Петя недолго возился с упаковкой – через четверть часа он уже ехал на извозчике по Вене, вез три картины. Как ни странно, о четвертой, замазанной картине он не сожалел.
Глава 5
Пейзаж
Наши дни. Подмосковье
30 мая
– Как же здесь красиво! Прямо пейзаж садись и пиши.
Шеф криминального управления полковник полиции Федор Матвеевич Гущин произнес это с чувством неподдельного восхищения.
Катя – Екатерина Петровская, криминальный обозреватель Пресс-центра ГУВД Московской области, – процентов на восемьдесят была с ним согласна.
Они стояли на берегу Истринского водохранилища. И темно-зеленая водная гладь расстилалась перед ними до горизонта. В сером жемчужном свете ненастного, но теплого утра – часы показывали половину шестого – воздух над водой пропитался капельками тумана. Но эта взвесь, эта морось лишь добавляла картине колдовского очарования. Слева темнел лес, подступавший почти к самой воде, и столетние ели отражались в водной глади словно пирамиды – зелень хвои сливалась с зеленью воды, сгущала тени.
Там, откуда Гущин и Катя созерцали расстилавшийся перед ними пейзаж, берег был пологий и топкий, заросший кустами. Справа открывался вид на луга – изумрудные, с дымкой пара, курившегося над травой. За дальней рощей виднелись крыши каких-то строений.
Вдалеке по воде плыла маленькая белая яхта под белым парусом. И Катя этому немало изумлялась, потому что над Истринским водохранилищем царил полный штиль. Но яхта скользила по воде, словно призрак. И было так тихо, так покойно, что даже синие мигалки полицейских машин, оставленных на берегу подальше от топкого заболоченного берега, крутились, сияли беззвучно и походили просто на синие огни, волшебно мерцающие сквозь хвою.
Всю эту подмосковную истринскую идиллию нарушало лишь одно обстоятельство: эксперты из ЭКУ, облаченные в защитные костюмы и высокие резиновые сапоги, тихо чертыхаясь, кружили, словно в танце, возле мертвого тела, вытащенного ими с великим бережением из воды на берег и теперь буквально утопающего в грязи и тине.
Эксперты подсовывали под раздувшийся труп брезент, чтобы отволочь его в мало-мальски сухое место чуть выше по пологому склону. Но грязь держала свою добычу цепкой хваткой. Эксперты по щиколотку увязали в тине, все это месиво чавкало у них под ногами, и труп выскальзывал, пачкался и приобретал еще более жуткий и отталкивающий вид, хотя и в воде во время обнаружения выглядел страшно.
Полковник Гущин с силой хлопнул себя ладонью по глянцевой лысине – убил спикировавшего комара. В отличие от Кати он тоже оделся в защитный комбинезон из синей болоньи, позаимствованный у экспертов. И сейчас выглядел в нем нелепо, словно толстый карапуз.
Катя оделась тепло, однако в спешке забыла самое главное – резиновые сапоги. Впрочем, их у нее и не было. Но кроссовки для прибрежной топи явно не годились. И поэтому она лишь терпеливо ждала, переминаясь с ноги на ногу, когда труп подтащат поближе, то есть повыше, уложат на траву, и можно будет к нему подойти, чтобы…
Нет, лучше этого не видеть. Катя достала из сумки бумажную салфетку и поднесла к губам и к носу.
Она себе все это как-то иначе представляла – честное слово! В тот момент, когда полковник Гущин сам лично ей позвонил по мобильному – а на дисплее как раз высветилось 4.15 (это в субботнее-то утро!) – и тоже явно спросонья хрипло прокаркал: просыпайся, одевайся. На Истре убийство. Ты мне там пригодишься.
И Катя сползла с постели, словно улитка, встала под горячий душ в ванной и нацепила на себя все теплое: джинсы, майку, толстое худи, стеганую жилеточку и плотную парку-ветровку с капюшоном. Как капуста – сорок одежек и все без застежек – зато не промокнешь под моросью дождливого утра. Она села в машину Гущина – он лично «подхватил» ее на Фрунзенской набережной, у ее дома, – угнездилась на заднем сиденье и снова впала в дрему. Такая рань, что вы хотите от меня…
И где они там ехали на эту Истру, по какой такой пустой автотрассе – по Новой Риге или еще где-то, куда поворачивали – все это ей было до лампочки.
А потом она увидела узкую новую дорогу, отличного качества, с подсветкой, проложенную сквозь хвойный бор, и дальше увидела забор, забор, забор, забор – сплошную стену, составленную из бетона и металлических прутьев, уводящую куда-то в неизведанную даль.
Тут совсем рассвело, и они подъехали к автоматическим воротам и низкому зданию с черепичной крышей. И Катя увидела еще много полицейских машин, а за воротами – охранников в униформе какого-то ЧОПа. После обстоятельных переговоров их впустили туда – на территорию. Караван полицейских машин, сияя мигалками, однако с выключенными сиренами, растянулся по дороге.
