отмахнулась я. — Уважила. Остановись теперь.
— Слушай, — уставилась на меня подруга немигающим взглядом.
— Что? — заволновалась я и на всякий случай осмотрелась вокруг.
— Романова!
— Я!
— Женись на мне, а?
Через секунду мы обе прыснули со смеху.
— Ой, Дашка… — смеялась я. — Ну, ты как скажешь — хоть стой, хоть падай.
— А что? — вытянула она ноги под столом. — Готовишь классно. Не пререкаешься, чисто всегда у вас. Я б за такую жену такой калым бы отвалила! Ой-ёй.
— Да хватит уже, — не могла перестать я смеяться. — Скажешь тоже…
— А я же растяпа, — опёрлась Даша спиной о стену. — Ничего не умею! Вон, только магазинные пельмени и могу сварить — и то не факт, что не развалятся…
— Хочешь, я научу тебя? — спросила я. — Это несложно.
— А давай, — кивнула Суворова. — В следующий раз, как будете что печь, зовите заранее.
— Договорились, — улыбнулась я. — А то бабуле тяжело уже. Мне одной скучно.
— Понятно, — перестала шутить Даша. — Сдаёт здоровье?
— Ну а как иначе? — я и сама мигом загрустила. Легко ли видеть, как увядает твой единственный близкий человек, не считая Даши. — Возраст берёт своё и не щадит никого.
— Главное, чтобы снова не понадобилось серьёзное лечение…
— Не напоминай, — вздрогнула я. — Я не переживу такого ещё раз и не вытяну просто. Надо к экзаменам готовиться, я не могу мыть полы до ночи!
— Дай бог, чтобы всё обошлось, — вздохнула Даша. — Искренне желаю твоей ба здоровья. Она у тебя классная! Я, когда к вам прихожу, всё время свою баб Соню вспоминаю — та такая же была: гостеприимная, готовила вкусно, чай всегда наливала. Как будто в детство возвращаюсь.
— Дай-то бог, — повторила я за ней, словно мантру, в которую сама горячо верила.
— Форму-то купили? — сменила тему Даша, и я осталась ей за это благодарна.
— А… Да, — ответила я. — Так жаль, что прошлогодняя мне уже не подошла — так неудачно я и подросла, и в бёдрах раздалась… И блузки на груди не застегнулись. Они в прошлом году уже еле сходились. Пришлось полностью всё менять: летняя форма — два комплекта, зимняя форма — два комплекта, и спортивная тоже…
— Ну да, — протянула Даша, окидывая меня придирчивым взглядом. — Ты изменилась. Сильно. Неудивительно, что старая форма не налезла.
— Угу, — горько кивнула я. — Пришлось раскошелиться на другую. Завтра пойду в новой с иголочки форме.
— Круто же, — сказала подруга. — И две косы?
— Да.
— И банты?
— Да! Белые.
— Ой, Катюха! — покачала она головой, снова окидывая меня цепким взглядом.
— Чего?
— Сведёшь с ума ваших вредных золотых парней.
— Ой, Даш! — рассмеялась я. — Ты о чём говоришь-то вообще? Они на меня никогда внимания не обращали даже.
— Но ты изменилась, Катя.
— И что?
— И то, — изогнула она одну бровь. — Поверь мне на слово — скоро из этих избалованных мажоров за тобой очередь выстроится, а ты ещё будешь выбирать среди них, с кем в кино пойти!
Вспомнила сразу о Диме. Ведь сегодня он как раз пригласил меня в кино и сделал мне кучу комплиментов… Но это видение сменилось другим — голубые глаза смотрят надменно, а я слышу очередные гадости в свой адрес.
— Да не будет такого, — отмахнулась я. — Это что-то из области фантастики. Да и не нужно мне. Ты ведь знаешь, Даш, как ко мне относятся одноклассники. Большая их часть.
Даша задумчиво побарабанила пальцами по столу.
— Ну да, ну да…
Потом перевела внимательный взгляд на меня.
— Не хочешь туда идти? — спросила она, несложно было догадаться об этом.
— Не хочу, — поджала я губы. — Но придётся.
— Ну, потерпишь ещё годик, — пыталась приободрить меня подруга. — Ты же так хотела в эту гимназию попасть и выдержала там год, не потеряв льготы.
Для моего места были важные условия, лишь соблюдая которые я не платила за него: примерное поведение, отличная учёба — не более двух четвёрок в четверти и за год, активное участие в жизни школы. И целый год я всё это, конечно, соблюдала, как бы мне ни было трудно — я просто не могла потерять это место. При нарушении условий меня бы просто перевели на платный контракт, а платить нам с бабулей нечем. Особенно тяжко стало, когда бабушка заболела и мучилась с давлением. Нужны были дорогие лекарства, питание, и я выбивалась из сил — днём грызла гранит науки, после обеда мыла полы в супермаркете, а ближе к ночи садилась за учебники…
— Потерплю, — ответила я уверенно. — Обязательно. Зря, что ли, это всё…
— Вот именно, — поддержала меня Суворова. — Главное, чтобы этот к тебе не вязался… Как его… Питерский. Придурок тот.
При звуке его имени я опустила ресницы. Смотреть в глаза подруге я не смогла бы. Она считает, что я не люблю говорить о нём, потому что он — тот, кто треплет мне нервы и не даёт спокойно вдохнуть больше других. И это, конечно же, стало причиной того, что беседы вести о нём я не желала — много чести! Но была и ещё одна — даже своей близкой подруге я не рассказала, какие чувства одолевают меня, когда я думаю о нём. Никто не знает, что я не могу не думать о нём. Ни одна живая душа… И никогда не узнает. Я унесу это с собой в могилу.
— Надеюсь, что за лето он поумнел, — ответила я, собравшись, подняла глаза на подругу и даже смогла улыбнуться.
— Этот дебил? — сморщилась Даша. — Сильно сомневаюсь. Горбатого ничего уже не исправит.
— А вдруг? — усмехнулась я. — Случилось чудо.
— И в сказки, диво дивное да чудо чудное я тоже больше не верю, — припечатала меня Суворова.
— Посмотрим, — вздохнула я, в глубине души на самом деле согласившись с ней. — Буду стараться поменьше попадаться ему на глаза.
— Это сложно будет, — хмыкнула она. — Учитывая, как он любит тебя.
Я взмахнула ресницами и ошалело уставилась на подругу.
