Подобные переживания бывают не только в посмертном состоянии бардо: они постоянно сопутствуют нашей повседневной жизни. Когда бы мы ни погрузились в состояние единства с мирозданием — состояние, в котором все прекрасно, спокойно и полно любви, — всегда есть возможность вторжения какого-либо иного элемента, по существу тождественного видению пяти мирных божеств. Вы обнаруживаете, что можете полностью утратить всякую почву под ногами, лишиться этого чувства единения и даже чувства собственной личности и раствориться в предельно и всецело гармоничной ситуации, а именно — в опыте переживания лучезарности. Это состояние абсолютной умиротворенности крайне пугающе, и вполне может случиться так, что столь внезапный проблеск иного измерения, к которому неприменимо даже понятие единения, поколеблет вашу прежнюю веру.
Теперь рассмотрим опыт встречи с гневными божествами. Гневные божества — это другое выражение всей той же умиротворенности. Они олицетворяют качество безжалостности и неумолимости, не допускающее никаких обходных путей. Если вы приблизитесь к ним и попытаетесь изменить ситуацию, они отбросят вас назад. Такое постоянно случается с эмоциями в нашей обычной жизни. Почему-то ощущение единства, где все мирно, спокойно и гармонично, не способно вместить в себя и удержать окончательную истину, ибо при всяком неожиданном прорыве энергий в форме страсти, агрессии, или какого-либо конфликта, вы внезапно пробуждаетесь. Это и есть гневная сторона умиротворенности. Даже если вы целиком вовлечены в какую-либо спокойную и уютную для вас ситуацию, сфабрикованную вашим эго, актуальная реальность наготы ума и красочные проявления эмоций непременно вас разбудят, и быть может, весьма бесцеремонно, вторгшись в вашу жизнь как внезапное несчастье.
Разумеется, всегда остается возможность пренебречь этими напоминаниями и по-прежнему верить в некогда воспринятую вами прекрасную идею единства со вселенной. Поэтому представление о том, что вы оставляете тело, вступаете в лучезарность, затем пробуждаетесь, выходите из лучезарности и воспринимаете эти видения в третьем бардо, можно понимать символически: вы оказались в таком открытом пространстве, где нет даже тела, с которым можно было бы себя соотнести; в этом пространстве у вас не может даже возникнуть представления о единстве, ибо нет ни того, кто объединяется, ни того, с чем объединяются, ни того, посредством чего такое объединение могло бы произойти. Но в этом открытом пространстве возникают вспышки энергии, которую можно либо направить, либо дать ей куда-то уйти; именно так здесь определяется ум — как наивная и доверчивая энергия, которая может быть либо увлечена в иную ситуацию, либо направлена в нужное русло. Возможность освобождения в самбхогакайе — в мирах пяти татхагат — зависит от того, имеют ли место попытки постоянно продолжать ту же самую игру.
Одновременно с этими живыми и красочными переживаниями проигрываются также состояния шести сфер опыта бардо. Восприятие шести сфер и восприятие пяти татхагат — это одно состояние, но выражающееся, так сказать, в различных стилях. Воспринимающий видения пяти татхагат (точнее, такой ум, в котором они возникают) обладает потрясающей способностью сохранять связь между физическим телом и умом, причем делает это совершенно спонтанно. Между духовностью ума и духовностью тела нет разделения: они суть одно и не противостоят друг другу.
В тексте «Бардо Тхедол» говорится следующее: когда умерший в первый раз пробуждается от бессознательной погруженности в тело, имеет место опыт визуального переживания, ясного, детального и точного, но также ослепительного и поражающего своим блеском, словно мираж на весенней равнине. Кроме того, усопший слышит сильный грохот, подобный тысяче громовых раскатов. Ментальное его состояние характеризуется расслабленностью и отстраненностью, но в то же время ощущением интеллектуальной перегруженности, словно существует только голова без тела, огромная голова, парящая в пространстве. Поэтому актуальный опыт визуального переживания этого состояния бардо (опыт, который подготавливает умершего к восприятию видений пяти татхагат) ясен, внятен и ярок, но при этом неосязаем и нематериален, причем усопший еще не понимает, где он, собственно, находится. То же самое отмечается и в области слухового восприятия: оглушительные грохочущие звуки, будто сотрясается сама земля, но при этом сотрясаться явно нечему. Нечто подобное случается и в обычной жизни, хотя в бардо из-за отсутствия физического тела опыт этих переживаний отличается галлюцинаторной ясностью. В ситуациях нашей повседневной жизни столь ярких и живых миражей не бывает. Однако нам хорошо знакомо ощущение полной заброшенности и одиночества, когда мы начинаем осознавать, что отсутствует привычный фон, который мы привыкли воспринимать как эго. Внезапный проблеск такого понимания вызывает глубокое потрясение.
