Потом услышала хорошо знакомое имя.
— Исландский банкир Оскар Гуннарссон, бывший председатель «Одинсбанка», убит в своем доме в Лондоне. Его застрелили.
Харпа замерла, горячая вода струилась по тарелке, которую она ополаскивала.
— Оскар Гуннарссон находился в Исландии под следствием в связи с предполагаемым мошенничеством в «Одинсбанке» до его национализации около года назад. Пока неясно, связано ли это убийство с предполагаемым мошенничеством.
Харпа бросилась к своему ноутбуку, чтобы найти дополнительные сведения. Ожидая, пока он загрузится, думала об этом харизматичном банкире, И о Габриэле Орне. Об убитом банкире. Еще одном убитом банкире.
Придет ли время, когда она не будет думать о Габриэле Орне?
Харпа открыла сайт Би-би-си. Там было еще несколько подробностей. Дом Гуннарссона находился в Кенсингтоне, в районе Онслоу-Гарденз. Примечательно, что Оскар купил его перед тем, как она закончила работу по двухгодичному контракту в Лондоне в две тысячи шестом году. Тогда он жил в Рейкьявике, но проводил много времени в Англии. Кто-то проник в дом накануне вечером и застрелил его. Подружка Оскара находилась тогда в доме, но не пострадала.
— Привет! — Со стуком открылась парадная дверь. — Харпа?
— Папа, я на кухне!
Сразу после того, как появился ее отец, послышался частый топот, в комнату вбежал Маркус и бросился к дедушке:
— Дедушка!
Эйнар Бьярнарсон прокрутил мальчика, будто перышко, смеясь при этом.
— Привет, Маркус! Как дела? Рад видеть своего старого дедушку?
— Афи, я смотрел «Город лентяев». Хочешь, пойдем посмотрим вместе?
— Минутку, Маркус, минутку.
Суровое, загрубелое лицо старого рыбака расплылось в улыбке. В те годы, когда Эйнар еще выводил свое видавшее виды суденышко в море, он был известен как один из самых строгих капитанов. Однако ни с внуком, ни с дочерью он не проявлял строгости.
Он развел руки для объятий. Харпа оторвалась наконец от компьютера и подошла к нему. Отец и дочь были одного роста, но он был широкогрудым, сильным, и, ощущая его большие плотные ладони на своей спине, она успокаивалась.
Эйнар всегда был нежен с Харпой, но никогда не обнимал ее так сильно, как в последние месяцы.
Он знал, что ей это нужно.
К своему удивлению, на этот раз, оказавшись в его надежных объятиях, она заплакала.
Эйнар отстранился и взглянул на нее.
— В чем дело? Что случилось?
— Убили председателя «Одинсбанка» Оскара Гуннарссона.
— Видимо, он получил по заслугам.
— Папа!
Харпа знала, что отец страстно ненавидит банкиров, особенно тех, кто уволил с работы его любимую дочь, но даже от него она не ожидала такой бессердечности.
— Извини, голубка, ты знала его?
— Очень мало, — ответила Харпа.
Эйнар взглянул на нее: его голубые глаза смотрели ей прямо в душу. «Он знает, что я лгу, — подумала в панике Харпа. — Как знал, что лгу во время разговора с полицейскими о Габриэле Орне».
И, почувствовав, что краснеет, она отступила на шаг, рухнула на кухонный стул и зарыдала.
Эйнар налил обоим по чашке кофе и сел напротив нее.
— Хочешь поговорить об этом?
Харпа покачала головой. С трудом перестала плакать. Отец ждал.
— Как улов? — спросила она.
Харпа имела в виду ужение на муху. Эйнар перестал выходить в море за сельдью на своей «Хельге» пятнадцать лет назад, после того как во время шторма его швырнуло на лебедку, в результате чего он получил тяжелую травму колена. Он провел несколько лет, приводя судно в порядок, потом продал его и свою квоту за сотни миллионов крон. С тех пор вел жизнь вполне состоятельного рыбака на покое, пока не послушал свою дочь.
Сперва Эйнар положил деньги на счета в «Одинсбанк» под высокий процент, и это позволяло ему жить в достатке. Но кто-то из его приятелей умудрялся заколачивать весьма высокую прибыль, спекулируя валютой или вкладывая деньги в процветающий исландский рынок акций. Он попросил совета у работающей в банке дочери, сведущей, как он полагал, в этих делах.
Дочь посоветовала ему не связываться со спекуляцией валютой и не вкладывать деньги в новые акции на бирже. Но банковские акции она посчитала достаточно надежными и рекомендовала ему «Одинсбанк». Он имел репутацию самого продвинутого из всех банков Исландии.
И Эйнар вложил все свои сбережения в акции «Одинсбанка». Когда же правительство национализировало банки прошлой осенью, они почти полностью потеряли свою цену.
Харпа удивлялась, как он еще мог ездить на рыбалку.
