В самолете та самая бортпроводница подсела к ним и спросила: «А почему вы про Турцию спрашивали?».
«Да так, – ответили они, – спросили, и всё»…
«А билеты-то у вас правильно оформлены? – с милой улыбкой спросила стюардесса. – Позвольте посмотреть».
Круч поторопился показать свой документ– и официальный бланк немедленно исчез в кармашке форменной одежды бортпроводницы вместе с паспортом, в который был вложен…
На промежуточном аэродроме она вновь появилась перед ними – и не одна, а в сопровождении полицейского. Маленький, толстый, обливающийся потом краснолицый чин только и изрек: «Эти?». И в упор на парней уставился. А бортпроводница торжественно, будто давая клятву, говорит: «Да! И я не полечу, если в самолете будут эти двое!».
Такой формой публичного заявления она воспользовалась неслучайно. Оказалось, по законам ее авиакомпании пассажиры действительно должны покинуть самолет в случае, если стюардесса заявит, что не доверяет им. Решение, по Летному уставу, должен принимать командир корабля. Кого он выберет – угадайте с трех раз: двух чужих ему пассажиров или свою стюардессу?
Интересно, что бы он стал делать, если бы она выразила недоверие сразу всем пассажирам рейса?
«Пройдите со мной», – отдуваясь и обмахиваясь, сказал жирный полицейский. Наручники, правда, не надел. Так что два лжетеррориста запросто могли дать деру. Они, не сговариваясь, глянули друг на друга и ускорили шаг. Но вовремя вспомнили, что стюардесса забрала у Круча паспорт. Пришлось парням послушно отправляться за полицейским.
В отделении их начали расспрашивать: кто, откуда. Слова про Шоу не произвели никакого впечатления.
Тогда Найк – а он реальный любитель железной логики – спросил: «Если бы мы были настоящими террористами, то, как вы думаете, что находилось бы у нас в багаже?»
Это были напрасные слова.
Переглянувшись, двое полицейских, присутствовавших на допросе, ринулись на борт.
Досматривать задержанных пришла втиснутая в синюю форму дородная тетя. Она наугад вытаскивала вещички. «Это – что?» – громко спросила она у хозяина сумки, подняв над головой и встряхнув банку кофе. «Кокаин», – не моргнув глазом, ответил Круч.
Банку вскрыли, безжалостно распоров насквозь. Там, естественно, оказался коричневый порошок с запахом кофе. Что и соответствовало надписи на этикетке.
Вторая точно такая же банка оказалась заполнена, как потом гласили полицейские протоколы, «белым кристаллическим порошком, сладким на вкус». Это был сахар, по гастрольной традиции сложенный в банку из-под кофе…
Потом парней увезли на анализы: наркотики, алкоголь…
Самолет ждал, как и его пассажиры, которые слонялись по аэропорту в ожидании завершения досмотра «террористической группы»…
Наручники парням так и не надели. Однако и улететь своим самолетом им не светило… Тот самый второй пилот, подойдя к ним, сообщил доверительно: «Я ухожу отдыхать, так положено по уставу, но если вы попробуете полететь этим рейсом – ничего хорошего не ждите. От пассажиров, например…»
И только после вмешательства Лего, которому парни в конце концов позвонили, они были посажены в другой самолет, державший путь прямо туда, где их с нетерпением ждало Шоу.
Тем не менее, Найк, игравший главную роль, появиться на премьере не мог – рейс к сроку не успевал.
Перед офисом встала проблема: как перенести премьеру Шоу? Билеты были проданы под завязку. Сыграть главную роль мог только Круч: но и он находился в той самой нелепой переделке!