Катя спросила у Гущина:
– Федор Матвеевич, что это за место?
Гущин ответил:
– Это деревня Топь.
И тут Катя разом проснулась. Сон отлетел, словно по волшебству. Ибо кто в Подмосковье (а тем более в подмосковной полиции) не слыхал про деревню Топь, столь же знаменитую, как и деревня Грязь!
Однако, опять же, никаких деревень она по пути – а ехали весьма прилично – не увидела. Из строений узрела лишь одноэтажные, крытые черепицей здания – это оказались конюшни. В просторном загоне паслись лошади. Они провожали полицейские машины недоуменными взглядами.
Никаких людей в этот ранний час ни возле конюшен, ни на дороге. А потом они пересекли луга, и за лугами открылся вид на Истринское водохранилище.
У самого берега плавал вздувшийся труп. Его, как доложили Гущину сотрудники Истринского УВД, первыми прибывшие в Топь, обнаружила охрана, утром совершавшая объезд берега по воде на моторной лодке. Мощный винт лодки спровоцировал всплытие трупа со дна. И он, колтыхаясь и вращаясь, как юла, внезапно возник у самой кормы под испуганные возгласы охранников.
Те не бросили его, не растерялись, подцепили веслом и на тихом ходу, волоча за лодкой, отбуксировали к самому берегу. Однако вытаскивать на сушу сами не стали, позвонили в полицию.
И вот теперь над трупом деловито и хмуро склонялись эксперты в защитных костюмах.
Катя, еще когда издали, с берега, наблюдала за их работой, поняла, что труп – женский. Это было пока единственное, что можно определить – по одежде, мокрой, вымазанной грязью и тиной.
– Утопленница? – спросила она.
Гущин не ответил. Он хлопнул себя по щеке, убил очередного комара и, широко шагая, направился вниз по склону к экспертам.
– Она утонула, да? Несчастный случай? – вдогонку спросила Катя.
И тут же вспомнила: он же по телефону ей сказал – на Истре убийство.
Значит, он сразу понял, что труп криминальный.
Скользя подошвами кроссовок по мокрой траве, она спустилась вниз. В нос ударил запах тины и разложения.
На брезенте лежало распухшее тело женщины, к вздувшимся пальцам присосались пиявки. На лицо было страшно смотреть: белая кожа с синюшным оттенком, словно брюхо гнилой рыбы. Черты лица искажены дикой гримасой, рот приоткрыт, и между зубами….
Тут Катя не выдержала и на минуту отвернулась.
Не идиотничай! Соберись!
Она снова обернулась, но старалась глядеть лишь на туловище и ноги: розовая ветровка вся в черной грязи, такие же грязные джинсы. На правой ноге слипон – синий, на белой подошве, левая – босая, и к ступне тоже присосались пиявки.
– Давность невеликая, – констатировал Гущин, закуривая сигарету, чтобы перебить запах тины и тлена.
– Не более полутора суток, – уточнил эксперт, щупая рукой в резиновой перчатке кожу на тыльной стороне кисти жертвы. – Она в воде пробыла сутки плюс еще шесть-восемь часов, не больше, судя по состоянию тканей и степени их разрушения.
Другой эксперт в этот момент осторожно повернул голову трупа набок, и все они увидели то, что до этого момента было скрыто.
На шее, в распухших складках кожи, утопала туго затянутая петля.
До Кати не сразу дошло, что это цветной шелковый шарф, весь замазанный грязью и покрытый прилипшими водорослями.
– Задушена, – сказал Гущин.
– Да, ее задушили. Однако лишь вскрытие даст ответ, удушение или утопление стало причиной смерти.
– Воду в легких станете искать? – спросил Гущин. – Так ее там нет, голову даю на отсечение. Девчонку задушили и бросили в воду с целью сокрытия убийства. И ДНК вы теперь ни хрена не найдете, раз труп больше суток в воде болтался.
– Вы всегда спешите, Федор Матвеевич, – сухо возразил эксперт. – Предоставьте нам делать нашу работу и подождите заключения патологоанатома.
Гущин кивнул.
– Работайте, работайте. Я как услышал от истринских, что у нее эта дрянь на шее намотана, иллюзии утратил.
– Возможно, это ее собственный шарф, им и задушили. Мы его снимем в прозекторской, сейчас трогать не будем, – эксперт осматривал удавку на шее утопленницы.
– Сколько лет девчонке? – спросил Гущин.
Катя не понимала, отчего он так упорно повторяет «девчонка». По искаженному гримасой удушья и признаками разложения лицу возраст ну никак не определишь. Утопленнице могло быть и сорок лет, и тридцать, и…