— Поймал я мало. И почти все время шел дождь. Но в выходные поеду снова. Может, больше повезет. — Он обнял Харпу. — Уверена, что не хочешь ничего мне сказать?
Харпа на секунду задумалась. Может, рассказать ему все? Он безоговорочно любит ее, так ведь? Он будет на ее стороне, что бы она ни сделала. Разве не так?
Но то, что она совершила, было ужасно. Необратимо. Она не простила себя и никогда не простит. Отец добропорядочный человек. Как он сможет простить ее?
А если узнает все и не простит, это будет невыносимо.
Поэтому Харпа покачала головой:
— Нет, папа. Ничего.
Глава четвертая
Октябрь 1934 года
Бенедикт придумал замечательную игру.
Он только что дочитал «Сагу о народе Эйри» и узнал из нее о существовании клана Бьярн на другой стороне полуострова Снейфеллс, отделенного горами от Храуна и Бьярнархёфна. Предводитель его, родом из Брейдавика, совершил путешествие к некоей земле, находящейся далеко за морями. Как предполагал Бенедикт, это была Америка. И Бьярн стал также вождем среди местных жителей. А что, если Халлгримур и Бенедикт попытаются открыть Америку?
Халлгримур решил, что с ними должны отправиться берсерки. Они могли бы сражаться со скрелингами, так викинги называли исконных обитателей нового континента. Бенедикт согласился.
Они понимали, что это будет долгая экспедиция. Халлгримур предложил отправиться к озеру Свине, образованному застывшей лавой в нескольких километрах к югу от их фермы. Мать Бенедикта была довольна тем, что сын надолго уходит играть, но мать Халлгримура была гораздо строже. И ему надо было выждать момент, когда отец уедет на весь день в Стиккисхольмюр, ближайший городок, а мать отправится на соседний хутор навестить родственницу.
Мальчики шли по полю застывшей лавы медленно, с трудом, стараясь оставаться незамеченными. Хотя светило солнце, было холодно, так как с северо-востока дул сильный ветер. В горах к югу неделю назад уже выпал снег, и на вершине холма Бьярнархёфн мела настоящая вьюга. Они остановились и какое-то время смотрели на автомобиль, спускавшийся с Керлингинского перевала на шоссе, идущее из Боргарнеса в Стиккисхольмюр. Было слышно ржание испуганной лошади.
— Это «бьюик», — с видом знатока заметил Бенедикт. Он разбирался в машинах — во всяком случае, так утверждал. Халлгримур имел самое смутное представление об этом. Ему каждая машина казалась «бьюиком».
Пара гагар пролетела низко над ними к серебристо-зеленым ивам у ручья в Бьярнархёфне.
Они пошли дальше. Бенедикт, так же как и Халлгримур, уже чувствовал усталость. Может, в этой игре мало чего хорошего. Однако викинги, открывшие Америку, сталкивались с гораздо худшими условиями. А Халлгримур был берсерком. Он просто не мог отступить.
— Халли, пошли обратно!
— Бенни, не ной.
— Но я устал!
Халлгримур вздохнул.
— Ладно. Отдохнем несколько минут. Но мы все-таки должны добраться до Америки!
Они нашли укромную впадину и сели. Лава защищала их от ветра, солнце пригревало щеки. Халлгримур поднял взгляд на причудливые очертания Керлингинского перевала. Он знал, что отсюда, если очень напрячь зрение и воображение, можно разглядеть силуэт Керлингинской ведьмы, громадной женщины, бредущей с мешком за плечами, полным непослушными детьми из Стиккисхольмюра. Не успела ведьма вернуться в свою пещеру, как ее осветило восходящее солнце, и она навеки застыла там, на самом верху перевала.
Халлгримуру очень хотелось знать, сколь велики у берсерка шансы на то, чтобы одолеть ведьму в честном бою. Ясное дело, это было бы нелегко. Хотя, может, вдвоем они смогли бы.
Он повернулся к Бенедикту, чтобы спросить его, и тут услышал сердитые голоса приближавшихся к ним людей.
— Как думаешь, его когда-нибудь найдут?
Он сразу распознал голос матери, она плакала.
— Черта с два. — Это был его отец. — Он лежит на дне озера и навсегда останется там. Его съедят рыбы. И поделом ему.
— Ты ужасный, отвратительный человек! Я не пойду обратно с тобой!
— Хочешь отправиться к нему, шлюха? Ну как, хочешь?
Халлгримур услышал всхлипы матери.
— Я так и думал. Лошадь я оставил у дороги. Ну, идем!
Они были уже совсем близко. Халлгримур и Бенедикт не могли рискнуть показаться им на глаза. Халлгримур мог только догадываться, как разозлятся родители, если увидят его. Мальчики прижались к земле, уткнувшись лицами в мох. Халлгримур поднял голову, лишь когда удостоверился в том, что родители ушли далеко.
