– Чем занимаетесь?
– Я? Психоаналитик. У меня офис на холме.
Фальшивый режиссер настоящих фильмов не снимает, а фальшивый психоаналитик может заработать настоящие деньги. Наверное, добрые силы хотят, чтобы я стал фальшивым психоаналитиком и заработал настоящие деньги, чтобы снова стать фальшивым режиссером. Ведь чтобы быть фальшивым режиссером, нужны настоящие деньги.
55
Стать психоаналитиком просто. Достаточно снять офис на холме и дать объявление в газете. Я дал объявление в газету, в ту самую, что прибилась к моим ногам.
«СЕАНС У ПСИХОАНАЛИТИКА. БЕСПЛАТНО».
«БЕСПЛАТНО» выделил жирным шрифтом, чтобы бросалось в глаза.
Короче, я скопировал объявление малолетки, только ярче. Зачем изобретать велосипед? Все давным-давно изобретено. Добрые силы дали пинка, а мне осталось быть послушным.
56
Город большой. На семи холмах. Так говорят – город на семи холмах. Так прописано во всех рекламных проспектах для туристов.
«ГОРОД НА СЕМИ ХОЛМАХ!»
Число семь считается счастливым и привлекательным для людей, поэтому холмов семь, а не пять или восемь. Три средних холма занимает центр города. Старинные дома, похожие на дворцы. Высокие потолки, толстые стены, закругленные окна до самого фундамента. Памятники архитектуры и просто памятники. Магазины, кафе, рестораны. Здесь гуляет народ. Расслабляется, покупает, продает. Много красивых женщин. Мужчины тоже пытаются выглядеть красиво, но у женщин получается лучше. Один из центральных холмов пометил малолетка. Осталось два. На одном больница. На другом – университет. Возле университета ботанический сад, где гуляют онанисты. Остальные четыре холма не пригодны для офиса. Два крайних – промзона. Там дымят заводские трубы. Издалека и в плохую погоду холмы с дымящими трубами похожи на вулканы. Вершину шестого холма занимает стадион. Вокруг стадиона жилые дома. Панельные и блочные многоэтажки. В них жарко летом и холодно зимой. Седьмой холм – тюрьма.
57
Все, что у меня было, – это газета. Она меня выручила один раз. Заставила двигаться и подсказала, где достать денег, чтобы выкупить жизнь. Газета оказалась золотой, на все случаи жизни. Нужен офис на холме – и вот, пожалуйста, рядом с рекламой психоаналитика нашел объявление «Сдается в аренду помещение под офис».
Я позвонил. Офис на вершине холма – то что нужно, но дорого. Без денег все дорого. Снова полистал и обнаружил объявление о продаже автомобиля, а чуть ниже, наискосок, – о покупке гаража.
«Это не простая газета, – твердил я себе, – не простая».
Я ничего не знал наверняка, строил догадки, поэтому все принимал на веру, а иначе как жить? Без веры ничего не бывает. Так сказали в церкви. Меня занесло туда после того, как побывал у малолетки. Я не случайно туда попал. По пути домой стояла церковь. Она там всегда стояла.
Я верил газете – ее подбросили добрые силы. Самые неожиданные сочетания могут принести пользу. Я соединил прямой чертой два объявления – о продаже машины и покупке гаража. Так они стали связаны между собой.
Объявления о продаже и покупке – денежные объявления. Покупка-продажа, где-то между ними должно быть бабло. Я не верил глазам. Случайно или нет, но прямо посреди черты, что связывала оба объявления, прямо между ними, красовалась нескромная реклама о выдаче беззалоговых кредитов.
Это было совершенное чудо. Или научный подход. Может быть, случайность. Так должно было случиться, и так случилось – это я называю случайностью.
58
Увлеченный совпадениями, я соединял и соединял, словно прокладывал маршрут по карте. Таких неожиданных сочетаний в газете было много. Теперь нужно было что-то с ними делать, чтобы они принесли пользу.
Между «арендой помещений» и «скупаем семена подсолнечника» обнаружилась реклама «Жалюзи, шторы, гардины, ролеты и козырьки».
Прямо под «жалюзи» – яркое и броское: «Кондиционеры – акция!!!»
Дальше, в самом углу, – маленькое незаметное объявление: «Военторг: магазин уцененных товаров, все для офиса и рыбалки».
Следующая страница порадовала рекламой «Табак со всего света, кофе и прочее: оптовые и розничные поставки».
Рядом желтое объявление службы такси «Чикаго-911».
Здесь же – «Открытие бара Капоне». Рекламу украсила графическая голова щекастого парнишки в шляпе и сигарой в зубах.
Дальше – реклама оружейного магазина «Шериф».
