Алиса послушно отхлебнула. Потом еще и еще. Аквавит не был уж особенно жгучим, просто ей нужно было выиграть время, чтобы собраться с духом и сообщить ему то, что должна сообщить.
- Я не хочу его видеть, - безапелляционным тоном заявила Анфиса, провожая Алису в аэропорт, - я не против его встреч с сыном, напротив, я всецело «за». Но сама я видеть его не хочу. Я буду очень тебе благодарна, если организацию их встреч ты возьмешь на себя. Удачного полета.
С этими словами она крепко обняла сестру, чмокнула ее в щеку и удалилась, не оглядываясь, не дав Алисе уточнить один очень важный момент. Ася не хочет видеть Васю, потому что боится расчувствоваться и раскиснуть или потому что ненавидит его за несвоевременный побег?
Глядя на высокую и грациозную сестру, чья фигура еще маячила у самого выхода, Алиса поняла, что лоскуты ее порванного надвое мира еще очень и очень далеко друг от друга.
Глава вторая. 2010 год. Надо было все рассказать!
Косой солнечный луч упал на шелковую наволочку и игриво пощекотал правую ноздрю Нины Смоленской. Она чихнула и проснулась.
- Еще так рано, - простонала она и перевернулась на другой бок.
Просыпаться ранним утром для Нины было настоящей каторгой, и когда утром не было тренировок или репетиций, то она с удовольствием пользовалась моментом и валялась в постели до обеда.
Нина открыла один глаз и удостоверилась в том, что тело ее не обмануло: в постели она была одна. Павел так и не пришел.
- Черт! – выругалась она, приподнимаясь на локте и снова падая на подушку без сил, - я даже легла вчера вовремя, а все равно встать не могу!
Нина знала, что весь следующий час проведет в безуспешных попытках покинуть свое царское ложе, убранное тончайшим шелком цвета шампанского.
- Зря только стелила новые простыни! – разозлилась Нина. Павел не пришел, и ее планы, включающие поздний ужин и любовные утехи, пошли прахом.
Может, причиной тому была злость на вероломного любовника, или, может, Нина действительно выспалась, отойдя ко сну в положенный час, но возня с подъемом с кровати заняла у нее в три раза меньше времени, чем занимала обычно. Не нашарив на полу тапки, она прошлепала в ванную босиком.
- О! – воскликнула она, увидев свое отражение в зеркале и отметив, что выглядит отдохнувшей.
Освежив свой мозг контрастным душем и аккуратно собрав с себя влагу бамбуковым полотенцем, Нина вышла из ванной почти счастливая. Бросив тоскливый взгляд в сторону кухни, она решительной рукой сменила банный халат на шорты и майку, а комнатные тапки, которые нашлись в ванной – на беговые кроссовки за четыреста долларов.
Ее ждала сорокапятиминутная пробежка трусцой с ускорениями, потом упражнения на пресс, отжимания и скакалка – стандартная утренняя программа, после которой ее ждет обезжиренный творог, овсянка на воде и двести граммов куриной грудки, приготовленной на пару.
- Какое счастье, что у меня под боком есть стадион, - буркнула Нина, глядя через окно во двор. Отсюда отлично просматривались прорезиненные беговые дорожки и местами вытоптанный футбольный газон. Она знала, что как только она ступит на стадион, то остатки ее плохого настроения тут же улетучатся, вытесненные свежим воздухом и движением. Не устоят под натиском эндорфинов. Надо только выйти, не уснув нигде по дороге…
Нина вздохнула и решительно толкнула входную дверь. Выйдя, она повернула ключ в верхнем замке и аккуратно пометила его на верхнюю горизонтальную планку дверного косяка, предварительно убедившись, что за ней никто не наблюдает. Бегать с ключом было очень неудобно, а бросать квартиру незапертой Нина Смоленская не решалась.
Теплый августовский ветер нежно провел по ее лицу своей невидимой рукой. Нина сощурилась от яркого солнца и двинулась к стадиону. Там она, не мешкая, перешла на трусцовый бег, и уже после первого ускорения раздражения заметно поубавилось. После второго мир стал казаться привлекательным. Третье Нина делать не стала: побоялась утомиться. Сегодня столько работы!
На трибуне, на самом верху, появилась фигура. Нина не придала ее появлению особого значения: на этот стадион приходили тренироваться жители окрестных домов, но, в основном, по вечерам, оставляя утренние часы в полное Нинино распоряжение.
- Может, приходить еще раньше? – спросила она сама себя. Теперь, когда она была бодра и весела, те муки, что она претерпела, стаскивая себя с кровати, казались ей сущим пустяком.
Нина поднялась на носочки. Икроножная мышца болезненно напряглась, но она терпела: эта мышца была нужна ей тренированной, иначе можно попрощаться с каблуками.
