Хок не заметил, что его друг раздражен, увлекшись нахлынувшими мыслями, и продолжил свою лекцию по местному ландшафту.
— Этот небольшой атолл, — сказал Хок, игнорируя довольно прохладную реакцию своего слушателя, — называется «Шаровая молния» потому, что имеет маленькую отдушину на самой вершине. Из этого отверстия, когда его захлестывают сильные волны с запада, раздается такой рев, словно там обитают боги-громовержцы.
— Это просто восхитительно. Я не сомневаюсь, — сказал Конгрив, зевнув.
— А разве в этом можно усомниться?
— Ни в коем случае.
— Привет, Томми! — внезапно сказал Хок, обращаясь к молодому светловолосому парню, стоявшему на пристани. — Может, пробежишься и глянешь, не приехали ли наши новые друзья? Их узнать будет просто. Скверные костюмы, скверные галстуки. Как только заметишь что-нибудь странное, дай знать по рации.
— Есть, сэр! — отчеканил Томми Квик и пустился бегом вдоль пристани.
— Понимаешь, Эмброуз, — продолжил Хок свое повествование, — атолл изнутри абсолютно полый. Едва внутрь хлынет волна, воздух с силой выходит из узкой горловины и — бу-бух! Слышно будет на несколько миль вокруг.
— Поистине геологическое чудо. Ты не возражаешь, если я не стану подбрасывать в воздух кепку и танцевать на цыпочках от счастья?
— Нет, что ты, — ответил Хок, слишком увлеченный своим энтузиазмом, чтобы признать в словах спутника саркастический упрек. — Сегодня рано утром я заплывал внутрь. Выяснилось, что некоторые геоморфологические характеристики атолла делают его идеальным местом для проведения переговоров с парочкой торговцев оружием. Ты, я полагаю, прихватил с собой плавки? Мы с тобой и этими русскими совершим небольшую подводную прогулку.
— Торговцы оружием? Русские? Ты ведь, кажется, отчетливо говорил, что мы собираемся встречаться с агентами по недвижимости?
— Правда? Тогда, боюсь, придется признать, что планы несколько изменились за последнюю минуту, — сказал Хок, взбираясь по трапу. — Вернулись времена плаща и кинжала, старина. Соберись, Эмброуз, русские снова наступают!
Конгрив не слушал — он смотрел на плавные движения акулы, которая огромной тенью скользила в воде за бортом. Перегнувшись через леер, он заметил, что рыба кружила совсем рядом с катером. Плавать в море? Это имел в виду Хок? Конгрив считал все виды спорта, кроме гольфа, чистейшим варварством. Он печально вздохнул. Его представление о земном рае ограничивалось любимым саннингдейлским полем для гольфа близ Лондона. По крайней мере, там самыми страшными существами были угрюмые кадди[6], от которых чудовищно разило перегаром, да редкие бурундуки с расстройством желудка.
Каждое воскресное утро, несмотря на погоду, он ездил в Саннингдейл на игру в гольф двумя парами. За ним вот уже почти четверть века был первый мяч. К великой печали Эмброуза, он единственный из всей четверки не попадал в лунку с первого раза. Это стало каким-то наваждением, преследовавшим его всю жизнь. Он чертовски хотел хоть раз добиться в этом успеха, и…
— Это ковровая акула, Эмброуз, — крикнул Хок откуда-то сверху, нарушив его мысли. — Хватит глядеть на нее, перепугаешь несчастную тварь до смерти.
Конгрив поднял глаза. Хок уже стоял наверху, у трапа, рядом с Квиком.
— Так ты идешь? — спросил Хок. — Если верить Томми, у нас есть еще несколько минут до прибытия русских, чтобы прогуляться вдоль пристани.
Конгрив недовольно прорычал и, пыхтя, начал карабкаться наверх. Наконец он достиг цели и вот, стоя уже рядом с Хоком, пытался отдышаться.
Бухта и впрямь была небольшой. Рядом с пристанью стояли четыре дома на сваях, окрашенные в блестящие пастельные тона. У пристани, качаясь на волнах, были пришвартованы яркие лодки. Так много лазури, что невольно захватывало дух. Чересчур очаровательно.
Одним дождливым январским днем, примерно за месяц до этого, в клубе Хока в Лондоне состоялся продолжительный обед с обилием спиртного. Там Хок первый раз упомянул о том, что ему предстоит небольшой круиз по Карибскому морю, и предложил своему другу поучаствовать в нем.
Сначала Конгрив не знал, соглашаться или нет.
— Ну, не знаю, — сказал он тогда. — А на сколько запланирована эта поездка? Как выразился Холмс, «мое длительное отсутствие может привести к излишнему ликованию в преступном мире».