Между «Шерифом» и «баром Капоне» – «Студия полиграфии: наружная реклама, визитки, флайеры и каталоги».
В этой газете было все что нужно. Я не знал, какая во всем этом польза, но знал, что скоро узнаю. Я соединил все что мог, и в газете не осталось ни одного свободного объявления. Всем нашлась пара. Расчерченная линиями, она напоминала небо в решетках созвездий, каркасы мифических существ.
59
В тюрьме не видно звезд и созвездий. Ночью гулять не водят, а в решку светит мощный фонарь. Однажды ночью, лежа на наре, я думал о том, как хорошо сейчас во дворике для прогулок. Не видно решетки и замызганных серых стен.
Ночью все одного цвета и сливается в одно пятно. Только звезды светят ярко, как в планетарии. В планетарии лектор водила световой указкой по звездам на потолке, и я видел, что разбросанные как попало звезды соединяются линиями и получаются фигуры. Затем, на настоящем небе, папа показывал Большую Медведицу, Кассиопею и т. д. С тех пор звездное небо не звездное небо, а набор геометрических фигур.
60
Сразу с воли меня поместили в этапку. Камера на двадцать нар. Специальная хата для тех, кто заехал в тюрьму со свободы. Люди с остатками вольного воздуха, без тюремных воспоминаний и привычек. Утром я пил кофе в кафе, а в обед – чифирь по два глотка на брата из одной кружки, по круговой традиции.
Мне не хватало шампуня. Волосы быстро пачкались. В них моментально въелась тюремная грязь. Провонялся казенным домом, а одежда, растеряв вольный лоск, завяла, как цветы.
Все вокруг было надтреснутым и щербатым. Пахло тщетой и пердой минувших дней. Разбитые окна, вонючий дальняк, грязные стены, ржавые нары – такими они были всегда, новыми их никто не видел. Воздух спертый, а значит, мертвый. Комары не залетают, только мухи, но не мухи, что на говно садятся, а маленькие плодовые мушки дрозофилы, над которыми ученые ставят опыты, выводя мутагены.
Я думал о бациллах и лишний раз боялся дотронуться до поверхности. Повсюду сновали маленькие серые мышки, не больше наперстка. Такие же ручные, как большие белые лабораторные крысы. Заползали в штанину и выползали из рукава. Никто их не трогал. Подкармливали крошками пайкового хлеба и говорили, что они такие же, как мы.
61
Этапка была как мое настроение. Люди были некрасивыми и ассиметричными, как калеки. Для них я тоже был калекой с грязными волосами.
Волосами мучился очень сильно. Голова чесалась, жир капал за воротник, и спина потела. Голову брить не хотел. Свобода не полностью выветрилась из моих пазух, и расстаться с волосами было так же трудно, как смириться с тюрьмой. Пусть грязная, но прическа, а не зэковский череп с буграми и шрамами.
В хате было девять человек. Все разные, как в структуре классической пьесы. Я один имел со всеми что-то общее, будто меня расчленили на восемь частей и я стал общим знаменателем для всех восьми. Я представлял себя аккордом или мелодией из восьми нот. Видел со стороны свои разные стороны, будто хату наполнили кривыми зеркалами. Лишних не было, и одинаковых тоже. Я мог, если бы искренне поверил в это чудо, так и называть их: Псих, Дурак, Конченый, Наркоман, Гнида, Тихий, Громкий, Ублюдок.
После того как оказалось, что я нахожусь в своей голове, как матрешка в матрешке, а стены – это кости черепа, тюрьма перестала быть мрачным местом и превратилась в дурдом. Меня окружили люди, которые были частями меня, особенно когда засыпал и слышал их голоса сквозь сон. Они чутко реагировали на мое настроение, как ласточки на погоду, но считали себя полноценными людьми со своей волей и собственным мнением на то, что нравится и не нравится. Меня подмывало сказать им, что они всего лишь мои отражения, но я боялся, что они не поверят и начнут против меня войну. Я знал тайну и молчал, а они жили своей жизнью, а на самом деле – моей.
Это не фантазия. Все происходило не в выдуманном прошлом или неизвестном будущем, а в настоящем. Я успешно проверял. Ставил эксперименты и убеждался, что я – волшебник. Я грустил – и все грустили, а думали, что грустят от своих печалей. Мне хотелось знать, что их гложет. Оказалось, то же, что и меня. Я хотел на волю, и они хотели. Боялся будущего – они тоже. Все совпадало. Они рассказывали друг другу истории и жаловались на жизнь: «Не мы такие – жизнь такая», не подозревая, что разговаривают теми же фразами и словами, какими пользуюсь я. Мое настроение улучшалось – и они взбадривались, а думали, что от чифиря. Я задумчивый лежал, смотрел в грязное оконце – и все затихали, тихо перешептывались.
