— Не очень. Но все это существовало всегда, Босх и еще один… итальянец, очень странные картины.
— Босх был один. А теперь их много — футуризм, космизм, символизм, метареализм и еще много всяких «измов». Такой же всплеск, как в начале двадцатого века, в годы смуты и потрясений. Красиво, зрелищно и, главное, непонятно — открывает простор для умствований. Когда я был в галерее, приехала Майя Корфу.
— Красивая?
— Как тебе сказать… нет, пожалуй. Вернее, не знаю. Интересная, значительная, уверенная в себе женщина. Успешная. Кстати, ее картины продаются в интернет-абстракт-гэлэри «Витро», и цены на них весьма и весьма высоки. Нам с тобой они не по карману. Так что сходи и посмотри, пока не поздно.
— А как ты туда попал?
— Мне рассказала о выставке одна девушка, и я решил посмотреть, чтобы не отстать. А потом сразить ее глубокими суждениями. Вот пока тренируюсь на тебе. А тебе не приходило в голову, что модернизм в изобразительном искусстве интереснее, чем в литературе?
— Я как-то не думал об этом…
— Честной компании! — раздалось у них над головами, и капитан Астахов плюхнулся на свободное место рядом с друзьями. — О чем грустим?
— Федя сегодня был в художественной галерее, — сообщил Савелий.
— С какого перепугу?
— Там выставка Майи Корфу…
— Той самой? Что-нибудь нарыл? — спросил Коля.
— В каком смысле?
— В прямом. Ты же рванул туда из-за Алины Поляковой. Я говорил с дежурной, она работала пятнадцатого июля. Говорит, было столпотворение — журналисты, фотографы, художники… Девушку в белом платье и красном жакете она запомнила, та пробилась к художнице и попросила автограф. Корфу расписалась на буклете.
— Ты думаешь, что она… — спросил Савелий.
— Кто? — вопросом на вопрос ответил Коля.
— Художница!
— Художница как художница. Пить будем?
— Подожди, Коля! Я говорил с парнем из «Магнолии», он вспомнил, что девушка, похожая на Алину Полякову, была с мужчиной… — сказал Федор.
— В черных перчатках? — перебил его Коля. — Знаю, он уже сознался. Говорит, был тут один… очень подозрительный тип, вопросы задавал. И я, говорит, сразу все вспомнил. Я заскочил показать ему фотографии Поляковой, сделанные пятнадцатого июля ее подружкой. Она забыла о них, а потом вспомнила и позвонила.
— Полина?
— Полина Скорик. А ты что… уже отметился? — Коля ухмыльнулся. — Везде поспел? Слушай, а что ты им впариваешь? Какая легенда?
— Я честно сказал Полине, где работаю. Она поняла.
— И как она тебе?
— Славная девушка, очень переживает за подружку. Новости есть?
— Новости… Присматриваем за женихом, спрашиваем соседей, коллег по работе, кассирш и клиентов «Магнолии», которые могли быть там пятнадцатого в вечернюю смену. Пока ничего.
— А мужчина, который был с Алиной, в перчатках… высокий, в черном, что-то в нем странное.
— В смысле?
— Не знаю. Что-то было странное, раз сторож обратил на него внимание. Он и сам не знает. Но, говорит, было.
— Почему в перчатках? — взволнованно спросил Зотов. — Чтобы не оставлять отпечатков пальцев?
— Здравая мысль, Савелий. Я думаю, они могли уехать в машине Алины вдвоем. Через полчаса «Магнолия» закрывалась, и ее «Тойота» осталась бы на стоянке одна. Они заехали к ней домой, выгрузили продукты и… — стал рассуждать вслух Федор.
— Если он имел место, этот мужик, — перебил Коля. В голосе его слышался здоровый скепсис. — Свидетели — это дело такое, сам знаешь. Там сотни машин.
— Знаю. Но если был мужик, гипотетически, то они могли уехать вдвоем. Тут важен временной фактор — убрать с парковки красную «Тойоту» до одиннадцати. Мы знаем, что Алина вернулась домой, занесла продукты, а потом поехала куда-то… Не представляю, куда можно было отправиться на ночь глядя.
— Ты не представляешь, а я так даже очень, — буркнул Коля, вспомнив про Ирочку, которая часто приходила за полночь, и тогда он устраивал ей воспитательные беседы с холодным душем.
— Она могла выйти из дома не по своей воле, — заметил Федор.
— Она вышла из дома сама, — сказал Коля. — Собственными ногами. Занесла продукты и вышла.
— Откуда ты знаешь? — спросил удивленно Савелий.
— Спроси у Федора. Пусть великий детектив расскажет, откуда я знаю. — Коля хмыкнул и потянулся за бутылкой.
— Федя! — воззвал Савелий.
