«Ничего себе! — подумал Скиф. — Что же дальше будет?!»
Прорицатель большим пером, похожим на перо горного орла, быстро выровнял песок и вновь залопотал на тарабарском наречии. Его лицо озарилось вдохновением, он священнодействовал с полузакрытыми глазами. Вновь бросив костяшки и проведя по песку линии, он стал вешать:
— Эти линии заключают в себе источник того, что происходит ныне, это — власть, и она символизирует агрессивное мужское начало и воинственность. Власть эта груба и безжалостна, ибо основана на преклонении перед чистой идеей, ради воплощения которой не постоит ни перед жестокостью, ни перед коварством. Это — голый разум, отрицающий всякое чувство. Ты чувствуешь неправедность творимого тобой, но заглушаешь свой внутренний голос. Заклинаю тебя, не делай этого, ибо существуют дела более важные, чем все твои завоевательные планы, и есть, есть еще возможность вернуться на верную дорогу, не упусти ее!
Прорицатель, сверкая глазами, собрал костяшки, выровнял пером песок и рассыпал их вновь. Но на этот раз он стал проводить линии не пальцами, а тем же пером.
— В этих линиях заключается средство к исправлению создавшегося положения, это — средство отражения. Ты находишься на перепутье, и душа твоя блуждает в потемках, ибо за миром вещественным перед тобой приоткрывается иной мир — мир видений, тайн, мир высшего значения и высшего знания. Ты спрашиваешь себя, кто ты и зачем пришел в этот мир, и ищешь гармонии с самим собой и с высшими силами. Ты стоишь на самой грани познания и в нерешительности не знаешь, ступить ли дальше по пути неизреченного. Скажу тебе: слишком много пройдено, чтобы отступить, смело иди вглубь, невзирая на сгущающиеся вокруг тебя сумерки…
Прорицатель замолчал, закрыл глаза и долго сидел, не шевелясь. Наконец, он вышел из транса и вновь повторил все свои манипуляции: собрал кости, выровнял песок, метнул на песок кости и провел пером новые линии.
— И вот теперь я перехожу к настоящему. Эти линии откроют мне, чем поглощены душа твоя и разум ныне. Это — линии нежности и ожидания услад, они означают слияние мужского и женского начал, но также и любовь небесную: силу, двигающую мироздание, творческую энергию. И если тебе выпало подобное, спроси себя, не нарушил ли ты воли Всевышнего, не пытался ли совершить насилие над собой, заглушив в себе творческое, созидательное начало, и не жалеешь ли об этом? Подумай спокойно, к чему предназначила тебя природа: для слепого выполнения чужой и злой воли или для повиновения и служения той силе духа внутри тебя, что вложена в тебя свыше?..
Скиф вдыхал, жадно втягивал в себя заполнивший комнату горьковатый дымок от горящего опиума и неведомых трав и жалел, что нельзя закурить. Слова провидца, как ни странно, производили на него впечатление.
— Есть одна линия, — продолжал прорицатель, — которая скажет, что ты можешь сделать, чтобы изменить к лучшему течение событий твоей жизни, хотя изменить судьбу ты не в силах, и эта линия — красота. Ты нашел гармонию внутри себя и вокруг, ты хотел поделиться ею с окружающими, но увидел, что красота и соразмерность постигнутого тобой никому не нужны. Вода, добытая тобой в пустыне, бесцельно уходит в песок… Не печалься: ты уже встретил душу, которая всегда поймет и оценит тебя. Отдай ей то, что имеешь сам, ибо неотданное потеряно навеки…
И опять, проделав все необходимые манипуляции, предсказатель, побормотав на своем тарабарском языке минут пять, обратился к Скифу, пристально глядя ему в глаза немигающим взглядом:
— Сейчас я узнаю твое будущее!.. Вот эта линия расскажет мне о том, что ты имеешь, а вот эта линия — мысль. Она символизирует единство противоположного: жизни и смерти, дня и ночи, мужчины и женщины, огня и воды, Солнца и Луны — и олицетворяет ту часть разума, что скрыта в подсознании. Ты обладаешь большой внутренней силой. Но не забудь и о чувствах, они помогут тебе в момент, когда изменит разум. Что ждет тебя впереди? Преодоление себя. Твое путешествие в самом разгаре, ты свободен в своем выборе, и от тебя самого зависит, что ты выберешь: сон или бодрствование, белое или черное, победу или поражение. Положись на Всевышнего и сделай свой выбор, и да будут помыслы твои чисты, а желания благодатны!
«Так-так, — с иронией подумал Скиф. — Надеюсь, путешествие мое не закончится „грузом 200“…»
— Эта линия показывает, в чем твоя сила, это — линия мудрости. Однако для того, чтобы разобраться в себе, нужны время и уединение. Что может быть сильнее власти быстротекущего и всепоглощающего времени?
