря, я бы от этих командировок отболтался, всегда отбалтывался, но потом подумал: какого чёрта? Жить в России и не побывать на Байкале – глупо и в своём роде неприлично. Как там: «Славное море – привольный Байкал, славный корабль – омулёвая бочка». Помнишь классику? Ничего, что я на «ты»? Вот и славно. Омулёвая бочка, да… легендарная, если вдуматься, ёмкость. У меня друг периодически в Иркутск мотается, омуля привозит, ну, рыба как рыба, но я решил посмотреть, откуда она берётся и вообще, есть ли это озеро или название напитка полностью выдумано. Жаль, что в нём купаться холодно, но проверим. Я к холодной воде привычный, у нас, в Питере, тёплую воду даже летом не часто включают, Балтика, слышал? Ну, как, Балтика – Финский залив. Нет, я его люблю и всё такое, но, собака, холодный, конечно. Ты сам из Москвы? Ну, не расстраивайся. Так вот, Байкал, вроде, пресный, а в остальном такой же холодный, как залив. И сам Иркутск, конечно, город интересный: шаманы, декабристы, Колчака расстреляли… за один день посмотреть не успеешь. В общем, я решил порешать командировочные дела и задержаться. А ты надолго?
– На неделю, не меньше. А там – как пойдёт.
Феликс пока не знал, сколько времени ему понадобится, чтобы захотеть вернуться в Москву. Не испытывая при этом… острой боли. Потому что болеть его душа будет всегда.
– Хорошо, когда отпуск длинный и можно самому решать, что с ним делать, – прокомментировал его слова Александр.
– Ну… не то, чтобы…
– Или ты какой-то из творческих? Писатель там, или художник? И располагаешь своим временем?
– Разве плохо быть кем-то из творческих? – удивился Вербин.
– Наверное, нормально, я не пробовал, поэтому точно не знаю, – свободно ответил Александр. – Но пьёте вы много.
– Не я – они.
– Тогда хорошо. – Однако понять, что именно «хорошо», из ответа блондина не было никакой возможности. То ли то, что Феликс не оказался писателем или художником, то ли то, что много пьёт не он, а некие «они». – Я тоже как-то думал написать книгу, но потом понял, что народа ещё много в живых осталось, может возникнуть недопонимание: кто-то себя не найдёт, кто-то, наоборот – узнает, а оно мне надо? Ну, или, например, заявятся ребята из налоговой, там ведь не по всем делам срок давности истёк, и начнутся глупые расспросы: «Что это у вас, голубчик, на сто тридцать девятой странице приблизительно на восемь лет с конфискацией написано?» Вот и получается: что рассказать есть, амбиций полно, русский литературный вроде нормальный, а с книгой обождать придётся – пока народ перемрёт, да сроки истекут. Ну, я человек молодой, подожду…
– Послушайте, молодой человек, вы не могли бы вести себя потише? – попросил сидящий позади мужчина.
Увлёкшись разговором, Феликс и Александр не обратили внимания ни на руление, ни на взлёт, пережив которые, некоторые пассажиры решили вздремнуть и оказались весьма недовольны шумными соседями.
Услышав вопрос, Александр обернулся, обаятельно улыбнулся и ответил:
– Мог бы, но зачем?
Ответ прозвучал настолько спокойно и естественно, что сосед не уловил нахальный подтекст и объяснил:
– Люди пытаются спать.
– У нас ночной рейс, если вы не заметили, – добавил второй мужик.
– А вы правда спите в самолёте? – притворно изумился Александр.
– Да.
– Разумеется.