Нина уже принялась за растяжку сидя, когда фигура бодро спустилась с трибуны и превратилась в мужчину со смутно знакомыми повадками.
- Где я его видела? – спросила она шепотом сама себя, наклоняясь к левой ноге и украдкой разглядывая пришельца. Пока она наклонялась к правой ноге, а он пробегал второй круг по треку, она успела его разглядеть: крепкий, невысокого роста, шапка прямых русых волос и широко расставленные, как у ленивца, глаза с тяжелыми веками без ресниц. Тяжелый взгляд, который Нина не забудет никогда в жизни. Потому что однажды, четыре года назад одним погожим летним вечером эти странные глаза смотрели на нее оскорбительно трезвым взглядом, в котором смешались самодовольство и брезгливость.
Нина резко подскочила с газона, едва не повредив мышцу. Ну, уж нет! Она, Нина Смоленская, не будет делить стадион с этим уродом! Она решительно зашагала к выходу и уже преодолела середину пути, когда услышала, как кто-то тихо и вкрадчиво зовет ее по имени.
- Нина.
Тошнота подкатила к ее горлу, и Нина невольно перешла на бег. Через несколько секунд она уже неслась во весь опор, поддавшись панике.
- Не смей! Не смей называть меня по имени! – бормотала она, нащупывая ключ и вставляя его в замочную скважину. Она влетела в квартиру, громко хлопнув дверью, и сделала то, чего не делала уже четыре года: заперла все четыре замка на своей бронированной двери, каждый – на максимальное количество оборотов. Но даже этого Нине показалось мало, и она кинулась к окнам. Она захлопывала одно за другим, опускала жалюзи и задергивала занавески. Она не замечала, как по ее щекам текут слезы.
- Четыре года прошло! – вдруг сказала она и бурно разрыдалась. Она сползла по стене, на которую оперлась в бессилии, и упала на пол, принявшись кататься по нему, содрогаясь в рыданиях и колотя кулаками паркет.
Вдруг она схватилась за горло: у нее перехватило дыхание. Снова приступ удушья!!! Потому что она всё видела, но никому ничего не сказала! Она во всем виновата! Что теперь будет? Что теперь будет? Что теперь будет?
Она выкрикнула последний вопрос вслух, и ее рыдания прекратились так же внезапно, как и начались. Нина приняла сидячее положение и вытерла лицо рукой, некстати вспомнив, что если трогать потное и неумытое после тренировки лицо грязными ладошками, то могут появиться прыщи.
Чему ее научили четыре года беспрерывной и интенсивной психотерапии, так это задавать правильные вопросы. Нинина истерика прекратилась так внезапно, потому что ее опьяненный адреналином разум по старой привычке вдруг задал тот самый, правильный вопрос.
- Что они от нас хотят?
Нина произнесла вопрос вслух, словно пробуя его на зуб.
- Что они от нас хотят?
Четыре года семеро высококвалифицированных и хорошо оплачиваемых психотерапевтов пытались излечить ее от этого липкого и душного чувства вины за ту августовскую ночь с помощью различных методик. И сработала только одна: «правильно задай себе вопрос».
- Чего они хотят от меня?
Через два часа Нина, совсем успокоившись (но, на всякий случай, проглотив четвертинку феназепама), сидела в кофейне на углу, на первом этаже своего дома. Перед ней стоял ее новенький «мак» – подарок Пашки на день рождения: надо было сделать кое-какие дела, но не хотелось оставаться дома в одиночестве. Нине казалось, что в любую секунду кто-то нежеланный и пугающий может позвонить в дверь, и ей не хотелось жаться к батарее маленьким испуганным комочком остаток дня. Самый простой выход – выйти к людям, затеряться в биомассе, заслониться человечками.
С монитора Нине подмигивала электронная почта: ей пришло одиннадцать новых писем, которые она никак не могла заставить себя прочитать. Нинина голова была занята лихорадочными размышлениями.
Рассказать Павлу? Он будет так зол!
Сказать Лавровичу? Алисе? Сказать Павлу, чтобы тот сказал Лавровичу или Алисе, и избежать неприятного разговора?
Нина была уверена: когда правильно задаешь вопрос, ответ находится сам собой. Кому из этих троих можно всерьез довериться? Кому из них можно доверить свою жизнь?
Через секунду – оп! Ответ нашелся сам собой, а руки сами потянулись к телефону и набрали номер.
- Привет, - дружелюбно пропела Нина, - не отвлекаю? Хорошо. Мне надо сегодня кое о чем с тобой переговорить. Да, это важно. Хорошо, не сегодня, на днях. Хотя бы на этой неделе. Выкрои, пожалуйста, для меня место в своем расписании!
