Магнетизм состоял из пятидесяти пар рук и ног, пятидесяти голов и душ. Они вступали между собой во взаимодействие, и этот новый организм умел втягивать в себя людей-зрителей. Пусть это называется Шоу – показ, но на самом деле этому пока не придумано название. Потому что это и не показ вовсе, а – участие. Не примитивный интерактив, а реальное вживание, энергетическая вработка в пространство спектакля, участие в его сотворении.
Со временем Виэра начала различать актеров, наблюдая за их пластикой, хотя все они работали в масках и по двое-трое должны были быть идентичны друг другу. Больше других ей нравился Деметр – кудрявый мускулистый грек, который в труппе был тоже с самого основания. За это время он нашел себя, вполне состоялся как артист, но никогда не осмеливался на главные роли. Обладая внешностью античного бога, он работал «нижним» – то есть на нем была вся ответственность за поддержку в каждом эпизоде. Молодой красавец был тих и уравновешен, и в данный момент переживал влюбленность в молоденькую балерину, куда более темпераментную, чем он.
Смотреть на влюбленного бога удивительно: в нем проснулась нежность и осторожность, еще более мягко он разговаривал с людьми, еще более надежным становился на манеже.
Смотреть на его белокурые волосы и могучие плечи доставляло отдельную радость. Виэра каждый раз ожидала его появления на поклон – чтоб понаблюдать, как вздрагивали его волосы в такт широкому шагу в прощальном шествии, как он взмахивал своей мощной рукой в приветствии зрителям.
Прощалка вообще была любимым номером: Виэра искренне радовалась каждому вышедшему на поклон артисту. Чемпионом по аплодисментам была Пю-Пю: очаровательная толстушка в последней сцене обнаруживала свои реальные, а не подстроенные формы, что особенно нравилось зрителям.
Пю-Пю была девушкой оригинальной во всех отношениях. Она была старше других, повидала разные площадки, и была способна не только играть роль раскомплексованной толстушки. В ней виделся большой потенциал настоящей комической актрисы, она явно выбрала Шоу для становления своей карьеры не случайно…
Удовольствие всем своим видом продолжал доставлять Виэре и Стэс – гимнаст, похожий на негатив балетного принца. Ей нравилась его пластика: чернокожие своей невероятной сексапильностью, иррационально выраженной в движениях корпуса, обладают особым магнетизмом. Она вскоре начала улавливать, когда наступают самые лучшие моменты его появления на манеже, и торопилась, оставив дела, застать эти несколько мгновений пластического волшебства.
Маски, в которых играли свои роли артисты, были препятствием к персональной славе каждого в отдельности. Виэра часто пыталась доказать Лего: им не хватает славы! они – звезды! и рано или поздно потребуют с тебя своих дивидендов. Это вовсе не великая плата за каторжный труд!
Но Лего был неумолим. Обожая каждого из артистов, он никому не давал выделяться, звезда была всего одна: само Шоу.
…Однажды вечером Виэре пришлось задержаться – требовалось разослать в несколько десятков адресов пресс-релизы. На самом деле, она любила одиночество – так было и в детстве. Самые счастливые минуты – когда дома никого не было. Ей всегда казалось, что если человек не может остаться один – он заболеет. Об этом, кстати, рассказывал ей один полярник, которому приходилось проводить на антарктической станции по полгода. Самое трудное – говорил он – пережить отсутствие возможности побыть одному, спрятаться от окружающих тебя всегда и всюду людей.
Составляя тексты, оформляя отправку, занимаясь переводом информации, Виэра не заметила, как стемнело. В стоящем по соседству шапито раздавались крики и металлические лязги: артисты часто тренировались по вечерам. Хотя представить, как им это удается после столь напряженного спектакля, было сложно. Правда, по вечерам тренировались не все, а только самые ответственные. Держать себя в хорошей форме необходимо было воздушным гимнастам Кручу и Найку, силовым акробатам Деметру и Ште, акробатам китайцам и многостаночнику Кину. Вот они и занимались до самой ночи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Делая перерывы в работе, Виэра выходила подышать свежим воздухом под ночное небо, в котором освещенной громадой царил шатер.