Первый день
В тексте «Бардо Тхедол» говорится следующее: по прошествии четырех дней бессознательного состояния и пробуждения в лучезарности умерший внезапно понимает, что он находится в бардо. И в этот самый момент сансарический опыт как бы выворачивается наизнанку: вместо тела и формы умерший воспринимает свет и различные образы, а вместо осязаемой ситуации формы — неосязаемое состояние качества.
Затем вспыхивает ослепительный свет — связующее звено между телом и мыслящим разумом. Хотя человек погружен в состояние лучезарности, какая-то часть разума все еще действует, причем исключительно четко и точно. Так психофизическое тело и мыслящий разум преображаются в пространство.
В первый день все вокруг окрашено в цвет пространства — синий, а видение, являющееся умершему, — будда Вайрочана. Согласно описаниям, у него нет ни передней, ни задней стороны: это всеохватное панорамное видение, не имеющее центральной точки отсчета. Поэтому на традиционных изображениях Вайрочана, сидящий в позе медитации, имеет четыре лица, обращенные на все четыре стороны света. Его цвет — белый, ибо восприятие такого рода не нуждается ни в каких других оттенках, кроме изначального белого цвета. Вайрочана держит колесо с восемью спицами, символизирующее выход за пределы понятий направления и времени. Символика Вайрочаны в целом передает идею децентрализованного панорамного видения: как центр, так и периферия находятся всюду. Это означает целостную открытость сознания — выход за пределы скандхи сознания.
Вместе с образом этого татхагаты возникает также видение сферы богов. Глубина синего света ужасает, ибо в ней нет центра, который мог бы удержать внимание умершего. А белый свет сферы богов подобен горящей во тьме лампе, и этот свет привлекает.
Переживания, присущие сфере богов, случаются и в нашей повседневной жизни. Всякий раз, когда мы погружены в какое-либо духовное состояние или переживаем высшее наслаждение, когда мы поглощены своим «я» и его проекциями, когда нас переполняет радость, существует также возможность прямо противоположного переживания, а именно: децентрализованного, всеохватного качества Вайрочаны. Последнее вызывает крайнее раздражение и ничуть не привлекает, ибо здесь нет места для потакания себе, нет никакой основы для получения удовольствия. Обладать панорамным видением — очень даже неплохо, но если воспринимать его некому, то, с точки зрения эго, это просто ужасно. Конфликт между сферой богов и Вайрочаной постоянно проявляется в нашей обычной жизни, и зачастую выбор остается за нами. Либо мы станем цепляться за централизованный источник духовного наслаждения, либо дадим себе войти в чистую открытость, лишенную центра.
Источник этого переживания — агрессия, ибо именно она удерживает нас и не дает увидеть Вайрочану. Агрессия — это нечто вполне определенное и основательное; когда мы целиком во власти гнева, мы ощетиниваемся, как дикобраз, стараясь защититься любой ценой. В таком состоянии нет места панорамному видению; у нас нет ни малейшего желания иметь четыре лица — нам и один-единственный глаз не очень-то нужен. Это в высшей степени централизованное и полностью интровертированное состояние. Вот почему гнев побуждает нас бежать от Вайрочаны — от качества неограниченного расширения.
Второй день
Как знак выхода за пределы элемента воды начинает проявляться белый свет, а на востоке, в сфере Совершенной Радости, возникает татхагата Ваджрасаттва, или Акшобхья.
Имя «Акшобхья» означает «непоколебимый», а Ваджрасаттва — «алмазное бытие» или «существо ваджры». Эти имена указывают на силу, стойкость и основательность. В мифологии индуизма ваджра — это величайшая драгоценность, молния, сокрушающая все прочие виды оружия и драгоценности, способная разрезать даже алмаз. Существует предание об отшельнике, который в течение нескольких столетий занимался медитацией на горе Меру. Когда он умер, кости его превратились в ваджру, а царь богов Индра узнал об этом и сделал себе из них оружие — перун о ста зубцах. У ваджры три свойства: ее нельзя использовать без надобности; она всегда выполняет свою функцию — уничтожает врагов; она всегда возвращается в руки своего владельца. Саму же ее уничтожить невозможно, ибо она прочнее всего на свете.