Виэра, которая ждала Шоу с таким нетерпением, больше других переживала этот злосчастный инцидент. Казалось, что особенного, вытерпеть еще один день – к тому же, переговоры, которые вел Лего, далеко не сразу увенчались успехом, не дай бог, вызволять своих подопечных ему пришлось бы на месте захвата лжетеррористов…
И вот почему-то она взяла на себя смелость выйти к столпившимся у входа зрителям, чтобы объявить им о переносе премьеры на один день. То ли соскучилась по публичности, то ли по привычке все объяснять – как когда-то объясняла своим читателям максимально убедительно все противоречия жизни. То ли понимала, что некому взять на себя этот труд.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С ней увязался Поль: юноша оказался не менее Виэры красноречив и эмоционален в доводах. Похоже, ему нравилось, что он может привлечь к своей персоне дополнительное внимание (или старался изо всех сил быть полезен Шоу, в котором только начал работать?). Понятно, что для руководителя инфраструктурного подразделения – а на нем были все бары, артистический буфет и персонал – это необязательное поручение. Однако Виэра не отказалась от его помощи. Всегда лучше, когда в работе участвуют двое разного пола…
Уговаривать людей поменять билеты и отказаться от планов получить положенную порцию развлечений именно сегодня оказалось нелегким делом. Самое трудное было объяснять причину: ведь правду говорить нельзя, а термин «по техническим причинам» не внушал людям доверие. Особо дотошные требовали вызвать руководство, некоторые отводили в сторону поочередно то Поля, то Виэру и пытались «вызнать правду» любой ценой. Таким Виэра сначала доверительно объясняла, что заболел исполнитель главной роли. «Травма?» – ужасались несостоявшиеся зрители. Стало понятно, что этот вариант тоже не подходит: могут поползти слухи, что Шоу опасно для жизни артистов и зрителей.
В конце концов, Виэра выбрала тактику неответа на вопрос. Вспомнила свой журналистский опыт: так всегда поступал один знакомый политик на пресс-конференциях. Не нравится вопрос – ну, он его и не замечает… И Виэра просто не замечала вопроса «почему», и как попугай твердила: пройдите в кассу, вы можете сдать свой билет или обменять его на любое другое число.
Проблемы были с теми, кто уже уезжал из города и мечтал увидеть разрекламированное зрелище именно сегодня. Что им можно было предложить? А главное, таких людей должно было быть как можно меньше – ведь каждый требовал возврата денег, а Шоу их еще не заработало.
Около тысячи человек, как потом подсчитали Виэра с Фанессой, прошло через нее. Каждый получал искреннюю улыбку и уверения, что случайность не отразится на его настроении и дальнейшей жизни. Потом, в течение тех месяцев, что Шоу находилось в городе, она встречала людей, которые с ней здоровались, как с родной… Ни лиц, ни имен она не запоминала, хотя направо и налево раздавала свои визитки и программки Шоу – хоть как-то пытаясь искупить свою вину перед ними.
И только потом, в офисе, она поняла: испытание не прошло для нее даром. Присев на кожаный диван, она почувствовала, что обессилена – будто отключилось силовое поле, которое держало ее в вертикальном положении и – в жизненном тонусе.
Лего внимательно смотрел на нее – раскинувшуюся на диване, как на кресте.
Он был рад, что кто-то избавил его от необходимости выполнения самой неблагодарной части работы. Он берег свое внутреннее равновесие – ему часто приходилось включать импульсы по гораздо более серьезным поводам.
По его ощущениям, отмена премьерного спектакля – плохое предзнаменование, и если бы он уже сейчас набрался отрицательной энергетики, она не дала бы ему двигаться дальше. А значит, затормозилось бы и Шоу. Кто-то его оберег… Эти двое – Виэра и Поль.
Он посмотрел на Поля: мальчишке было проще – с него как с гуся вода, похоже, ему негатив только на пользу: чистый взгляд голубых глазок, чистый воротничок рубашки, приглаженные и зачесанные за ушки черные волосы. Пусть считает, что прошел крещение. То ли еще будет – уж это Лего знал точно… Его опыт мог без труда достать из памяти такие фрагменты, которыми он даже с Виэрой не осмелился бы поделиться.
«А ведь она второй раз меня выручила, – уже более определенно подумал Лего, – спасла ситуацию». Ее убедительность помогла Шоу выйти из мутной воды отложенных ожиданий без особых потерь.
– Поехали в ресторан, – предложил он своим спасителям. – Возьмем вина, пива, виски, посидим – а?
Но герои вечера ответили ему молчанием.
У Виэры не было сил, чтобы куда-то двигаться. Тем более, пока было неясно, откроется ли Шоу завтра. Ни Найк, ни Круч еще не приехали. Но даже этим интересоваться не хотелось. Хотелось домой – в номер, пусть там холодная пустая постель и открытые полки шкафа, надоевший лэп-топ. Но там есть спасительное одиночество – то есть ограничение чужой воли…