Заметив ее, в офис зашел Кин. Он стал в последнее время делать это часто – под предлогом выпить кофе, посмотреть журналы, поболтать. Становилось ясно, что он искал общения.
И вот впервые они оказались одни, то есть относительно одни – в офис мог в любой момент прийти кто-нибудь из его обитателей, да и товарищи-артисты находились рядом, они не уйдут с тренировки без Кина.
– У Вас случайно нет какого-нибудь фильма? А то вечером нечего делать, – спросил он.
– У меня нет особого выбора, – ответила Виэра, – вот недавно посмотрела какую-то лабуду, «Огарки» называется. Начало прошлого века… есть одна хорошая сцена… – она усмехнулась, вспомнив, что героиня фильма, директриса гимназии, пыталась бороться со своим влечением к своему ученику, гимназисту. – Тантрический секс можно сказать.
Достала диск из-под кипы бумаг … Кин взял его, повертел, прочитав выходные данные, и сказал: «Спасибо, верну…»
Ночь была темной, шум в шапито угас, артисты разошлись и разъехались, а Виэра всё стояла на пороге офиса, скованная привязанностью, которая еще не тяготила, но уже становилась проблемой…
Дома она представила себе, как Кин ставит диск с фильмом в плеер, ложится в кресло или на диван, расслабляя тело, уставшее после физических нагрузок, и смотрит то, что она недавно видела. Виэре всегда нравилось получать впечатления как бы чужими глазами. И она представила, как Кин дошел до того фрагмента, который особенно ей запомнился. Там девушки с аккуратно заплетенными косами в гимназических платьях и белых фартуках движутся в ритуальном действии под музыку Равеля и становятся объектом желания, даже не осознавая этого. А за их спиной встают мальчики в форменных гимназических куртках и накидывают им на глаза черные повязки… «Что он подумает обо мне?» – спросила себя Виэра.
И посмеялась над собой – фильм понравился ей, потому что вызвал воспоминания о странных отношениях с таким же, как Кин, юношей, который был безумно в нее влюблен – и не знал, как поступить со своим чувством. А она тогда, так же, как он, честно боролась с собой, осознавая разницу в возрасте и сопротивляясь непреодолимости влечения. Героиня фильма, директриса гимназии, в финале фильма заливала слезами письма своих учеников…
Может, женщинам надо меньше думать, в том числе и о будущем? Ей не хотелось ассоциаций – но так уж получилось. Теперь пусть Кин размышляет о том, что она имела в виду, передав ему этот фильм…
КИН
Офис постепенно превращался в место свиданий. Несмотря на тесноту, сюда начали заходить и подолгу засиживаться до и после репетиций многие из артистов. Обычно приходили Джузи, Найк, Стэс, всё чаще Кин. Они сидели часами, болтали с женской половиной офиса, рассказывали разные истории.
Артисты жили кучно и, кажется, привыкли к этому. В городе им сняли несколько апартаментов, одна из квартир была двухэтажной, там и расположилась большая часть труппы, в комнатах они жили по двое и по одному.
Звезды Шоу получали отдельную квартиру. Например, Кин. С таким именем ( Кин – Король!) он мог быть только тем, чем по сути, и являлся: главным героем. В Шоу у него было восемь ролей. Каждую он исполнял блестяще и, всякий раз находя в ней неожиданный поворот, вызывал потрясение своим мастерством и артистизмом.
Сказать, что он был красивым и сильным, – значит, ничего не сказать. Потому что по каким-нибудь гламурным стандартам он был, может, даже слегка курнос. Или излишне скуласт… и невысок …и недостаточно статен… Но этот, немного исподлобья, из-под черных бровей взгляд его темно-зеленых искрящих глаз, дерзких и лукавых одновременно, неподражаемая манера всерьез лепить всякую ерунду голосом превосходно воспитанного старшеклассника!..
Он был молод и ретив – как юный конь с подрагивающей тонкой кожей, нервной не беспокойно, но чувственно. Ему всё время надо было совершать дикие выходки. Впрочем, каждый раз у этих на первый взгляд сумасбродств был четкий и точный подтекст. И конечная цель. Какая?