«Утешил, нечего сказать!» — улыбнулся про себя Скиф.
— А эта линия даст ответ на все вопросы, это — линия умеренности. Тебе предстоит перемена в судьбе, сосредоточься, соберись с мыслями, воспользуйся передышкой и подумай еще раз о том, что взять с собой из прошлого в будущее, а что забыть и оставить навсегда в прошлом как негодный хлам и бесполезную мишуру.
«Ясно, — подумал Скиф, — чем сердце успокоится…»
— А мне что ты можешь предсказать? — спросил Василек.
— Я вижу нить, натянутую до предела! — печально ответил предсказатель и упал без сознания. Только слабое дыхание свидетельствовало о том, что он жив, — так он был бледен.
Испуганная Ольга уже и не помышляла о том, чтобы узнать свою судьбу. Потрясенный словами предсказателя Василек молчал…
Они вернулись в военный городок, усталые от впечатлений. Ольга поначалу даже отказалась пойти с мужем на устраиваемую в честь ее приезда вечеринку. Игорю пришлось приложить немало усилий, чтобы уговорить ее не обижать людей. Ольге и самой стало стыдно за свой неожиданный каприз. Уже перед выходом она неожиданно спросила:
— Игорь, как ты думаешь, что мне предсказал бы этот страшный колдун?
— Что он мог тебе предсказать, — рассмеялся Скиф, — когда ты уже выбрала свою судьбу. Помнишь: «И в горе, и в радости…»
— «…пока смерть не разлучит нас!» — продолжила серьезно Ольга и так страстно поцеловала мужа, что они опоздали на вечеринку…
Рано утром Ольгу разбудил дежурный по штабу. Высказав свои сожаления, он сообщил, что ей необходимо прервать командировку и вылететь в Москву рейсом вне расписания. Разведка донесла, что Хабибулла, полный решимости отомстить за гибель своих людей и за своего брата, взятого в плен, в ближайшее время намерен послать душманов со «стингерами» сбить рейсовый самолет. Оставаться в городке и вообще в здешних краях опасно, так как бандиты, конечно же, затевают и что-то еще.
Ольга быстро собралась. Скиф при всем желании не мог проводить ее: он и так почти двое суток был выключен из военной жизни.
У автобуса солдаты провожали своих двух товарищей, демобилизованных чуть раньше остальных.
— Первый дембель пошел, — грустно отметил Скиф, обняв Ольгу.
— У тебя скоро отпуск, — напомнила Ольга. — Через пять месяцев. Мы все же отправимся в свадебное путешествие.
На ее глазах показались слезы. Неожиданно она спросила:
— А ты расплатился с колдуном?
Скиф озадаченно посмотрел на жену и нехотя ответил:
— Конечно.
— Много дал? — допытывалась Ольга.
— За колдовство нельзя заплатить много или мало — платят столько, сколько нужно.
Они поцеловались.
Проводив взглядом автобус, Скиф направился в штаб.
Жена офицера, прилетевшая с Ольгой одним рейсом, опять оказалась рядом с ней.
— Вы тоже уезжаете? — удивилась Ольга.
— Нет, — ответила женщина. — Мне в Ташкенте чемодан недогрузили с постельным бельем. Теперь вроде дослали. Еду получать. А сын со мной увязался. Не сидится ему на месте!
— Скучно одному! — солидно объяснил подросток. — Отец на дежурстве, а мне что прикажете делать? Баклуши бить?
— А в аэропорту веселее? — сердилась мать.
— А то? — удивился мальчик ее непонятливости. — Самолеты, вертолеты… То, что надо!
Сзади Ольги сидели оба демобилизованных солдата. Один из них рассказывал другому:
— Представь себе: открытое место, до реки метров сто. По обеим сторонам склоны гор с густыми зарослями. Там можно не двести, а тысячу человек спрятать. Проход — по узкой тропинке. Возле нее и засели снайперы и пулеметчик. Они должны были отсечь наш отход. План у них был простой: мы заходим туда, они отрезают нас и щелкают, как цыплят. Но мы туда не дошли. Сергей заметил снайпера, выстрелил, тот упал. Стрельба поднялась сумасшедшая! А дальше все было, как в страшном сне. Стреляли, бежали, точнее — пятились. Всех вытащили: десять мертвых и четырнадцать раненых. По дороге умер Колька. Наконец-то связались с начальством. Ничего хорошего: вертолеты ночью в ущелье не сядут, никто нас не найдет. Значит, надо самостоятельно карабкаться на вершины от греха подальше. Шли всю ночь. На плащ-палатках несли убитых и раненых. Под утро совсем очумели. Перед глазами вместо камней — разноцветные пятна. К полудню выбрались на вершину и повалились без сил. А командир ходит, словно железный, и бубнит: «Не спать! Занять оборону!» И первый подает пример. Еще день духи не давали сесть вертолетам.