И, хотя Хок не дал никакого убедительного ответа, Конгрив все-таки согласился. В конце концов этот круиз означал побег от лондонской зимней слякоти, не говоря уж о его крохотной конторе Специальной службы в Вестминстере. Несколько недель солнца, прекрасных видов и даже хождения по магазинам — вот как была расписана поездка. Конгрив клюнул на это. Хождение по магазинам? Конгрив едва ли мог представить, что именно Хоку хотелось бы купить на этих Богом забытых окраинах Багам. Может быть, парочку островов? И тут выясняется, что Хок назначил встречу не агентам по недвижимости, а торговцам оружием.
Конгрив глянул на Хока, который внезапно застыл на месте, словно каменный.
— Я был в этой гавани раньше, Эмброуз, — сказал Хок, обводя местность внезапно помрачневшим взглядом. — Но это было давно. Я был тогда совсем мал. Едва ли лет семи. Правда, ничего больше об этом вспомнить не могу.
— Так поэтому ты выбрал для встречи именно этот остров?
— Не знаю, — ответил Хок. — Сюда меня привело задание, это несомненно. Тем не менее я чувствую, что моя судьба как-то связана с этими местами. Мне иногда снятся сны, что на этих островах… — Он не договорил и отвел глаза.
— Во всяком случае, я сохранил карту, — сказал он наконец. — Она была у меня с самого детства. Карту, которая ведет к каким-то сокровищам, спрятанным на одном из этих островов. Но, если честно, я не уверен, что эта карта заставляет меня чувствовать, что я на грани какого-то открытия.
— Вот как?
— Даже не знаю, что к чему, — сказал Хок, глядя на друга беспомощными глазами. — Я просто знаю, что карта может быть как-то связана со всем этим.
— Теряешься в догадках, иными словами, — Конгрив смотрел на него пристальным взглядом.
— Ну да, — сказал Алекс, глядя на какую-то воображаемую точку на горизонте. — Теряюсь.
Затем он словно отбросил в сторону все чувства, которые только что испытывал, и продолжил:
— Как бы то ни было, это место так же подходит для встречи с отъявленными негодяями, как и любое другое.
Конгрив рукой потрепал его плечо. Он ожидал этого момента. Вообще-то, даже опасался его.
Как и многие другие, Эмброуз знал ужасную историю об убийстве родителей Алекса. Конечно, не от Хока, который все эти годы не признавал этого факта. Эмброуз верил, что воспоминания о трагедии стерлись из памяти Хока. Но могло быть и так, что они скрылись глубоко в подсознании, чтобы потом выйти наружу.
В большом кожаном портфеле, который Эмброуз везде носил с собой, были некоторые материалы из отдела расследований. Материалы, о существовании которых было известно лишь Конгриву. Дело об убийстве родителей Хока, которое на протяжении трех десятилетий оставалось нераскрытым. Если бы не решительность и энтузиазм Конгрива, эти материалы так и догнивали бы в Скотланд-Ярде. В полутемном архиве, где нашли последний приют все дела, зашедшие в тупик.
Он никогда не решался говорить с Хоком на эту тему. Не решался потому, что не хотел расстраивать друга и будить в нем мрачные воспоминания. Но преступление, насколько было известно Конгриву, произошло где-то в этих водах. Может быть, у этого самого острова. Он лишь мог догадываться, что может заставить Алекса вспомнить о былом — один из этих видов или какой-то звук.
Странное выражение во взгляде Хока навело Эмброуза на раздумья: а что если Хок все-таки вспомнит рано или поздно о том, что случилось? Если все это вырвется на поверхность, как старый буй, оторвавшийся от сгнившей цепи, сдерживавшей его? И если это произойдет, что будет дальше?
На мгновение ему показалось, что Алекс хотел что-то добавить. Но он моргнул и улыбнулся, глядя на Эмброуза.
— Скажу тебе одну непреложную истину, Эмброуз Конгрив.
— Какую же?
— Все на этом свете свершается в мгновение ока. Не забывай об этом. Все.
3
Гомес, избитый и окровавленный, вышел из старой полутемной больницы, стены которой разваливались буквально на глазах. На уме у него были только две вещи — секс и убийство. Неважно, что будет первым.
По крайней мере, хоть дождь кончился. С широких, покрытых плиткой ступеней больницы Каликсто Гарсиа, залитых нещадными солнечными лучами, взвивался пар. Господи! Яркий свет заставлял его щуриться, пока он спускался по скользким ступеням в окруженный пальмами внутренний двор, который был заполнен старыми солдатами в креслах-каталках, только что выбравшимися на свежий воздух из помещения, где раньше располагался военный госпиталь. Снаружи было не так уж здорово, но гораздо лучше, чем внутри.