Алексеев не спешил отвечать. Вдруг спросил:
— Где она держала машину?
— На стоянке за два квартала от дома.
— Ты хочешь сказать, что она поставила машину на стоянку, а затем взяла ее снова? — спросил Федор.
— Ничего не понимаю! — воскликнул Савелий. — Коля!
— Ну… да. — Капитан был разочарован. — Она оставила «Тойоту» на стоянке в одиннадцать сорок две пятнадцатого июля, о чем есть запись в журнале, и взяла снова через тридцать восемь минут, то есть в двенадцать двадцать.
— Федя, как ты догадался? — спросил Савелий.
— Элементарно, — ответил тот небрежно. — Коля знает, что девушка вернулась домой и вышла еще раз, причем по своей воле. Ее не вынесли завернутой в одеяло, она вышла сама. Знать это капитан может лишь в том случае, Савелий, если у него есть свидетель. Дежурный со стоянки, например.
— То есть она вернулась домой, а потом ей могли позвонить и вызвать! — сообразил Савелий. — Или… нет! Она могла вернуться не одна, а с тем, в черных перчатках.
— Она вернулась одна, — сказал Федор. — Из свежей информации о стоянке ясно, что она вернулась домой одна.
— Почему?
— Давай смоделируем ситуацию, Савелий. Она вернулась с типом в перчатках. Гипотетически. Они занесли домой продукты. Он остался у нее, а она поехала ставить машину. Что было дальше?
— Ну… потом она вернулась в квартиру, — сказал Савелий.
— И что?
— Они могли поссориться, и она…
— …побежала за машиной, чтобы отвезти его домой? В таких случаях мужчина уходит сам. А она зачем-то снова взяла «Тойоту». То есть за эти тридцать восемь минут произошло нечто, Савелий, что заставило ее…
— Что?
— Ей могли позвонить, как ты предположил, и сказать, что… ну, например, беда с женихом, случилась авария, или с подружкой, да что угодно, чтобы выманить ее из дома.
— Но тогда она… — Савелий испуганно переводил взгляд с Федора на Колю. — Тогда получается, что она… что они ее?..
— В любом случае так получается, — сказал Федор. — Ладно, Савелий, ты успокойся, ничего пока не известно. Посмотрим. Коля начеку, в поиске, мы вот помогаем ему по мере сил.
Все замолчали. Коля был раздражен, Савелий испуган, Федор задумчив.
— Пить кто-нибудь сегодня будет? — заговорил наконец Астахов и потянулся за бутылкой. — Слушайте, а пожрать тут у них есть?
Они выпили, и Федор спросил:
— Фотографии с выставки у тебя с собой?
Глава 4. Богема
На фотографиях была Майя Корфу, мэр со свитой, люди с камерами и микрофонами, знакомые Федору Алексееву местные художники-соперники — Николай Башкирцев с женой Мариной, директором исторического музея, и Виталий Щанский. Первый — в черном костюме, с бабочкой, второй — расхристанный, в линялых джинсах, камуфляжной майке и потертой кожаной куртке.
Много оказалось фотографий с Алиной Поляковой, исчезнувшей невестой, и ни одной с Полиной Скорик. Алина, оживленная, улыбающаяся, на фоне картины с женихом и невестой; в центре зала; смотрящая в объектив, машущая рукой. Вот она рядом с Майей Корфу, что-то говорит, протягивая буклет… Художница чиркает автограф, на другой — улыбаясь, протягивает каталог обратно. Алина присела в реверансе. Белое платье, красный жакет.
На каждой фотографии обозначено время съемки. Выставка открылась в три, на самой ранней фотографии с Алиной время три сорок, на самой поздней — пять. Дежурная галереи Светлана сказала, что в пять все стали расходиться, потом художники увезли Майю Корфу ужинать. Галерея работает до пяти, но в тот день они закрылись почти в шесть. Купили три картины: одну бизнесмен Речицкий, фигура одиозная, скандалист, дуэлянт и бабник; две другие — исторический музей, причем, говорят, с хорошей скидкой — общеизвестно, что директор музея, прекрасная Марина Башкирцева, обладает жесткой деловой хваткой. Речицкий купил «Девочку». Купленные полотна будут висеть в галерее до закрытия выставки.
Федор изучал фотографии, стараясь не упустить ни одной детали. Хотя ему и самому было непонятно, что он пытается там рассмотреть.
Майя Корфу… В черном коротком платье, на шее полоска белого металла — колье… «Омега!» — вспомнил он. Плоские лодочки на низком каблуке… На правой руке — добрый десяток проволочных браслетов с мелкими подвесками — колокольчиками, бусинами, звездочками… Белый металл. Федор подумал, что мелкие украшения и тяга к деталям на полотне — ягоды одного поля.
