Даже не сразу дошло, что Дашка сказала последнюю фразу в переносном смысле, настолько она меня царапнула по больному…
— Что ты сказала?
— Ну, в смысле любит тебя. Мутузить, — добавила Даша. — Словесно то есть.
— А… В этом плане.
— Ну а в каком ещё? — с подозрением вгляделась в меня она.
— Никаком, конечно, — решила я закруглить неприятную и острую для меня тему. — Я просто нервничаю перед завтрашним днём и туплю немного.
— Да я сама нервничаю, — ответила Дарья. — Веришь, нет? Каждый раз как в первый раз.
— Верю, — улыбнулась я.
— Тогда давай по чайку — да пойду я.
— Давай.
Я поднялась из-за стола, чтобы поставить на газ старый чайник со свистком.
Роман
Отец приехал в отделение уже ночью. Я начал засыпать сидя, на полу камеры. Бешеные тётки ко мне больше не лезли, но продолжали бесить своим присутствием и тем, что без конца трепались даже ночью про всякую чушь.
В тишине отчетливо послышалось, как заскрипели петли старой тяжёлой двери, и возле поста оказался мой отец. Я сразу подобрался. И рад ему, и не рад одновременно — сейчас устроит мне жуткую головомойку… Впрочем, как обычно.
Папа переговорил о чём-то с полицейским, тоже дал ему свою визитку, а затем они оба пошли к камере. Капитан открыл дверь клетки.
— Питерский, на выход.
Я не стал заставлять его повторять и с облегчением вышел из камеры в тускло освещенное отделение.
— Заберите вещи, — указал он на коробку, в которой лежали мой телефон, ключи, жвачка, несколько купюр и мелочь. — Можете быть свободны. И больше не нарушайте!
Хмурый отец попрощался с капитаном и пошёл к выходу.
— Я думал, ты меня тут оставишь на ночь, — сказал я ему.
— Я был в Бангкоке. Забыл? Извини, заставить самолёт прилететь раньше только ради тебя я не мог.
— А… Точно. Забыл.
— А ты, кроме как о своих делах, ни о ком не помнишь, Ром.
Я лишь хмыкнул, но не стал развивать эту тему. Папа сейчас и так злой, того и гляди укусит за бочок.
— Знаешь, я оставил бы, — зыркнул на меня отец, доставая ключи от машины. — Только завтра начало учебного года. А так — тебе бы не помешало посидеть там и подумать о своём поведении, засранец.
— Па-а…
— Что «па»?!
— Ну ты не был молодым, что ли?
— Был, конечно. Но я в твоём возрасте не знал, что такое гулянки и деньги. Я пахал ночью, чтобы прокормить больную мать. В отличие от тебя, балбес. Вам всё лучшее хочешь дать, в итоге получается вот это… В машину садись.
Слушать его было неприятно, хотя он прав. Наверное. Он круче меня, конечно. Всегда и во всём. И лишь я один в этом мире ошибка природы. Я не тот, кем он бы гордился. А Архипа отец любит несмотря ни на что, а мой словно только и думает, что о своей безупречной репутации. Я понимаю, что служебное положение обязывает, но есть же вещи и важнее…
— Ты хочешь, чтобы я тоже пахал? — спросил я, когда мы уже выехали на ночную дорогу.
— Не передёргивай, — кинул он новый хмурый взгляд на меня. — Я тебе этого никогда не предлагал. Тебе надо учиться, у тебя есть такая возможность, да еще и учиться будешь в одном из лучших университетов. А ты, вместо того чтобы это ценить и стремиться к учёбе, творишь чёрт знает что!
Я поджал губы и промолчал. Безусловно, отец старается. Но старается для кого? Для себя. Потому что его сын не может учиться где попало — только в лучшем учебном заведении. И только на юриста, естественно. Профессия должна быть уважаемая и презентабельная, а мои пожелания никогда не учитывались. Игра на гитаре, подаренной ещё мамой, так и осталась лишь хобби. У нас в гараже есть небольшая база для любительской группы, отец сам позволил мне организовать там место для репетиций, даже не орет, когда мы участвуем в конкурсах и снимаем видосы, чтобы затем выгрузить их в Сеть. Ему приятно, что некоторые успехи у меня имелись, но папа сразу предупреждал о том, что это так и останется лишь хобби. Как и плавание, в бассейн я уже давно хожу только для поддержания формы.
— Иди, ужинай, и спать, — сказал отец, когда мы вошли в дом.
К нам вышла Наташа — невеста отца, которая уже несколько месяцев живёт с нами и бесит меня тем, что пытается со мной подружиться. А лучше бы просто не трогала — я бы к ней тогда гораздо теплее относился! И чего ей сейчас не спится в двенадцать ночи? Волнуется типа? Да мне её волнение как-то… Фиолетово. Закатил глаза, не удержался.
— Всё нормально? — спросила она.
— Да, — устало ответил отец. — Всё в порядке.
— Ром, тебя не обижали? — окинула она меня внимательным взглядом, словно ей действительно было до этого дело.
Спросила, будто я не в КПЗ полночи просидел, а с мальчиками в песочнице играл… Дура.
— Нет, — хмыкнул я.
— Слава богу, — сложила она свои маленькие ручки вместе. — А то я так переживала, когда папа сказал…
Ути-пути… Она переживала. Чуть не стошнило на дорогой персидский ковёр гостиной.
— Не стоит, — изогнул я одну бровь. — Я в порядке.
— Ладно.
— Поесть есть что-нибудь? — спросил отец, развязывая галстук. — Все разговоры давайте на завтра перенесём.
Его пиджак уже лежал на спинке дивана.
— Да, конечно, — кивнула Наташа. — Вы идите руки мыть, а я пока всё подогрею.
У нас есть прислуга, но Наташа так хочет угодить отцу, что готовит сама. А мне её стряпня как-то… Не заходит.
— На меня не грей, — сказал я ей, встретив её мигом ставший грустным взгляд. — Я спать хочу.
Жрать хочу как конь, но её еду есть не стану. Пока приму душ и спущусь позже, сделаю сам себе бутербродов. А они могут греть друг другу ужин сколько им нравится… Только без меня.
